Дом у реки

Вскоре Кит понимает, что тоже потеряла аппетит. Отталкивает тарелку в сторону, вываливает остатки спагетти в мусорное ведро и моет посуду. Одна кастрюля. Одна деревянная ложка. Одна тарелка. Одиночество, отраженное в единичных предметах, проходящих через ее руки. На кухню заглядывает кот и призывно мяукает, ластясь к ее ногам. Бросив горсть корма в миску, она гладит его старую голову, он принимается неспешно есть.

Конечно, так было не всегда. Она помнила времена, когда девочки еще были маленькими. Когда они с Тедом все еще были вместе, и дни проходили в бесконечном хаосе, отвлекающем и разлаженном, и ей никогда не хватало времени на себя и собственные мысли. Помнила ту совсем далекую пору, еще до рождения девочек, когда они с Тедом были вдвоем, как весело и беззаботно они проходили через первые годы отношений, не обращая внимания на трудности, обустраиваясь в этом доме, пока Тед работал над пьесами, а Кит с оптимизмом смотрела в будущее.

Как странно, что именно она теперь живет в Уиндфолзе одна… И именно она теперь работает за столом в его кабинете в башенке. Она стоит у окна в кухне, глядя на яблони, окрашенные закатным солнцем. Через два дня состоится свадьба Люси.

Люси. Выходит замуж. Кит несколько секунд пробует эту мысль на вкус, пытаясь понять, какие чувства та вызывает. Когда Люси поделилась с ней своим внезапным планом, она забормотала, уверяя, что, конечно, все можно провести здесь, в Уиндфолзе, и да, все приедут, да, возможно, даже Марго. Она согласилась, что все будет хорошо. И только сейчас поняла, что тогда не полностью осознавала реальность происходящего. Что милая светловолосая малышка, сидящая на детском стуле и стучащая по подносу, во всю силу легких выкрикивая какую-то детскую нелепицу, та длинноногая девчушка со спутанными волосами, прыгающая в саду, та расслабленная девушка, едва сдающая экзамены, но способная дать фору любому на баскетбольном поле или катке, девочка, ставшая женщиной, объехавшая весь мир и открывшая собственное дело, — она выросла и теперь выходит замуж. И превращение это оказалось столь ошеломительным, словно кто-то нажал на кнопку быстрой перемотки.

Так много всего изменилось, все три девочки уже взрослые, Ева стала матерью, Люси выходит замуж, а Марго занимается бог знает чем в своем Добровольном изгнании. Стоя у окна кухни, она поражалась еще одному витку времени: так странно накладывалась женщина за пятьдесят, которой она стала, на прошлую себя, стоящую на этом же самом месте и глядящую на тот же самый вид из окна, который был, когда Тед и суетливый агент по недвижимости нависали над ней с обеих сторон Эти два образа соединились, слились в гармонии, словно две точки по краям сложенного пополам листа бумаги. Она закрыла глаза. «Это то самое место, — сказала она ему тогда, — я чувствую это».

Вспомнив те слова, она почти чувствует объятия Теда, тепло его дыхания на шее. Она хочет задержать их подольше, почувствовать его присутствие за спиной, вспомнить, как он держит ее руки в своих и как оба они держат в руках их общее будущее, о котором мечтали. Каким ненадежным оно оказалось. Каким хрупким. Ох, Тед, это ведь должно было быть то самое место.

Она открывает глаза. Солнце уже село, и из потемневшего окна на нее смотрит ее собственное отражение. Развернувшись, она выходит из кухни, поднимается по скрипучей лестнице к своей спальне. Под дверью комнаты Марго видна полоска света. Она замирает, чувствуя, как переполняют грудь вина и тоска, думает, а не постучать ли в дверь. Там слышится движение, шаги, быстрый скрежет молнии на джинсах. Несколько тяжелых предметов — книг, возможно — падают на пол. Некоторое время слышно, как дочь копается в вещах, затем скрипит кровать. Кит думает обо всем, что они так и не сказали друг другу, обо всех потерянных словах, и, вздохнув, идет дальше по коридору к своей комнате.

Скинув одежду, она замечает мелкого серого паучка, обосновавшегося в дальнем углу. Каждый день на протяжении этой недели она смотрит, как тот ткет свою паутину, сплетая серебряные нити в сложный узор. Ева, всегда такая прилежная и аккуратная, уже давно избавилась бы от него, сбросив за окно полотенцем или метлой, но Кит находит какое-то спокойствие в этом существе. Ей нравится смотреть за его спокойной, методичной работой, за тем, как растет круглая паутина. Это дает ей какую-то надежду в связи с ее собственным застопорившимся делом. Медленное, но верное выстраивание слов, которым она раньше занималась, сплетение их в собственный особый узор.

