Страница 4 из 7
– Мы никогда это не обсуждали, – ответила мама, не вынимая щётку изо рта. Получилось «мыиногдаэоэосужали».
– Понятно.
Я стояла, облокотившись о дверной косяк и скребла ногтем чёрточку на другом косяке, которая обозначала мой рост в прошлом году. Я сама эту отметину поставила. Захотелось. Видела у Глеба. Но ему его папа отмечал.
Мама вышла из ванной в своём уютном белом халате с цыплятами, обняла меня. Целый второй раз за вечер. И мы постояли, помолчали. Мама называет такие моменты «генерировать счастье». Мне хотелось нагенерировать побольше, с запасом, примерно, со Вселенную.
Глава 3
Я проснулась и обрадовалась, что сегодня пятница. Уроки начинаются в десять, значит, у меня ещё целых два часа свободного времени. Даже завтрак можно сделать не быстрый, а красивый. Например, приготовить шпинатную вафлю и яйцо пашот. Жалко, что мама уже проглотила свой бутерброд с сыром и, наверное, причёсывается у зеркала в прихожей. Я бы её угостила.
– Ма-ам, – я крикнула погромче, а то подумает, что лучше меня не будить. И сразу вспомнился вчерашний вечерний разговор про командировку. Как я испугалась и еле заснула потом. Утром это казалось уже не таким ужасным, но всё равно теперь меньше хотелось делать шпинатную вафлю. Такие завтраки надо готовить в отличном настроении, а у меня кисловатое.
– Привет! – мама заглянула в комнату. – Проснулась?
На ней была моя любимая блузка с лошадками. И губы мама накрасила ягодной помадой.
– Ты во сколько вернёшься?
Я вылезла из-под одеяла и пошлёпала обниматься.
– Точно вернусь в пять. Короткий день. Ты не против, что я похозяйничала?
Мама достала из своей сумки-мешка бумажный пакет.
– А-а, кекс! – я махнула рукой. – Пусть едят. Неси. Если будут нахваливать, не забудь мне передать в подробностях.
Хлопнула дверь. Я пошла на кухню к окну, чтобы помахать маме. И кому я буду махать, когда она уедет? Человек годами делает одно и то же, а потом бац – и надо привыкать к другому, придумывать новое. Или как моя бабушка, ходить вниз головой в какой-то Австралии. Это трудно. Вот одна из моих подруг Сонь, которая Колесникова, и я называю её Соня К., говорит, что перемены – это двигатель жизни, что она постоянно что-то меняет, даже мебель в своей комнате раз в месяц переставляет. Ну, не сама, а с родителями. Вторая Соня не знаю, что думает о переменах. Не было у нас такого разговора. Вторую Соню я называю Соня Л., потому что она Лемехова.
Очень хотелось поговорить о маминой командировке, но совершенно не понятно было, с кем. Чтобы поговорить с бабушкой, надо спросить маму, потому что мама решила бабушку ничем никогда не волновать, и мы тщательно фильтруем все новости. Вдруг эта новость волнительная? С Сонями обсудить? Ну, можно. Только надо время выбрать, потому что все ведь заняты. С Симой? Вполне подходящий вариант. Только тоже надо дождаться, пока у Симы будет перерыв в учениках. С Глебом? Не знаю почему, но с Глебом не хотелось об этом говорить. Он хороший, но у Глеба есть суперспособность – подобрать самый неподходящий вариант ответа. Подозреваю, что услышу именно то, что ни за что не хотела бы услышать. Никогда не забуду, как спросила, хорошее ли у меня новогоднее платье кораллового цвета, а Глеб сказал: «Ты в нём похожа на морковь. И цветом, и формой». Ну, нам по десять лет было. Понятно, что в таком возрасте все мелют, что попало. Правда после этого Глеб много чего похлеще наговорил. В общем, ну его. Вот живу! Не с кем обсудить свою судьбу.
Что-то я раздумалась. Так всё время утечёт, а вафля с яйцом сами себя не приготовят. Интересно, если бы у меня был папа, он бы зашёл сейчас на кухню и сказал: «О! Шпинатная вафля и яйцо пашот! Как в ресторане!»? Или что-то другое сказал бы? Или спал бы после дежурства? Ведь мой папа был врачом. Может быть, у нас в кухонном дверном проёме был бы прикручен турник. И велосипед бы стоял на балконе. Папа любил кататься на велике. Как могло случиться, что у моего молодого папы оказалось изношенное сердце? Он ехал на работу в автобусе и умер по дороге. Закрыл глаза. Все подумали, что он спит. Всё это я знала от мамы. С папой я могла бы обсудить мамину фантастическую командировку. Он бы точно пошутил и сказал, например: «Прорвёмся, старушка!» Ведь папы так говорят? Или я каких-то книжных пап приплетаю? Книжных-то я много знаю, вот они у меня и слились в одного.
