Мама

Игорь Сауть

Мама

Горячий шоколад.

Я открыл глаза, вся подушка была мокрая от слез и они все еще катились по моим щекам, – Спасибо тебе родная за всю любовь, которую ты мне дала, и прости, – прошептал я, – Я люблю тебя, мой золотой небесный ангел…

Вытерев глаза, я посмотрел на часы, было всего три часа утра, спать уже не хотелось, да если честно, я просто боялся уснуть. Я подумал, что уснув снова, смогу забыть тот сон, который разбудил меня посреди ночи. А мне очень бы этого не хотелось, я хотел переживать его снова и снова, что бы каждая мелочь запечатлелась в моей памяти навсегда.

И что бы не уснуть, я решил встать и попить воды, но придя на кухню, я подумал, что не плохо, было бы выпить чашечку кофе, вдобавок ко всему, меня это разбудит окончательно. Я налил в чайник немного воды, поставил его на плиту, и не садясь, стал ждать, когда же он закипит. За окном в свете фонарей, большими красивыми хлопьями падал снег, укрывая теплым одеялом промерзшую насквозь землю.

Ждать пришлось совсем не долго, и уже через пару минут, чайник отвлек меня от прекрасного ночного пейзажа, зашипев, а потом, явно недовольным тоном заклокотал и даже затрясся от возмущения, что я не обращаю на него ни какого внимания. Я взял кружку и только тогда сообразил, что в квартире у мамы, нет ни какого кофе, да и чай скорее всего, вряд ли я смогу найти.

– Вот зараза,– вслух выругался, я. Но сдаваться не хотелось, и я стал шарить по полкам и шкафчикам, в надежде на чудо, но единственное, что мне удалось найти, это пол пачки давно просроченного какао и одноразовый пакетик ромашкового чая, так же переживший срок своей годности на три с лишним года. Отдав предпочтение первому, я принялся за приготовление прекрасного напитка какао, или даже горячего шоколада решил я. Да я буду пить горячий шоколад.

– Пожалуй, горячий шоколад ни чем не хуже кофе, – подумал я, – И я с удовольствием выпью чашечку, убедил я сам себя, – Правда я не знаю, пьют ли горячий шоколад, без молока, в том что молока нет я, был уже уверен на 100 процентов, но как говорится выбор не велик.

Насыпав ложку какао в чашку, я залил его кипятком, и стал мешать.

Все какао, тут же всплыло на поверхность, резвясь на волнах, которые я поднял в кружке. Без всякой жалости, я стал его топить, но мои усилия ни к чему не приводили, собравшись в один большой ком, какао ни как не хотело опускаться на дно кружки, и растворяться, как видно тоже не собиралось. Провозившись с ним около минуты, я просто прижал, непослушный, сухой комок и раздавил его, размазывая по внутренней стенке кружки.

– Надо было вначале смешать его с сахаром, а потом заливать кипятком – проскользнула в моей в голове умная мысль. Точно, мне же нужен сахар, – сказал, я вслух, – Какой же это шоколад, если он не будет сладким. Я начал поиски сахара, и в очередной раз стал шарить по маминой кухне. Вскоре сахар был обнаружен, на дне пол-литровой банки, в виде одного большого закристаллизовавшего куска, который намертво приклеился к ее стенкам. Перелив свой чудо напиток в банку, я несколько раз колыхнул ее, запустив содержимое по часовой стрелки, и через несколько секунд перелил его снова в кружку. Оказалось, что сахар как нельзя лучше дополнял вкус моего снадобья, иначе, я бы вовсе не смог пить это, так как горячим шоколадом мой напиток стать совсем не захотел, а может и не смог, по ряду не зависящим от его желания причин.

Сидя на кухне, попивая мелкими глотками свой нектар, я окунулся в приятные воспоминания.

– Когда-нибудь, захочешь поговорить со мной, а меня уже не будет, – вспомнились, мне постоянные упрёки мамы, когда я вот так, молча сидел на кухне и не хотел отвечать на её, как мне тогда казалось, бестолковые вопросы.

– Мама, прекрати, молоть чепуху, – прерывал я её, разговоры о скорой смерти, – Всегда все одно и тоже.

– Вот тогда вспомнишь маму, – всё не могла она успокоиться, накладывая мне в тарелку жареную картошку.