Она чистит зубы над треснувшей раковиной в углу комнаты, надевает ночную сорочку, забирается в кровать и накрывается одеялом. Все еще глядя на паучка, она позволяет мыслям свободно течь, пересекая границы между настоящим и прошлым и устремляясь к будущему, словно паутина, выплетаемая в дальнем углу комнаты.

Грядущие дни беспокоят ее: свадьба, воссоединение прошлого и настоящего, бередящее старые раны. Она думает о Теде, лежащем на другом конце долины в объятиях другой женщины. С этими мыслями приходит знакомое ощущение — холодная хватка паники, тот же невыносимый ужас, который она испытала, беспомощно глядя на взмывающие к небу дым и языки пламени. Здравствуй, тревога, мой старый друг.

Кит ворочается под одеялом. Темнота нависает над ней, давящая, тяжелая. Она теперь часто лежит вот так часами, мучаясь от бессонницы, ставшей в последнее время ее постоянным гостем. Но вместо того, чтобы проводить без сна всю ночь, позволяя мыслям бегать кругами до самого рассвета, она выскальзывает из-под одеяла, накидывает шелковый халат и поднимается по винтовой лестнице в башенку, где теперь стоит ее компьютер и валяются в хаосе книги и бумаги. Взяв лист, она читает последний абзац, его корявые слова, и ставит жирный чернильный крест, перечеркивающий их все. Ее последняя неудачная попытка вернуться в мир воображения. Смяв лист, она отбрасывает его к остальным, высыпавшимся из переполненного мусорного ведра. Затем, вздохнув, опускается на знакомый стул за столом и вспоминает о пауке, выплетающем свою паутину, нить за нитью. Попытавшись выкинуть из головы все мысли о семье, она включает компьютер, чтобы снова лицом к лицу встретить пустоту экрана.

Прошлое

1986–1987

6

До Уиндфолза, до Евы, Люси и тем более Марго, были только Тед и Кит, молодые и влюбленные. Они сидели в квартире в Лондоне и читали объявление на задней странице национальной газеты. «Сомерсет: наследственное владение. Самобытный пригородный дом с земельным участком, шесть спален. Принимаются предложения».

— Зачем нам шесть спален? — рассмеялся Тед, но что-то в небольшой черно-белой фотографии дома зацепило Кит, и следующим же утром она позвонила агенту по недвижимости и назначила встречу.

Спустя два дня они выехали из Лондона: Тед за рулем, молчаливый и задумчивый, Кит на пассажирском сиденье, положа руку на живот, в самом жизнерадостном и по-женски благостном предвкушении. По пути они заехали в придорожное кафе, где позавтракали кофе и яичницей с жареным картофелем.

— Мы не покупаем дом, — сказал он, — просто едем посмотреть.

— Хорошо, — согласилась Кит, — конечно.

В машине она пыталась изучать карту недвижимости, пока Тед вел машину сквозь заросшие лесом долины, укрытые сияющим осенним покрывалом. Наконец они добрались до деревеньки под названием Мортфорд, причудливому скоплению каменных домов и коттеджей, примостившемуся на склоне холма над рекой Эйвон. За окном мелькнуло почтовое отделение, затем паб, но дорога вела их дальше, через узкий мост. Дом, когда они наконец нашли его, стоял на самой вершине холма на окраине деревни.

— Вот он, — сказала Кит.

Тед притормозил и склонился над рулем, чтобы полностью разглядеть симпатичное Г-образное каменное строение, удобно устроившееся на склоне, со стрельчатыми окнами и ползучими глициниями, захватившими фасад. Бескрайнее небо простиралось над отлогим участком, а фруктовый сад спускался до самой долины, сквозь деревья можно было разглядеть синюю ленту реки. Участок выглядел заросшим, повсюду виднелись лютики и пушистые головки одуванчиков. Потемневшие веревочные качели безжизненно свисали с изогнутой ветви раскидистого каштана. Это определенно было место с фотографии в газете, но иллюзия развеялась, стоило только взглянуть на него собственными глазами. Тревога Теда все нарастала. Одно дело сидеть в Лондоне и обсуждать с Кит их воображаемое будущее, и совсем другое — шагнуть в эту фантазию и претворить ее в жизнь. Оглядывая дом и земли вокруг, Тед не мог избавиться от ощущения, что все это место пропитано какой-то тоской.