Страница 24 из 49
Шагнув к двери, я прислушался. Кажется, он ещё дальше отошёл. Что-то долго молчит…
— Ты ещё там? А вдруг на фото и правда мой близнец? Который теперь там лежит с переломанной шеей.
— Я об этом уже думал… — Голос напарника действительно снова шёл из соседней комнаты. И в паузе там что-то хрустнуло. — Но нет. У вас с ним совсем разная форма челюсти. Это точно не тот человек, что на фотографии. А ты, похоже, в свою очередь, уже понял, к чему я клоню.
— К тому, что ты снова попытаешься меня обезвредить, когда я вдруг загрущу? Ведь сейчас, как понимаю, я выгляжу гораздо счастливее, чем этот лаборант. Хотя казалось бы… Сложная у него работа тут была, наверное.
— Когда я тебя выпущу, постарайся не грустить…
— Это трудно, когда тебе постоянно не верят!
— … И открой забрало.
— Уговорил, чертяка языкастый! — Я толкнул дверь, но она открылась лишь на десяток сантиметров, натолкнувшись на препятствие. — Убирай уже свои баррикады. А то мне опять щас тут грустно станет.
— Посмотри на меня. — Шутник вышел из-за тяжёлого шкафа, держа фотографию перед собой.
И я устало улыбнулся ему совсем как тот водопроводчик.
— Не улыбайся. Расслабь лицо. Представь, что фотографируешься на паспорт.
Нетерпеливо вздохнув, я выполнил просьбу,
— Ну да… У тебя уже почти разгладился треугольник печали. И губы ты больше так не сжимаешь. Этому парню, похоже, было что скрывать…
— Может с какой-то секреткой работал. И был не выездным. Я бы тоже в этом климате загрустил без отпусков.
Следом за мной Шутник тоже глянул на сгущающиеся за окном тучи:
— Кстати, туман уже совсем рассеялся. — Он взялся за шкаф и отодвинул его на достаточное расстояние. — Глянь, что там внизу.
— Ты уверен, что это зрелище меня не сильно расстроит? — Протиснувшись обратно в коридор я подошёл к окну
— Да перестань. — Напарник шагнул к окну следом. — Видел уже такое?
— А-а-а… Да. Видел. Причём даже изнутри.
Судя по ответному взгляду Шутника, про этот эпизод из моей недолгой новой жизни дочь ему не рассказывала слишком подробно:
— Это там, где ты масляный резервуар поджёг?
— Ага. Только там всё было как-то компактнее… Теснее…
— Вот и в Москве в метро что-то подобное выросло…
Пустырь, образованный речной долиной Смоленки через дорогу от здания НИИ был покрыт почти ровным слоем кое-как одетых бледных человеческих тел. Как и во внутренностях контейнеровоза, они были соединены между собой разветвлённой системой толстых жёлто-серых сосудов, пульсация которых была заметна даже с пятого этажа. Исчезая под тёмной поверхностью воды, подрагивающие связки заходили жертвам паразита через рот и выходили сзади. И сейчас, по мере того, как тучи всё чаще закрывали слабеющее светило, эти нити медленно стягивались обратно к воде, уплотняя ряды нанизанных на них тел.
— Слушай, профессор… — Я присмотрелся к этой колонии и заметил, что кое-где между отростками, кажется проскальзывают бронзовые спинки миног. — А на этот счёт у тебя есть идеи?
— На какой?
— Как эти твари так быстро скучковались вообще? Насколько понял, нахимовцы впервые столкнулись с крабами где-то в середине весны. Когда более-менее потеплело. То есть прошло меньше полугода.
— Паразиту нелегко отрастить обратно собственную пищеварительную систему, утерянную за миллионы лет эволюции. И он по-прежнему использует чужие. Но при достаточном количестве пищи они часто могут расти почти бесконечно. Пока позволяет среда и пища. То есть, носительи то, что он сам ест. А саккулина, как понимаю, гораздо менее разборчива в еде, чем обычные жоры.
— Но это же изначально какой-то мелкий недоразвитый рачок…
— Скорее всего, это множество мелких организмов вместе. И я имею в виду не только этих бедолаг. — Кивнув за окно, Шутник, вероятно, имел в виду то, что осталось от людей. — Многие организмы так или иначе кучкуются в кризисные периоды. Так легче выжить.
