Дом Живых

– Я как раз на той крыше сидел. Смотрел… Ну, на всякое.

– Где чего плохо лежит ты смотрел, – отвечает Полчек.

– Не без того, – ничуть не смущается котёнок. – Жизнь такая. Своей миски нету.

– И что же ты увидел такого, за что хочешь аж четыре корпорских куспидата?

– Хочу я десять. Но ты жадный лысень. Все лысни – жадюги бесхвостые.

– Больше четырёх не дам.

– Ну и грунг с тобой. Мелкий противный зелёный грунг. Такой же лысый, как ты! – табакси изобразил рыжим хвостом неприличную загогулину.

– Рассказывай, киса, а то и четырёх не получишь, – строго велел Полчек.

– В общем, вот тут, перед таверной отжигал Нюхопёс.

– Кто?

– Ну, один парень, его тут все знают. Так-то он из гильдии нищих, но вообще дико талантливый. Такой рэп мочит, вау!

– Зачем он мочит репу? – удивился Полчек.

– Рекламно-Эмоциональная Поэзия, РЭП, – пояснил снисходительно рыжий табакси.

«Эй, гражданин, подавай монетку,

я рэпчик тебе читану в ответку!

Как только услышишь мои текста́,

Поймёшь, что жизнь твоя – суета!»

Котёнок продекламировал нарочито гнусаво, дёргаясь так, как будто ему тролль на хвост наступил.

– Ну, разве не круто?

– Нет, – пожал плечами Полчек. – И рифма так себе, и размер страдает.

– Сам ты страдаешь, лысень! – презрительно фыркнул табакси. – Нормальный текст. Нюхопёс, когда начинает задвигать про свою ногу, то всех вокруг реально кроет. Хошь не хошь, а монетку отдашь. Рэперы однажды станут знаменитыми, как Мья Алепу!

– Мья была оперной певицей. Это высокое искусство.

– Вот увидишь, лысень, улица ещё придёт на сцену!

– Упаси нас Вечна, – фыркает Полчек, – так что там с ногой у твоего Нюхопса?

– Ну, так-то с ногой у него всё норм, но монету он сшибает как одноногий.

«Подайте ветерану Диаэнкевала,

который врагов Корпоры завалит,

На заклинание регенерации,

чтобы враги остались в прострации…»

Котик снова задёргался.

– Это сколько же ему лет должно быть, если он Диаэнкевал брал? – удивился Полчек.

– Ничего он, конечно, не брал, кроме денег! И деревянная нога – иллюзия. Но когда он начинает читать, никто устоять не может. Талант!

– Ладно, давай к делу, блохастый.

– Чо сразу «блохастый»? – нервно почесался табакси. – В общем, Нюхопёс был в ударе, я прям заслушался. А одна девица аж сомлела: побледнела вся и по стеночке, по стеночке – брык! И озябла. Нюхопёс к ней, а она как заверещит! Тут у него нога деревянная и исчезла. Я уж думал, ему щас навешают, но тут такое началось! Все иллюзии, какие были на променаде, как дракон языком слизал! В таверне матросы как увидели, что им Старый Гориг вместо пива наливает, а главное – откуда… Сразу всем стало не до Нюхопса с его ногой.

– А что за девица?

– Да какая-то, – отмахнулся котёнок. – На птаху по одежде похожа, только совсем молодая.

– И куда она потом делась?

– Без понятия, лысень. Гони мои куспидаты.

– Ты хотел десять?

– Хотел. Но ты же не дашь?

– Десять не дам. Но могу докинуть парочку.

– Пять!

– Не наглей. Три.

– Три и половину!

– Три и подзатыльник.

– Ладно, три, жадюга.

***

Табакси не так хороши в поиске, как овлинги или двоедушники, но перепуганная девушка оставила за собой такой отчётливый след паники с ноткой безумия, что уже через полчаса вздыбивший шерсть на загривке котёнок уверенно показал рыжей лапой:

– Там она!

Прибрежная таверна из самых распоследних, дыра дырой, место, где с одинаковой вероятностью зарежут как за кошелёк, так и за его отсутствие, стоит на сваях над водой, но её край заходит на берег. Между дощатой платформой, образующей скрипучий пол таверны, и песком грязного пляжа осталась тёмная узкая щель. Полчек присел на корточки и заглянул. В узком замусоренном пространстве сильно пахнет йодом, гниющими водорослями, пролитым пивом и тухлой рыбой. Девушка забилась так далеко и свернулась так плотно, что никак не достать. Глаза закрыты, колени прижаты к подбородку, дыхания не слышно.

