Страница 15 из 17
2. Центр областей: его единство и пустота
Мой наблюдатель обнаруживает, что, хотя он еще не достиг центра, и маловероятно, что он туда прибудет, его путешествие, тем не менее, выявило тенденции, которые намекают на то, что находится в его конце. Во-первых, существует факт того, что на каждом следующем более низком уровне число единиц увеличивается, а их разнообразие уменьшается.
Две клетки моей печени во многом более схожи, чем два человека одной и той же профессии. Два моих атома углерода наверняка более похожи, чем любые две мои клетки, и подразумевается, что все электроны абсолютно одинаковы. Как бы то ни было, нет сомнений, что существует тенденция к все более возрастающей схожести между все более увеличивающимися по численности единицами[74]. Так как любые оставшиеся различия лишь требовали бы дальнейшего исследования[75], исходные единицы предположительно так похожи, что неразличимы даже для совершенного ученого. Но, в таком случае, что же останется, чтобы их разделять? Разве, согласно принципу идентичности неразличимого, они не одно единое целое[76]?
Субстанция – это одна из концепций, которую логические позитивисты отметают (и, как я считаю, правильно) как метафизическую чепуху. Как пишет г-н Айер, «Так уж получается, что в нашем языке мы не можем сослаться на чувственные свойства вещи, не вводя при этом слово или фразу, которые бы указывали на саму вещь, в противоположность тому, что может быть о ней сказано». И потому мы ошибочно начинаем думать о вещи как о «простой сущности», которую нельзя определить в плане тотальности ее внешностей. Язык, истина и логика – в этой книге также содержится подобная критика личности.
Подобный вывод поддерживается вторым фактом, подмеченным моим наблюдателем: на самом деле наиболее мелкие единицы являются далеко не мелкими. Достаточно просто указать на границы моего человеческого тела, или моей клетки, однако единицы физика отказываются быть подобным образом ограниченными. Они имеют всемирный масштаб, хотя их центр и находится здесь; считается, что каждый электрон – это организация электромагнитного напряжения через все пространство. Похоже, что мой наблюдатель, наконец, приближается к области, где пересекающиеся единицы, наконец, сливаются в одно однородное поле и множество, на пределе своей множественности, растворяется в едином.
Однако этот вопрос, наконец, подтверждается и разрешается тем наблюдателем, который уже находится у цели, в центре, и который на самом деле никогда его не покидал – это я. В качестве испытывающего переживания субъекта я являюсь не множеством, а одним. Миллионы жизней, которые во мне проживаются – одна жизнь. Миллионы миллионов миллионов отдельных молекул, атомов и электронов – миры в мирах непостижимой сложности – появляются в качестве простого факта: меня. В центре – единство. Но это не единство какого-то загадочного реального «я». Как раз и навсегда показал Юм[77], я могу до бесконечности искать в своем переживаемом опыте, так и не найдя то «я», которое этот опыт переживает. Здесь имеется в виду единство пустого вместилища и его содержимого. «Бог, который поистине меня знает, знает, что я есть ничто», говорит сэр Томас Браун[78]. Я являюсь свободным местом для мира, вместилищем, которое само нереально. Таким образом, вид вовне и вид вовнутрь сходятся в том, что в центре множество становится единым, а единое само по себе является ничем. «Вещь в себе является ничем»[79]. До сих пор наблюдатель, который смотрит на центр, и я, который смотрю из него, сходимся во взглядах. Чего он не видит, так это расширение – взрыв – этой точки. «Я становлюсь прозрачным глазным яблоком; я есть ничто; я вижу все».[80] Существует древняя персидская притча о соревновании между некоторыми греческими и китайскими художниками: тогда как китайцы рисовали изысканно, греки удовлетворялись тем, что только полировали выделенные им поверхности – до тех пор, пока они не стали отражать картины китайцев, а также и весь остальной мир[81]. Итак, следуя путем отрицания к «ничто», находящемуся в центре, они пришли ко всем вещам. «Просто отнимайте от полноты тел» (я вновь цитирую Брауна[82]), «или идите глубже внешней оболочки вещей, и вы обнаружите место обитания Ангелов… вездесущую сущность Бога».
У Обезьяны У Чэнъэня (в русском переводе называется Путешествие на Запад – прим. пер.) очень забавная, однако очень значительная развязка: свитки Трипитаки, прибыв, наконец, к Святой Горе Будды после десяти лет необычайно опасного путешествия за священными писаниями, оказываются чистыми листами. Смягчившись, Будда сказал, «На самом деле именно такие чистые листы и являются истинными писаниями. Но я понимаю, что жители Китая слишком глупы и невежественны, чтобы в это поверить, поэтому ничего не остается, кроме как дать им экземпляры, на которых что-то написано».
