Страница 32 из 60
Иногда он брал рукой храбрости тяжелую, под силу лишь Рустаму, палицу и учился ею рассыпать, как град на землю, мозги из вражеских голов.
Иногда он извлекал рукой блестящий меч, из страха пред которым во время сбрасывания (вражеских) голов, закипает кровь в жилах свирепого льва и во время его сверкания (в бою) пред стремительностью его чоугана[329] головы врагов, как шар, катятся по полю (битвы). Он (меч) — яркий и пламеневидный на небесном теле своего блеска (имел) звезды Дамаска, которые казались пузырями на поверхности воды (или) уподоблялись каплям ночной росы на изумрудном листе лилии (или) рассыпавшемуся на земле жемчужному ожерелью[330].
Когда (Мухаммед-Муким-султан) освобождался от этих упражнений, его светозарное внимание обращалось к занятиям верховой ездой, охотой и ловлей зверей. (Тогда) он садился на (красивого), как луна, коня, быстрого, как молодой месяц, с подковами, (ступающими, как) солнце по свежей зелени небес, и слушал ухом величия следующее двустишие:
Его гнедой скакун сильным ветром галопа учил прошедшее время, а по возвращении постигал будущее.
Рукой счастья и удачи он (Муким-султан) брал быстролетного сокола с стальными когтями, (приготовлялся к охоте) подобно мужам войны, надевавшим бранные доспехи вражды, и отовсюду слышал голос, говоривший:
Быстрокрылой птицей он, как пламя, взвивался снизу ввысь и в полете становился товарищем ястребу.
Во время охоты он (сокол) пачкал кровью куропаток и фазана (свои) когти и клюв и с апогея атмосферы ниспровергал на эту дольнюю волю быстролетных птиц.
Словом, царевич мира (Мухаммед-Муким-хан) достиг полного совершенства в науках (практического значения) и таким образом он пребывал на месте (своего) высокого положения и славы (с устремлением) к развитию (своих) талантов.
О ВОЙНЕ УБЕЖИЩА НАЧАЛЬСТВОВАНИЯ И ОПОРЫ ЭМИИРОВ, МАХМУД-БИЙ АТАЛЫКА, С БАЯТ-КАРА ТУКСАБА И УБИЕНИИ ПОСЛЕДНЕГО РУКОЙ УПОМЯНУТОГО (МАХМУД-БИЙ АТАЛЫКА).
Когда отважный эмир (Махмуд-бий аталык), собрав свои войска, двинулся против Баят-кара.
Когда тот злополучный (Баят-кара туксаба) услышал эту весть (о выступлении против него Махмуд-бия), он вошел в крепость, которую называют Лагман[333], и засел в ней. Суровые храбрецы и ищущие войны витязи (Махмуд-бия) обложили эту крепость и отрезали все ходы и выходы для тех злонамеренных людей. В первый день (осады Баят-кара), выйдя из крепости с бандой мятежников, затеял сражение. С обеих сторон от пламени огнепышущих шашек стало гореть гумно жизни героев. В тот день войска опоры эмиров одержали победу и множество (неприятеля) низвергли с седел на землю. Потерпев поражение, мятежники с тысячью хитростей убрались в крепость. (Наконец), заключив (с Махмуд-бием) договор, Баят-кара дал такого рода обещание: “Через месяц я сам, повесив себе на шею шашку и саван[334], отправлюсь для целования порога его величества, местопребывания халифского достоинства”. Когда это обещание стало известно, тот храбрый в боях воин (Махмуд-бий аталык) прекратил военные действия и вернулся обратно.
Когда истек обещанный (Баят-кара туксаба) срок, опора эмиров послал к нему письмо, заключающее (такую милость): пусть он будет во всех отношениях спокоен, ибо его прошлые, поступки я прошу его величество, божественную тень, простить. А тот чернонутренний (человек), рассчитывая на твердость своей крепости, не исполнил своего обещания. Он разрушил сообщение с крепостью, осуществлявшееся деревянным мостом через крепостной ров, полный воды, и опять начал сопротивление[335]. Опора эмиров поручил героям овладеть крепостью[336]. Последняя же высилась подобно небесам, так что если бы согбенный старец, небо выпрямил свой стан и посмотрел бы на высоту зубцов и стен, то покрышка с золотой подушки солнца упала бы на землю. В тот день, (когда качались против этой крепости военные действия), много молодых людей достигло степени мученичества. Баят-кара, два раза поклявшись, прислал сказать следующее: “Теперь мне в сердце вместо лютой, Марсу подобной, вражды положили путь страх и ужас. Когда вы, отступив, уйдете в свою уважаемую резиденцию, то я прекращу неповиновение и буду (вам) служить”. Аталык сказал: “Это уже (имело место) в силу прежнего договора. Если он не соблюдет (и на этот раз) своего обещания и условия, то дело опять примет тот же самый оборот”. И, сказав это, (Махмуд-бий аталык) возвратился (в Балх). А тот злополучный Баят-кара туксаба) свел дружбу с Мир-Яр-беком, правителем Джузгуна[337], что был самой сильной крепостью Бадахшана, и захотел причинить вред районам убежища начальствования (Махмуд-бий аталыка).
328
Эльбрус — цепь гор, отделяющая южные берега Каспийского моря от Иранского нагорья.
329
Чоуган — палка, загнутая на одном конце в виде крюка, которой в игре в гуйбози (поло) каждый из всадников подхватывает и гонит по лугу шар.
330
Лучшие шашки на Востоке вырабатывались из так наз. дамасской стали разного вида (букетный Дамаск, струйчатый и т. п.), здесь эта метафора относится к рисунку такого клинка.
331
Здесь игра слов: жемчужина обозначается словом джаухар, которое вместе с тем означает и рисунок на блестящем клинке шашки, образуемый сплетением стальных проволок, из которых куется клинок. Смысл этой метафоры тот, что меч или шашка уносят человеческую жизнь одним взмахом клинка.
332
Т. е. всякой дичи, попавшей под убийственные крылья сокола, суждено попасть в загробный мир.
333
Лагман, по-видимому, лежал ближе к теперешнему Файзабаду, чем к Кундузу.
334
Это служило выражением полной покорности, когда являвшийся отдавал себя безоговорочно в руки победителя или своего сюзерена.
335
Так в ркп. ГБ за №№ 609 и 1531. В прочих списках (видимо, ошибочно): “он провел дорогу в крепость тем, что построил деревянный мост над водой крепостного рва и опять начал сопротивление”.
336
В ркп. №№ 609 — “опора эмиров, лично подойдя к подножию крепости, соизволил побудить молодых людей захватить ее”.
337
Джузгун — современный город Файзабад, находящийся почти в центре Бадахшана. О происхождении его позднейшего названия — Файзабад — см. Бурхан-уд-Дин-хан Кушкеки, Каттаган и Бадахшан, стр. 93 — 94, прим. 1.