– Она жива вообще?

– Живая, – кивает табакси, – просто обмерла с перепугу.

– Лезь за ней.

– Эй, – возмутился котёнок, – на это я не нанимался! С тебя ещё два… Нет, три куспидата!

– Знаешь, – задумчиво сказал Полчек. – Я ведь уже нашёл то, что мне нужно. Как ты думаешь, что мне мешает просто взять тебя за шкирку и швырнуть в море вместо оплаты?

– И что же? – спросил тот, опасливо отодвигаясь.

– То, что у тебя, рыжий мешок с какашками, полностью отсутствует! Совесть! Быстро заткнулся и полез.

Через несколько минут из-под платформы показалась чумазое растерянное лицо девушки.

– Мне пришлось ей мурлыкать! – злобно прошипел табакси. – Это унизительно!

– Ничего, потерпишь.

– И лизнуть! В ухо!

– Вот твои семь куспидатов, надеюсь это смягчит твою душевную травму.

– Всего семь!

– Целых семь. И ты за них не надорвался, рыжий.

– Жадный лысень.

– Простите, что перебиваю, – сказала робко девушка, – но как я тут оказалась?

– Это, юная леди, я как раз хотел спросить у вас, – галантно подал ей руку Полчек.

– Я не помню, – помотала та головой, вставая.

Поднявшись на ноги и отряхнув с подола старенькой мантии прилипший мусор, девушка огляделась и спросила:

– Как вы думаете, господин, в этой таверне можно попросить еды? Я могла бы помыть им посуду.

– Я думаю, – невозмутимо ответил Полчек, – в этой таверне вряд ли подозревают о том, что посуду надо мыть, и внезапное предложение сочтут, пожалуй, попыткой навести сглаз. Кроме того, в таких заведениях полагают, что еда – это закуска, а закуска градус крадёт. Единственное, что в них можно проглотить помимо жидкости, это свои зубы.

– Жаль, – расстроилась девушка, – я почему-то очень сильно проголодалась.

– Позволите покормить вас, юная леди? В этом предложении, клянусь, нет ничего неприличного, а неподалёку есть таверна получше этой.

– Но с чего вам обо мне заботиться, господин?

– Пусть это будет платой за моё любопытство. Вы немного расскажете о себе – то, что сочтёте возможным, не более, – а я угощу вас обедом.

– Этот лысень та ещё въедливая заноза, – подтвердил табакси. – Замотал своими вопросами.

– Я не понял, – удивился Полчек, – почему ты ещё здесь, блоховоз?

– Её, значит, вы кормить потащите, – возмутился тот, – а бедному голодному котику «кыш, пшёл вон»?

– На семь куспидатов ты можешь жрать, пока не лопнешь, и ещё два раза по столько.

– Табакси не платят за еду, лысень! Они снисходительно позволяют себя угостить! Считай, что я тебе позволил.

– Польщён этой честью, – мрачно закатил глаза Полчек. – Пойдёмте уже.

***

– У вас есть репа с рыбой? – робко спросила девушка подошедшую официантку.

Толстая густо татуированная полуорчиха уставилась на неё с недоумением.

– Чегось с рыбой, мадамка? Ежели вам каких корпорских извращениев надобно, так вы очень удачно как раз в порту. Котомка-трап-Корпора. А у нас тут еда простая.

– Что может быть проще пареной репы? – удивилась девушка. – В наших краях её все едят.

– Подайте дежурное блюдо, – попросил Полчек. – На всех.

– Так бы сразу и сказали, – буркнула полуорчиха. – Сейчас будет.

– Репа и рыба… – задумчиво повторил он. – Ты с севера?

– Я послушница монастыря Килидун, севернее нас только Край, – кивнула девушка.

– Птаха Вечны Нашёптанной?

– Непосвящённая. Пока.

Полуорчиха грохнула на середину стола большое блюдо с жареным мясом, крупно нарезанным хлебом, толстыми ломтями козьего сыра и жалкой кучкой вялых овощей. Второй ручищей она ловко выставила разом три здоровенные кружки с пенными шапками.