Попрощайся!

– Привет. А я тебя возле класса ждал.

– Привет, – неловко пряча надкусанную ватрушку в рюкзак, буркнула Лена. – У классухи дела какие-то, она нас пораньше отпустила.

Останавливаться она и не думала, поэтому Жан пристроился слева. Сразу же поймал темп: взбегая по лестнице, не отстал ни на сантиметр. Даже папа, который ходил ну очень быстро, частенько просил Лену «придержать коней». Украдкой наблюдая за Жаном, легкими прыжками преодолевающим ступеньки, Лена подумала, как было бы клево прогуляться вдвоем по ее излюбленным маршрутам, и мысленно застонала. Да что ж за наказание такое?!

– Не сильно торопишься? Может, в «Беккере» присядем? А то тема такая, что на бегу не расскажешь…

– Вот это да! Истребитель Чудовищ приглашает Деву-в-беде на капучино с пончиком?

Лена совершенно не желала язвить. Больше всего на свете ей сейчас хотелось сидеть за уютной дощатой стойкой пекарни «Беккер», пропахшей ароматом кофе и умопомрачительно вкусной, лучшей в городе выпечки. Но стоило лишь представить, как она хихикает над шутками Жана, пожирает его глупыми коровьими глазами, как Лене начинало казаться, что ее волосы стремительно розовеют, приобретая мелодраматический оттенок. Язвительность стала для нее последним рубежом обороны.

– Узнала, значит… – Жан неопределенно хмыкнул, искоса взглянув на Лену.

– О, это было несложно! – Лена закатила глаза. – Рыцари с улицы Пушкина, чудовище убили, к Урганту на шоу ездили! Из каждого утюга… Что, фанатки закончились? Или захотелось кого-то необычного в коллекцию?

Жан встал как вкопанный. Они уже вышли на школьное крыльцо, и мимо тянулись вереницы малышей с рюкзаками, мучеников второй смены. Лена, по инерции шагнув еще пару раз, застыла на пару ступенек ниже.

– Яа-а-асно, – протянул Жан. – Ладно, извини. Зря я это затеял. – Казалось, он совсем не обиделся. Даже улыбнулся на прощание.

Прежде чем скрыться за школьными дверями, Жан придержал тяжелую створку, пропуская пяток сосредоточенных третьеклашек. Внутри себя Лена тихо схватилась за голову и вновь застонала – ну нельзя быть таким совершенным! Просто неприлично!

Несколько секунд она смотрела ему вслед, разрываясь между двумя внутренними голосами. Первый настойчиво советовал воткнуть в уши наушники-капельки и топать домой, чтобы страдать в одиночестве и сетовать на несовершенство мира. Второй, непривычный, новый, тихо укорял и взывал к совести. И странное дело: шепот второго звучал куда громче, чем пронзительный плач первого.

– Да бли-и-и-и-ин… – выдохнула Лена и бросилась догонять Жана.

Далеко бежать не пришлось. Он стоял у гардероба, озадаченно поглядывая то направо, то налево. Ни дать ни взять – тот самый мем с Джоном Траволтой. Непрошеный смешок умер, не успев вырваться. Вот так, лицом к лицу, стало заметно, что Жан выше ее на добрые полголовы. Набрав полную грудь воздуха, Лена на время придушила порожденную фамилией гордость и выпалила:

– О’кей, это было резко, признаю. Я была неправа, перегнула. Как твои тупенькие подружки…

– Снова перегибаешь. – Голос у Жана звучал отстраненно, но глаза улыбались. – Вообще-то это на самом деле было обидно…

Стараясь не смотреть ему в глаза, Лена нашла воображаемую точку чуть выше уха. Кажется, что-то такое советовали психологические паблики «ВКонтакте».

– …Но знаешь, что смешно? Мне захотелось уйти, а я не сообразил куда. Уроки-то закончились, а я в школу вернулся. Короче, дошло до меня только около гардероба. А назад идти вроде как рано: вдруг ты еще там стоишь? Ну и я как в комедии, когда герой по ошибке вместо выхода заходит в шкаф и делает вид, что все так и задумано. Тупо, скажи? – Жан неловко хохотнул.

Обрадованная возможности перевести тему, Лена с готовностью подхватила. Но сразу осеклась, сообразив, что именно сделал Жан.

– Чертовы рыцари – никак не могут без своего рыцарства, – притворно проворчала она.

