Страница 4 из 24
Темнело, и Глафира справедливо подумала, что старичок-монах не мог бы весь день сидеть на своем бревнышке, и поэтому снова обратилась к келейнице, чтобы узнать, где его можно найти, на что получила решительный отказ. Единственный старец в монастыре – это тот, в доме которого она стоит и который принял ее вместе со спасенным монахом, других нет и не было. Вся остальная братия – молодые монахи. На вопрос про большое бревно с кучей теплых вещей келейница снова отрицательно помотала головой, утверждая, что такого в их монастыре никогда не было.
Глафиру все это не устроило, и она побежала сама посмотреть на бревно, чтобы предъявить доказательство: ну вот же, вот!
Но бревна найти не смогла, и никаких следов, кроме ее собственных, одиночных!
– Нет! Ну я все понимаю, – снова всполошилась мелкая Фирка, – но не так же явно чудеса должны случаться в жизни! Это что ж получается? Идешь себе, идешь! Встречаешь человека, общаешься с ним, а оказывается, его и не было? Может, ты головой повредилась, когда в обморок грохнулась-то?
– Все может быть! – вздохнула взрослая Глафира и побрела обратно в монастырь спасать воющую тетку.
С теткой было все ясно. Туча абортов, и дочь оставила ее, укатив в какую-то заграницу! Муж помер, а она в свои 75 осталась доживать одна.
– Может, не стоит ее брать в работу? – спросила Фирка. – К ней даже монах с опытом не смог пробиться, а куда уж нам с тобой?
Глафира не стала ругать мелкую, что она лезла не в свое дело, потому что на самом деле хотелось хоть с кем-то посоветоваться!
Действительно, как вытащить тетку-атеистку из пропасти претензий к собственному, единственному оставленному в живых, ребенку?
Глафира зашла в дом старца к келейнице и спросила: чем можно помочь этой женщине и что в случае с верующими говорят таким обычно?
Келейница сказала:
– Знаю изречение опытного старца, который говорил, что за каждого – по воле матери нерожденного – младенца те другие, которых она родит «на радость» себе, воздадут ей скорбями, болезнями, тугой душевной. Что здесь можно сказать? Ей бы помолиться о душе своей и за дочку бы помолиться, которая бросила ее. Но она не может, не верит! А насильно никто не сможет ей помочь! Ведь чтобы убить ребеночка, надо сначала убить любовь к нему в душе. А Бог и есть любовь. Разумеешь, дочка, что я говорю?
Глафира кивнула и поняла, что это не ее тема, и она вообще не знает, как к ней подступиться. Тётка по-прежнему сидела и тихонько выла на скамейке.
Глафира вышла и села рядом.
– Тёть! Может, тебе все-таки повиниться?
– Мне не перед кем виниться! – обдала ледяным взглядом Глафиру тетка.
– Всё! Молчу-молчу! Простите, что помешала вам выть! Войте на здоровье себе дальше!
Тетка вдруг осознала, что уже битый час сидит и реально воет!
– И куда я теперь? – спросила она Глафиру, будто та могла знать ответ.
Глафира развела руками…
– Может пойти к кому-нибудь в дом помогать, чтобы не быть одной и не помирать в одиночестве? – предположила она с опаской, что сейчас услышит опять что-то злобное в ответ.
– Соседке?! – осенило тетку. – У нее дитё больное, и она разрывается между домом и работой! А я за дитём присмотрю, пока мамка на работе, и глядишь, и правда помру не в одиночестве!
Тетка встала и пошла стремительно прочь, найдя выход из своего положения, даже ни на мгновение не задумавшись над тем, где она сидела и по чьим молитвам к ней подошла эта дура, предлагающая ей перед кем-то там за что-то повиниться!
Глафира подвинулась на место тётки и расцвела в улыбке! Желание незамедлительно сдохнуть у тётки исчезло, только параллельно Глафира понимала, что всё здесь не так просто!
К Глафире вышел старец и присел рядышком на скамейку, улыбнувшись.
– Справилась? – участливо спросил он, будто присутствовал при том разговоре на бревнышке.
– Не знаю! Я вот думаю, не может же быть все так просто! Просто помог человеку, и разошлись!