– Мама, если ты не перестанешь, я уйду.

– Уходи, а когда, придёшь, мамы может уже и не будет.

– Мамуля, пожалуйста, что ты в самом деле, давай сменим тему.

– Ты даже поговорить толком с мамой не можешь, вот мы раньше всегда слушали своих родителей и почитали их, и делились своими делами и секретами.

– Если я поделюсь, своими секретами, которых к слову сказать у меня нет, это будут уже не секреты, так как о них узнают, твои сёстры, все их многочисленные дети, и все твои соседи, и знакомые.

– Я ни когда, ни чего, ни кому не рассказывала.

– Да? А когда я рассказал тебе, о том, что у Ивана отобрали права, и попросил не говорить ему об этом?

– Ну, когда это было? Да, и я же ему сказала, что это мне приснилось.

– Мамочка, он хоть и полный идиот, но не круглый дурак, со вздохом ответил я ей, накалывая на вилку картошку. Да и нечего мне говорить, всё у меня хорошо, спасибо.

– Вот так всегда, а ты расскажи как Антошенька, как Егорка.

– Всё хорошо, все живы, здоровы, Антон говорил, что завтра пойдёт к друзьям, прибежит к тебе.

– Вот хоть внучок, бабушку не забывает и то хорошо, а то совсем ни кому ненужная.

– Мамуля ну пожалуйста, серьезно, много дел, я же звоню тебе каждый вечер, а

когда могу, вот как сейчас, то приезжаю.

– Может молочка тебе дать?

– Не плохо бы, – вслух сказал я, глядя на свой напиток, и улыбнулся, вернувшись из своих воспоминаний. А ведь действительно хочется поговорить, просто так, и ни о чём или просто послушать ее пустые разговоры.

Было время, когда рядом с мамой все проблемы убегали прочь и растворялись в один миг, ведь для того, что бы решить их, достаточно было прибежать к маме, рассказать ей о чем угодно, взамен получить нежнейшее объятие, поцелуй, и уже через секунду, все страхи улетали. И ты снова мог бежать, на поиски новых приключений. Ведь ты знал, что мама всегда тебя выручит из любой ситуации. Да и повзрослев, придя к маме, ты в один миг опять становишься ребенком, стоит лишь попросить стакан воды, тебя тут же накормят и первым, и вторым, и третьим, а если еще не готово, то мама предложит полежать пару минут. И ты идешь в свою комнату, где все так же как и много лет назад, бухаешься на кровать, заложив руки за голову, смотришь в потолок и понимаешь, что у тебя нет ни каких забот и проблем, и что во всем мире есть только ты, и самый добрый волшебник на земле, твоя мама, которая сделает все, для того, что бы ты был счастлив. И уже через пять минут, а может быть и меньше, ты незаметно засыпаешь самым сладким безмятежным сном, который бывает только в детстве. А просыпаешься лишь от поцелуя и тихих, нежных слов, – Сынок, все готово, иди кушай. Но к сожалению, этих дней уже не вернуть, никогда. И только сейчас, я понимаю, что я уже ни когда не смогу себя почувствовать беззаботным ребенком.

– Мамулечка, если ты не можешь забрать меня из садика домой, когда приходишь, то лучше приходи, когда я сплю, а то мне так хочется плакать, когда ты уходишь, – говорю я, сидя на маминых коленях, жуя яблоко, которое она мне принесла. Конечно, я не могу признаться, что после ее ухода я плачу. Я же обещал быть сильным и не плакать, да и не плачу я вовсе, это просто слезы катятся сами собой, тем более, что никто этого не видит.

Апельсин.

– Я ужасно не люблю ходить в больницу, – сказал я Ирине, поднимаясь по лестнице на третий этаж, городской больницы, где располагалось онкологическое отделение.

– А кто любит? – спросила она меня, на моё высказывание, – Мне, что ли приятно?

Но маму надо проведать, – продолжала она, – Заодно поговоришь с доктором. Вот палата 314, обслуживает, доктор Перьмяков, – прочитала она на двери палаты, к которой мы подошли.

– Пойду, поищу, этого доктора Перьмякова, – сказал я, в надежде, что беседа с ним сократит мое пребывание в палате, и мне не придется сидеть в ней много времени.