Мне захотелось посмотреть на настоящего папу, и я пошла в мамину спальню. На комоде у неё стояла большая фотография в белой рамке: там папа, мама и я в розовом кульке на крыльце роддома. Папа в джинсах и клетчатой рубашке. А мама в голубом платье в белый горошек. Сейчас она не носит платья. Я выдвинула верхний ящик комода, в котором лежал альбом с фотографиями, когда мама с папой только поженились и поехали в путешествие на папину родину. Тогда ещё распечатывали фотографии. Я полистала и уже хотела закрыть альбом и задвинуть ящик, но зацепилась взглядом за фигуру на одной фотографии. Это был мой дедушка – папин папа. Они стояли в поле, обнявшись, и улыбались. Что они там делали, интересно? Может, просто мимо шли, увидели ромашки и колокольчики, решили сфотографироваться, потому что красиво. Почему папины родители меня забыли? У них что, много внучек? Подумаешь, одну можно и вычеркнуть. На фотографии дедушка показался мне каким-то странным. Или я от обиды так подумала. В общем, будем считать, что мне не понравился его зелёный берет. Лето на дворе, а он в берете. Ещё бы ушанку нацепил. Я захлопнула альбом и пошла печь вафли.
Не каждый так рассчитает пропорции, чтобы замесить теста на две пухлые вафли, а не на десять, как в рецепте. Но я смогла. Ведь у меня мама-химик, а гены – не водичка. Она всё знает про вещества и скорость реакций. Теперь надо красиво засервировать стол. Я достала тяжёленькие мельхиоровые приборы – нож и вилку. Это бабушкины. И тарелку достала самую красивую – с незабудками. Я открыла окно, потому что конец апреля и надо впускать в дом весну.
Если бы я подошла к окну на пять минут позже, я бы не увидела новых соседей. Но я подошла именно в тот момент, когда вчерашний мальчик тащил своего маламута в парк. Теперь я точно разглядела, что это маламут. Даже сердце кувыркнулось. Ведь сама загадала про дружбу. Иногда бывает, что так быстро исполняется, не успеваешь подготовиться и сообразить, что дальше.
Хорошо, что во дворе не было тёти Люси с Аввой, потому что маламут вдруг дёрнулся к клумбе с тюльпанами и стал нюхать. Мальчик остановился. Он не знал, что нюхать тюльпаны запрещено, можно схлопотать от двороправительницы, хотя, по тёти-Люсиным правилам, клумба принадлежала жильцам этого дома, так что, может, и ничего. Я взгромоздилась на подоконник, чтобы получше всё разглядеть. Вот любопытная ворона! Представляю, как это выглядело со стороны: сидит такая копна и пялится. Копна, потому что я мамин халат с цыплятами напялила, а он увеличивает человека примерно в два раза. Нет, в три!
Из окна пахло свежо и волнительно: немного огурца и петрушки вперемешку с грибами. Не знаю почему у меня такой запах получился, ведь внизу сирень, тюльпаны, трава. И много чего ещё не распустилось. У мамы, например, есть духи, которые пахнут морковной ботвой. Очень дорогие. Вот и мой запах вполне можно было бы превратить в духи. Я бы такими душилась.
– Вася! Купи молока! – послышалось слева.
Мальчик обернулся и посмотрел прямо на меня. Как будто это я кричала про молоко. Провал! Катастрофа! Он отлично меня разглядел. И конечно подумал, что я дурочка из переулочка.
– Хорошо! – крикнул Вася.
Я слезла с подоконника. Села за стол. Взяла нож и вилку. Значит, его зовут Вася. Василий.
Глава 4
Выяснилось, что мамина командировка в Африку – это не путешествие по континенту, а поездка в кейптаунский университет. Приятно было обнаружить, что я сразу вспомнила про столицы: не только Претория там главная, но ещё два города – Блумфонтейн и Кейптаун. В общем, молодец я. На этом приятности заканчивались.