Кровавые тени

— Так вот что это было?

Он мимолетно улыбнулся, продемонстрировав ей сверкнувшие резцы. Он наклонился ближе.

— Возможно, ты и могла бы играть в подобные игры с добродушными, наивными мальчиками, с которыми встречаешься в кофейнях, Кейтлин, но я не такой. Но тогда ты бы не была так возбуждена, если бы я был такой, не так ли? — его губы почти касались её уха. — Я уже в твоей голове. И твоё тело, безусловно, следующее.

В животе у неё всё перевернулось. Он ожидал, что она сдастся, но сработала её защита. Она не будет создавать впечатление слабого противника. Ему нужно было знать, что это ему нужно действовать осторожно, а не ей. Она не собиралась поддаваться его играм разума. Она не собиралась отступать. Дерзкая жилка в ней подняла уровень адреналина на несколько ступеней. Его высокомерие поразило каждое нервное окончание, но более того, мрачное и опасное обещание, которое он произнёс, заставило её бросить ему вызов. Ту ауру, которую он поддерживал вокруг себя, было не так уж трудно разрушить.

— Думаешь, твои пальцы на всех моих кнопках, не так ли, Кейн? Но ты меня не знаешь. Я не фарфоровая… я не так легко раскалываюсь. Мне потребовались годы, чтобы доказать это ПКВ, так что три дня с тобой ничего не значат. Ты можешь думать, что контролируешь ситуацию, но это не так. Единственный контроль, который ты имеешь надо мной: это причинить мне боль или убить меня. Но ни тем, ни другим ты не можешь рисковать, если хочешь получить то, что тебе нужно. Ведь, несмотря на то, что ты говоришь, я знаю, тебе нужно, чтобы я влюбилась в тебя, иначе ты не стал бы тратить своё время. Я нужна тебе, Кейн. Может быть, даже больше, чем ты нужен мне.

Его глаза слегка сузились, но она не могла сказать, было ли это весельем или раздражением.

— Это правда?

— Насколько я знаю, ты мог солгать, когда сказал, что можешь убить то, что придёт за мной. Может быть, именно поэтому тебе нужно добраться до меня раньше, чем это произойдёт. Может быть, ты не способен защитить меня, точно так же, как не был способен защитить Арану. Где ты был, когда твоей младшей сестре нужен был её могущественный брат… магистр вампиров, а? Где ты был, когда её пытали, издевались и убивали? Правильно. Удовлетворяя свои низменные потребности, как всегда.

В тот же миг, как она это сказала, она пожалела об этом.

Игривый и озорной взгляд в его глазах сменился внезапным гневом. Его сердитый взгляд нервировал её больше, чем если бы он накричал на неё. Ярость закипела в его глазах с такой силой, что ужаснула её. И ужаснуло, потому что за яростью скрывалась боль. Боль, которую она причинила. Боль, которая ранила куда глубже, чем она намеревалась своими глупыми замечаниями.

Его глаза потемнели, но в них она увидела то, на что, по её мнению, он был неспособен; на что, как говорилось в каждом отчете, он был неспособен: она увидела вину и, среди этого, крошечный проблеск уязвимости.

Она могла видеть, что он возненавидел её за то, что она вызвала это чувство. Хуже того, она ненавидела себя за то, что насмехалась над ним. Кейн, который нашёл растерзанное и изнасилованное тело Араны.

Это было непростительно.

Её руки вцепились в стену. Её затошнило от чувства вины, страх сдавил грудь.

Его возмездие казалось неизбежным, но он не набросился. В любое другое время, при любых других обстоятельствах, она не сомневалась, что он убил бы её в одно мгновение. Но Кейн был вовлечен в это надолго, и его реакция доказала это.

Очевидно, он всерьёз нуждался в ней. Действительно нуждался в ней. И из-за этого его самоконтроль в те моменты был ужасающим. Больше, чем когда-либо, она теперь знала, что он будет чертовски сильным противником.

— Ты ничего не знаешь о том, что случилось с моей сестрой, — сказал он слишком тихо.

