Страница 21 из 78
Есть, правда, один неприятный момент. «Дружба», конечно, не «Урал», шина маловата. Но и с короткой шиной дело у Михаила понемногу продвигалось. Пока возился, мозг прекратил терроризировать его «кочегарами» и переключился на другую мелодию. Хотя с исполнением снова не повезло: кроме «На-а-а ма-а-аленьком плоту-у-у! Скво-о-озь бури, дождь и гро-о-озы!» остальные слова певца-футболиста вылетели из головы. Михаил плюнул, и заткнулся. А потом внезапно пошло-поехало. Вспоминались по несколько строчек, зато песен много:
И снится нам не рокот космодро-о-ома!
Не эта-а-а ледяная синева-а-а!
А снится на-а-ам трава. Трава-а-а у до-о-ома!
Зелё-оная, зелё-о-оная трава-а-а!
Ты помнишь, как всё начиналось?
Всё было впервые и вновь.
Мы строили лодки, и лодки те звались:
Вера, Надежда, Любовь.
На недельку, до второго
Я уеду в Комарово.
На воскресной электричке
К вам на краешек земли.
Михаил подпилил ствол с противоположной стороны. Близился последний этап.
– Теперь самое опасное, – предупредил он товарища. – Подпираешь так, чтобы падало в ту сторону. Не пытайся перебороть мелкие раскачивания дерева. Наваливайся только тогда, когда оно качнётся от тебя. Нам надо поймать этот момент. Мне – подпилить последние сантиметры. Тебе – навалиться со всей силой. Ну, поехали!
Этот поезд в огне-е-э!
И нам не на что больше жа-а-ать!
Этот поезд в огне-е-э!
И нам некуда больше бежать!
БГ всё-таки удалось вспомнить после нескольких попыток. Тем более, что к хриплым воплям Михаила присоединился низкий голос Андрея. Да и с памятью на песни у него получше. Раз за разом лесорубы начинали с первых слов:
Полковник Васин приехал на фронт
Со своей молодой женой.
Полковник Васин собрал свой полк
И сказал им: пойдём домой.
Ведём войну уже семьдесят лет.
Нас учили, что жизнь это бой.
По новым данным разведки
Мы воевали сами с собой!
Этот поезд в огне,
И нам не на что больше жать!
Этот поезд в огне,
И нам некуда больше бежать!
Лужёные глотки умудрялись переорать тарахтящую и завывающую технику. Михаил дошёл почти до середины ствола, когда почувствовал, что ещё немного – и дерево начнёт падать. На самом деле ствол не отпиливается полностью. Остаётся некоторая полоска целой древесины, которая сама ломается при падении ствола. Дождавшись, когда порыв ветра наклонит крону в нужную сторону, мужчина подпилил ещё пол-сантиметра. Растение не выдержало.
– Береги-и-сь! – Вопль перекрыл скрип и треск ломающегося дерева.
Михаил вытащил пилу и отскочил на несколько метров назад. Соскользнувший с курка палец благополучно заглушил инструмент. Рядом моментально оказался Андрей, бросивший шест. Не шевелясь, мужчины смотрели, как лесной великан медленно скользит к земле, обламывая ветви соседних ёлок. Завораживающее зрелище. Направление падения задали вдоль границы, чтобы и упасть могло, и не повредило постройки. Дерево, постепенно ускоряясь, с треском и грохотом достигло земли. Несколько раз сыграл и успокоился толстый комель. Нижняя часть сосны лежала вдоль границы переноса, а вершина попала между деревьями, по касательной уйдя в глубь леса. Причём на виду осталось максимум четверть длины – высота деревьев в несколько раз превышала диаметр участка.
– Отлично получилось! – Заорал Андрей.
Парни закричали и запрыгали, возбуждённые победой человека над лесным гигантом.
– Давай передохнём, а то передо́хнем. – Предложил Михаил.
Сходили, похвастались перед жёнами, хотя те сами прекрасно всё увидели и услышали. Но такова природа мужчин – обязательно надо похвастаться. Чтобы, значит, удивились и похвалили. А то и приласкали.