– В смысле?

– Я же не тупая, Жан. Ты сейчас выставил себя нелепым, лишь бы я не загонялась со своими извинениями. – Предваряя его возражения, Лена сложила ладони лодочкой, заставив Жана замолчать. – И это правда круто, я понимаю, поверь. Редко какой парень способен на такое. Это очень… очень по-рыцарски, да. Но со мной так не надо. Я привыкла отвечать за свои косяки.

– Уяснил. – Очень серьезно, почти торжественно, Жан протянул ей руку. – Мир?

«Ты такой чуткий и внимательный, и у тебя такие глаза, такие глаза!» – едва не запищал кто-то восторженным писклявым голоском. Но Лена вовремя сообразила, что это она сама вот-вот потеряет остатки самоуважения, и закашлялась. Осторожно пожав крепкую ладонь, пробормотала:

– Мир. Давай рассказывай, что там за тема.

Лена ожидала чего угодно, но в «Беккере» они подсели за столик к седовласой старушке с прямой как линейка спиной. Туго перепоясанный бежевый плащ, круглые очки в тонкой оправе и висящий на спинке стула зонтик довершали образ Мэри Поппинс. Чинно отщипывая кусочки чизкейка, старушка изредка смачивала узкие губы в одноразовом стаканчике с чаем. И несмотря на дешевый пластик в унизанной перстнями морщинистой руке, ее легко было представить где-нибудь в Лондоне, в кафешке с видом на Темзу.

Жан кивнул ей, как старой знакомой, и встроился в очередь желающих перекусить школьников. Категорически отверг робкую попытку Лены заплатить за себя. Взял бутылку морса и – чем окончательно покорил сердце девушки – не какую-нибудь сладкую фигню, а два здоровенных сэндвича.

– Фаина Григорьевна, простите за опоздание.

– Ничего страшного, Жан. – Старушка аккуратно, стараясь не стереть слой неброской помады, промокнула губы салфеткой. – Представите мне свою спутницу? – В непринужденном уважении, с каким обращалась она к подростку, чувствовалась педагогическая закалка старой школы. Ни капли снобизма или притворства, настоящее общение на равных.

Лена решила, что Фаина Григорьевна как минимум университетский преподаватель. А может, даже ректор, или декан, или кто там в университетах за главного?

– Лена, это Фаина Григорьевна. Она работает в библиотеке на улице Пушкина. Мы в общем-то там и познакомились.

– Жан с семи лет берет у нас книги, – с едва уловимой ноткой гордости прокомментировала библиотекарь.

«О боги! Он еще и читает!» – окончательно и бесповоротно пропадая, подумала Лена.

– Фаина Григорьевна, это Лена. Мы учимся в одной школе. И похоже, у Лены точно такая же проблема, как и у вас.

– Елена? – бровь библиотекаря вопросительно изогнулась. – Кто начнет?

Взгляд Жана перекидывался то на одну, то на другую сторону стола. Фаина Григорьевна деликатно откашлялась, пригубила чай, вновь промокнула губы салфеткой и сказала:

– Давайте по старшинству. Елена, вы любите шить? Я вот просто обожаю. Особенно игрушки. Или, точнее сказать, любила…

Он был хорошим медведем. Неуклюжим добродушным увальнем, с белой плюшевой шкурой и набитым ватой сердцем. В безграничной любви своей Швея наделила его мощными лапами, каждый палец на которых оканчивался широким черным когтем. Покатая спина, грудь широкая как ледокол, за массивным лбом спрятался недюжинный ум. Он и в самом деле был хорошим медведем.

Сту-сту-сту-стучала швейная машинка, сшивая разрозненные куски выкройки в огромное медвежье тело. Бу-бу-бу-бубнил ноутбук, который Швея включала во время работы. Швея никогда не видела живого белого медведя и хотела, чтобы образ все время находился перед глазами.

Глаза же его появились не скоро. Гораздо позже ушей. Поэтому первое время он слушал. О том, что белые медведи – гроза Арктики. О том, что белые медведи – прирожденные убийцы. Он говорил себе, что это не про него. Он больше любил тонкий голосок Умки, который искал друга не с черным носом, а с розовым. Но уже тогда, задолго до предательства, догадывался: неустанно преследовать добычу, сливаться с ледовыми торосами, рвать зубами, убивать, убивать, убивать – это про него.