Он никак не мог знать, что она читала отчеты. Как он мог, когда даже не знал, что те, кто был ответственен за это, сдались задолго до того, как Кейтлин даже стала частью ПКВ?

Но она почувствовала это, даже когда читала их… именно через это ему пришлось бы пройти. Эта боль так и не прошла. Она знала это слишком хорошо — гнев, несправедливость, потребность в мести.

И это, должно быть, разъедало его изнутри. Продолжало разъедать то, что осталось в его сердце. Его месть линчевателям, убившим его родителей, была беспощадной. Их было больше тридцати, но он заполучил каждого из них и всех, кого они знали. Это было начало разглагольствований, которые принесли ему его репутацию. Линчеватели надеялись вызвать предупреждающий сигнал, уничтожив семью магистров — выписать предостережение всем вампирам, которые думали, что могут делить человеческую территорию. Вместо этого они усвоили урок того, к чему привело общение с магистрами вампиров, к чему привело общение с Кейном. Что ещё ужаснее, он не торопился годами, наполняя каждого ужасом от осознания того, что он придёт за ними… по очереди. В конце концов, он вернул своей семье землю, статус, достоинство. До того, как появились правила.

Но та же самая месть за его сестру была, без его ведома, сорвана стеной молчания, которую у Отдела по контролю над третьими видами не было другого выбора, кроме как поддерживать. У них не было выбора, кроме как скрыть это, иначе последствия были бы ужасными — для семей ответственных, для всего сообщества ликанов, для закона и порядка в округе. Ответственные за это ликаны сдались ночью после инцидента, дали полные и откровенные признания и с тех пор содержались в изоляторе временного содержания, боясь гнева Кейна.

И, словно прозрение, для Кейтлин кусочки начали сливаться воедино. Выворачивающая наизнанку возможность, о которой она уже подозревала.

Он всё выяснил. Он, наконец, раскрыл правду.

Вот почему он хотел её. Это было связующим звеном. Только теперь она поняла, как вписалась в эту головоломку. Он хотел справедливости… по-своему. Он хотел, чтобы они были освобождены из-под стражи, и тогда он мог разобраться с ними. И чтобы добиться этого, ему нужен был инструмент для ведения переговоров.

Она.

Она подумала о спокойной решимости, которая потребовалась, чтобы поймать убийц каждого из его родителей. По какой-то причине Кейн не торопился, и история научила её, что сейчас самое время по-настоящему испугаться.

Это было только начало.

Страх, охвативший её живот, усилился, пока он пристально смотрел ей в глаза, как будто собирался что-то сказать. Вместо этого он, казалось, передумал.

Когда он зашагал прочь, всё её тело обмякло от мгновенного облегчения.

Он сорвал с себя полотенце и открыл шкаф. Он натянул чистые боксеры и джинсы, натянул футболку и направился к диванам.

Умер не только момент, но вместе с ним и всякое подобие надежды. Потому что, если бы она была права — если бы речь шла об искуплении Араны, — ничто не могло бы свернуть его с этого пути.

И если он говорил правду в ванной, когда сказал, что ему не нужно соблазнять её, чтобы заполучить её душу, у неё даже не было того рычага воздействия, который, как она думала, у неё был. Хуже того, она добровольно вошла в его ловушку.

Он взял сигареты и зажигалку с кофейного столика. Зажав сигарету между губами, он с неизменной точностью поджёг кончик, а затем откинулся на спинку стула. Он выдохнул короткую, стремительную струю дыма, его внимание было приковано к телевизору.

Ей нужно было знать. Ей нужно было знать здесь и сейчас.

И каким-то образом она должна была докопаться до правды, не сообщая ему того, что знала сама, иначе она собиралась раскрыть самый большой секрет, который когда-либо хранился в её подразделении. Она могла бы спровоцировать войну вампиров и ликанов, которой они все боялись. И она была бы ответственна за последствия.

Она сделала несколько шагов к дивану, мгновение наблюдала за ним, за глубокой, но отстраненной сосредоточенностью в его глазах, которые оставались прикованными к беззвучному экрану телевизора.

— Я сожалею о своих словах. Это было непростительно.

Он не посмотрел на неё. Он даже не вздрогнул.