Вдохновленные поцелуями девушек, парни вернулись к работе.
– Предлагаю теперь это дерево повалить, – сказал Михаил. – И вообще, пойти по кругу. Тогда получится завал из деревьев. Чтобы всякое зверьё к нам не лазило. Когда ветки высохнут, пройти через острые сучки будет трудно. И шума много.
– Давай! – Согласился Андрей. – А я предлагаю «Группу крови».
– Какую именно группу?.. А! Дошло. Запевай!
Под Цоя, которого вспомнили на удивление много, свалили ещё несколько деревьев. Не всегда получалось направить туда, куда хотели. Разброс иногда достигал тридцати градусов. Но хотя бы в дом не попали. К вечеру закончили половину периметра. Как раз закончился бачок. Когда пила зачихала, Михаил решительно закрыл краник бензобака.
– Всё! Баста, карапузики! Кончилися танцы. Мать! Встречай работников пилы и топора! Ужин готов?
Тело ломало с непривычки, но боль не замечалась, компенсированная гордостью от проделанной работы. Хотя общую усталость никто не отменял. Лесорубы повалились на лавку возле крыльца и облегчённо откинулись на дощатую стену.
– Фух! Завтра доконаем периметр. Потом уберём всё с крыши. А потом... Вот как лучше? Сделать засеку возле огорода или починить крышу? Если на участок будут шастать, то лишимся урожая. А если будет дождь, то зальёт крытый двор. С другой стороны, двор – фигня, а крыша дома цела. Согласен?
– Логично. Тогда после очистки дома пойдём к скале. Лишь бы хватило бензина.
– А вот это – самая больная тема... – В этот момент девушки поставили подогретый ужин, который уже больше часа дожидался едоков. – Оленька! Лапонька! Вот это я понимаю – еда!
Перед каждым лежал кусман мяса в два кулака размером.
– Знаешь, что мы забыли? – Михаил, кидавший в рот кусок за куском, сумел ненадолго остановиться. – Мы забыли о коптильне.
– А мы не забыли, – скромно сообщила Ольга.
Девушки сидели напротив и с удовольствием смотрели, как насыщаются голодные мужчины.
– Мы подкидывали понемногу сырых щепок, которые ты оставил.
– Оленька! Золотце моё! – Патетически заорал Михаил. – Какая ж ты у меня!.. Дай я тебя расцелую!
– Ешь, давай, клоун! – Засмеялась жена.
Остальные тоже улыбались, глядя на это представление.
***
Край таежный, с добрым утром!
Мы не зря пришли сюда:
От Байкала до Амура
будут мчаться поезда!
Громкие звуки разбудили Мишку, спавшего под скамьёй в виду уничтожения жилой площади. Собакен выскочил наружу и уставился на хозяина, мало того, что вышедшего рано поутру, но ещё и занявшегося странными голосовыми упражнениями. И руками машет – жуть какая!
Михаилу не спалось. После вчерашней нагрузки организм ломало. Он проснулся на рассвете с жуткой ломкой в суставах. Эх, старость не радость! И мужчина, чтобы взбодриться, снова закрутил руками и заорал:
Постой, паровоз!
Не стучите, колёса!
Кондуктор, нажми на тормоза!
Я к маменьке родной
с последним приветом
спешу показаться на глаза!
Звуки отражались от близко стоящего леса, возвращались и снова отражались – уже от стены дома. Получалось прикольное трёхголосое пение. Мишка решил, что орать – это весело, и тоже завыл и загавкал.
– Этот вопль у нас песней зовётся! Понял, блохастый?
– Этот вопль у нас свинством зовётся! – Послышался из окна голос жены. – Чего спать не даёшь?
– А зачем окно открыла? Не открыла бы – ничего не услышала.
– Вообще-то, я только сейчас открыла. Ты в курсе, что можешь перекричать гудок автомобиля? Я серьёзно. Как-то у дороги кто-то дудел, и я не слышала. И Мишку кое-как слышно, когда гавкает. А тебя слышно великолепно. Так что заткнись и не мешай трудовому народу спать.