См. перевод (на английский – прим. пер.) Артура Уэйли стихотворения на стене монашеской кельи (около 828 г. н. э.): «Когда нет никаких Писаний, тогда Учение истинно» (170 китайских стихотворений, с. 159).
И, в конце концов, эту пустоту в центре вполне можно было предвидеть. У меня должно быть место, чтобы я мог быть собой или чтобы быть чем – либо. Я являюсь в высшей степени областным: отберите мое пространство, и вы меня упраздните. Центр моих областей – это то единственное место, где (т. к. у меня нет свободного пространства) меня вынуждают исчезнуть. Для меня уменьшиться – дело очень серьезное, «т. к. все может закончиться тем», сказала Алиса сама себе, «что я и вовсе погасну, как свеча». На самом деле этим бы все и закончилось, если бы в последнюю минуту роли не поменялись. Когда все потеряно, тогда все и спасено. Если на него посмотреть с другой стороны, то отсутствие пространства является также и всем пространством[83].
3. Центр и причинность
Центр – не просто теоретический предел для того воздействия, которое я оказываю на пространство. Сказать, что он необходим и что он действительно работает – не преуменьшение; на самом деле есть множество хороших причин, почему мой наблюдатель должен рассматривать его как свою цель – как саму мою суть. Две из этих причин касаются меня. Во-первых, в этом центре сходится все, что на меня воздействует. До меня нельзя добраться никаким другим способом: цепочка явлений, которая не приходит на эту конечную станцию, для меня не существует. Во-вторых, из этого центра я действую. Я бессилен напрямую вызывать движение в области моих клеток или молекул или «человечности»: возбуждение должно начинаться в центре и продвигаться через каждую область по очереди, развиваясь по мере продвижения.
Здесь, в центре, я действительно действую, и действительно воздействуют на меня[84]. Здесь я хозяин, здесь находится мое внутреннее уединенное убежище – остальное лишь пристройка. И я нахожусь дома: те, кто считает, что они застали меня на улице, странствующим по другим областям, ошибаются. Они видят мои тени, безграничные по численности и разнообразию проявления, но сами по себе слабые. Они видят внешности этой центральной реальности, которая, хотя и неизменна, вместе с тем является инициатором и объектом изменений; которая, хотя и единственная, тем не менее, порождает бесконечное множество; которая, хотя и является ничем, вместе с тем является источником и вместилищем всего.
74
Лейбниц считал, что не существует двух существ, которые были бы абсолютно одинаковыми и в которых невозможно было бы обнаружить внутреннее различие (Четвертое письмо к Кларку).
75
Как отмечает Мейерсон (Об объяснении в науках, с. 205), научные объяснения – это, в идеале, сведение различий к кажущимся различиям между лежащими в основе идентичностями.
76
См. Джеймс Уорд, Царство целей, от с. 195, о недосягаемой нижней границе множественности – о неопределенном бытии, еще не дифференцированном на отдельные единицы. См. Эддингтон, Расширяющаяся вселенная, II.б, об однородной среде в качестве основы физических явлений.
77
«Что касается меня, то когда я глубже всего вхожу в то, что я называю своим «я», я всегда натыкаюсь на то или иное ощущение – жары или холода, света или тени, любви или ненависти, боли или удовольствия. Я никогда не могу поймать себя без какого-либо ощущения и никогда не могу увидеть ничего, кроме этого ощущения». Трактат о человеческой природе, I. iv. б
78
Religio Medici, II. 4.
79
Эдвард Керд, Гегель, с. 162.
80
Эмерсон, «Природа» (1836).
81
Эта притча есть в произведении «Аль-Ихья» Аль-Газали, и она вновь появляется в Мас-нави Джалалуддина Руми.
82
Цитируемое ранее произведение, I, 35.
83
«Здесь формы, здесь цвета, здесь все образы каждой части вселенной сведены к точке. О, есть ли другая точка, которая столь прекрасна!.. Эти чудеса… уже утерянные формы, смешанные вместе в столь маленьком пространстве, она может воссоздавать и возрождать, расширяясь». Записные книжки Леонардо да Винчи, с. 117, 118.
84
О непосредственности взаимодействия «голых монад» см. Уорд, Царство целей, от с. 255.