— По людям не скажешь…
— Ну… Как ты видел, эти тоже уже между собой конкурируют. И в Москве есть разные штаммы, и в Саратове… Уверен, неожоры тоже где-то здесь свили себе гнездо. Судя по всему — в южной части острова. Там где порт.
— «Неожоры»?
— Те, кто стал жертвой заразы уже в этом году.
Через окна кабинетов, которые выходили на южную сторону, была видна плотная городская застройка и остатки тумана между домами. Но дальше, в дымке у горизонта, явно высились характерные портовые краны — такие же, как в Бронке.
— Наверное, там тоже какие-нибудь радиомаяки до сих пор работают.
— Надеюсь, проверять не придётся. — Пожал плечами напарник.
— И всё равно не понимаю. Как можно так вымахать? Эти вот серые трубки — точно состоят не из нескольких рачков, которые дружно взялись за клешни в трудные времена.
— Судя по тем данным, что мы получили из Саратова, возбудитель фагопатии эволюционирует быстрее всех живых существ на планете. Как и все остальные вирусы-фагоциты, в принципе… Но они и погибают точно также быстро — миллиардами в секунду. А то, что откопали в полярном озере — своего рода рекордсмен по выживанию. Бороться за жизнь эта недомолекула и её простейший носитель учились миллионы лет под километрами льда. И вот теперь попал в наш уютный мирок, полный веществ, ещё не вошедших в цикл его реакций…
— А почему мы с тобой тогда ещё не выросли размером с этот дом?
— Про мегажор слышал?
— Профессор, я честно учил. Просто забыл…
Шутник по-прежнему стоически игнорировал мои остроты:
— Некоторые растут… А вот мы… — Он ненадолго задумался, глянув на мою руку. — В нас живут два конкурирующих штамма. В шатком равновесии, нарушение которого мы с тобой уже сегодня почувствовали.
— Тогда может быть эта штука ломает в баланс в пользу того штамма, который удерживает нас от жорского состояния? — Я постучал по манжете, на которую Шутник и смотрел. Именно там я хранил найденную под памятником ампулу. — Если от влияния заражённых мы сами превращаемся в таких же тупиц, то…
— То для тебя эта дрянь, вероятно, работает как обратный триггер. Который и превратит простака Рика обратно в хитрого Брокера. — Напарник наконец-то озвучил тот вывод, к которому пришёл перед нашей недолго перепалкой.
— Интересно, в кого она превратит тебя…
Шутник не ответил. И когда он снова внимательно пригляделся к моему лицу, я постарался улыбнуться в ответ как можно более легко и приветливо:
— С вами всё ещё простак Рик!
— Ладно… Пошли дальше, а то ещё дрон упустим. Надо дать сигнал о том, что мы в порядке.
Путешествие до противоположного крыла не показало нам ничего нового. Все этажи самого высокого корпуса НИИ действительно были похожи друг на дружку. И отличались в основном аббревиатурами, обозначавшими названия отделов — кое-где они ещё встречались на дверях и табличках.
Намётанный глаз моего напарника по-прежнему не замечал здесь ловушек — ни в коридоре, на в симметричном лестничном колодце. Хотя ступал он всё-так же осторожно и неторопливо, заглядывая в открытые кабинеты. Однако разорение на верхних этажах наблюдалось точно такое же, как и внизу. Если тут и была когда-то моя тайная база, то внутри здания я никому ходить или устраивать временные лагери не мешал.
От неторопливого темпа подъёма я заскучал. И, выглянув в окно, предоставил своему спутнику шанс ещё немного поумничать:
— А вот эти миноги… Почему они не жрут крабов? И крабы миног тоже, вроде тоже не трогают.
— Наверное симбиоз. Как у анемонов и рыб, которые живут в их зарослях.
— Анемонов? Это, вроде, цветы такие?
— Это такие ядовитые полипы. У рыбы-клоуна на коже похожий состав слизи, как и у самих актиний. Те принимают их за своих и позволяют спокойно плавать в своих зарослях. Рыба получает защиту, а актинии — вентиляцию воды и избавление от гниющих остатков своей пищи.
— Да, пожалуй, и правда напоминает одних клоунов… — Я снова выглянул в окно на уплотняющийся клубок крабов и снующих между них миног. А в соседние створки, выходящие на улицу Беринга, был виден край кучи, образовавшейся после жорского побоища.