– Не может быть! Но об этом пока рано тебе думать! А вот когда решишься отказаться от своего этого имени – Глафира, вот тогда и приходи, и обсудим! А пока ступай! Я помолюсь за тебя, и все обойдется!
– Что обойдется? – шепотом спросила Глафира, понимая, что старец говорит о чем-то важном, к чему она даже подступиться не может!
– Потом! Все потом расскажу, когда время твое придет! Ступай, ступай! Тебе пора ехать.
Ничего не понимая, Глафира не посмела ослушаться и поехала в дом Викентия, четко осознавая, что это теперь ее пока единственный дом.
Подходя к двери, она вспомнила, как Викентий, приведя ее к своей квартире, протянул ключи и сказал: “Открывай! Ты теперь тут живешь!” Она с улыбкой взяла ключи.
Теперь это казалось пророческим. Она не была сентиментальной девушкой, но сейчас как-то стало совсем тоскливо и одиноко. Убрав со стола грязные кофейные чашки, которые они в прошлый раз впопыхах оставили, достала недопитое вино из холодильника и налила себе полбокала.
На телефон пришло смс: «Моя мать в больнице! Убью, сука!»
Глафира улыбнулась и написала в ответил: «Чужие деньги никогда не приносят счастья, даже если они от родственников! А уж для твоей матери тот дед вообще был никем. Попробуй убить! Звучит даже забавно. Я буду ждать тебя».
Глафира усмехнулась в предвкушении интересной истории и отхлебнула из бокала вина.
Глафира, как некоторые работники Скорой, обладала одной уникальной способностью, две тысячи лет назад описанной в Большой Книге: «Тогда взяли каменья, чтобы бросить на Него; но Иисус скрылся и вышел из храма, пройдя посреди них, и пошел далее».
И в другом месте: «Услышав это, все в синагоге исполнились ярости и, встав, выгнали Его вон из города, и повели на вершину горы, на которой город их был построен, чтобы свергнуть Его; но Он, пройдя посреди них, удалился».
В общем, в нужный момент Глафира умела делать так, чтобы ее было не видно. Это требовало неимоверных затрат энергии, но в принципе было несложно.
Теперь Глафира понимала, что это было частью тех умений, о которых говорил старичок на бревне…
Скорая. Телохранитель
Утро озадачило раздумьями. Вчера она понимала, почему не хочет ехать на острова к Викентию. Ей слишком не понравилось то состояние отчаяния, пустоты и оставленности, которое захлестнуло ее на Красной площади.
Теперь хотелось разобраться, почему такое вообще возможно в ее сущности и как избавить себя от той, вчерашней, бездны безысходности и безнадежности!
В дверь позвонили.
«Как же я не люблю теперь, когда звонят в эту дверь! Как будто не предвещает это ничего хорошего», – пронеслось в голове у Глафиры, и она пошла открывать.
Глазка в бронированной двери предусмотрительно не было. Она остановилась около порога, чтобы отсканировать, кто там.
«Никакой агрессии. Будто прям душа родственная! – констатировала удивленно Глафира. И добавила: – Жесть!»
Сегодня почему-то не верилось в такие елейные настроения по отношению к ней. Глафира открыла. На пороге стоял тот самый молодой человек, который прикидывался (или был на самом деле) программистом в том самом кабинете СБС, где ей ее враг вещал про предательство друзей.
«Наверное ж это он прислал мне вчера смс-ку: убью, сука! – разглядывая парня, думала спокойно и как-то даже отрешенно Глафира. – Он так умеет мастерски маскироваться?»
– Можно войду? – спросил молодой человек.
– Нельзя! – ответила Глафира, наблюдая за реакцией парня.
Парнишка почему-то смутился и, немного замявшись, промямлил, доставая из рюкзака бутылку хорошего вина и коробку приличных пирожных:
– Мне очень надо поговорить! Пожалуйста!
Глафира, состроив вредную рожу, жестом пригласила войти и ничего не сказала.
Парень разулся и руководимый движениями хозяйки прошел на кухню, и начал без обиняков:
– Я – Даня! Вчера прислал вам смс, что убью вас. Моя мама в больнице, ее бывший, который привел меня в Скорую, сбежал. Я без них совсем потерялся. Они оба жизнь положили на борьбу за наследство, а потом на месть!