Начало после конца

– Видимо, у нашего упыря настоящая ломка, он даже не дождался ночи, – прошептал криминалист, присаживаясь на корточки рядом с телом. – Если судить по степени окоченения, то её убили около девяти вечера. Но в этот раз, девчонка пыталась сопротивляться. Вырвано половина волос. Скорее всего она пыталась отбиться, а он со всей дури выдернул у неё всю косу разом. Могу сказать, что от болевого шока она и сердечный приступ могла поймать. И я не представляю, какой силищей надо обладать, чтобы вырвать у ребёнка косу. На задержание такого урода, я бы тебе посоветовал не просто опергруппу взять, но и поддержки попросить. Одна ты с ним точно не справишься. Тут мужику-то тяжело будет, но то, что зелёной девице, едва закончившей школу милиции и пришедшей в уголовный розыск.

Новой жертвой оказалась девочка лет двенадцати на вид. На ней было жёлтое платье в крупный белый цветочек. Светлые волосы были заплетены в две косички и одна из них отсутствовала, как и сказал эксперт, выдернута с корнем, словно никогда и не росла на голове. Жертва лежала на спине с широко распахнутыми голубыми глазами. На шее и груди расползалось кровавое пятно, а две неизменные полосы шли все в том же направлении. Сомнений не оставалось, это наш маньяк. Вряд ли бы подражатель успел раздобыть схожее оружие, за такой короткий отрезок времени. Мы его в базе не смогли найти, что уж говорить про посторонних.

Пошарив по карманам девочки, криминалист обнаружил ключ от квартиры и платок с вышитой на нем фамилией. Скворцова Таня. Судорожно сглотнув, я постаралась отрешиться от всего происходящего. В первую очередь, я милиционер и обязана найти того, кто это совершил. А уже потом, переживать и наматывать сопли на кулак. Сегодня очередное испытание, последняя попытка найти маньяка до того, как в город пожалует представитель КГБ. Я готова была всем богам молиться, чтобы этот день ещё отсрочили. Пусть я в них и не верила, но ради такого, готова была во всё что только можно уверовать.

Пока мы стояли подле трупа и пытались понять, как она связана с пятью убитыми до этого мальчишками, участковые уже начали опрос свидетелей и тех самых бабушек, сбившихся около лавочек. Опять никаких следов и улик на месте преступления. Полное отсутствие свидетелей. И обескровленный труп… Распорядившись о допросе жильцов ближайших домов, я подошла к пожилой женщине, которая обнаружила тело. Та выглядела неважно, но всё же согласилась продолжить диалог уже со мной.

– Живёт недалеко: на Фруктовой, дом пять, – тихо произнесла та, кутаясь в платок. – Танечка была хорошей девочкой, всегда ходила вместе с моей Людочкой. Ей же всего десять… Как же так… Какой супостат мог такое сотворить, на ребёнка руку поднять. Неужто перед богом не страшно представать.

– Главное, чтобы перед судом было страшно, – записав все в блокнот, я поплотнее закуталась в плащ. – У нас только он решает, кому и как жить. А за это поплатится, милиция всё равно отыщет, куда бы не спрятался. Как вы вообще нашли тело?

– Я всегда хожу этой дорогой, когда домой возвращаюсь, – лепетала перепуганная гражданка. – Вдруг вижу: лежит что-то большое в темноте. Подумала, кто из соседей ковёр выкинул, а что добру пропадать, для мужа в гараж, всё сгодится. Я приблизилась, думала, может, пока никто не заметил, домой унесу, не далеко. Утром-то тут темень стоит, я и подумала, что ковёр. А тут она… Мёртвая! Глаза голубые-голубые, стеклянные, что та чешская ваза, которую мне дочка из Уссурийска привезла. Я смекнула, что не от сердечного приступа померла и тут же побежала к большому проспекту, там и наткнулась на милиционера. Рассказала ему всё, а он уже вас вызвал. Ну, вот, собственно, и всё. Теперь сами видите, что произошло. Кто же знал… Кто же знал…

– С какой стороны вы обычно ходите? – продолжала допрос, несмотря на то что вокруг нас уже начали толпиться люди. – Постарайтесь вспомнить все детали, которые предшествовали обнаружению тела.

– Так, я с соседнего двора иду, я уборщицей работаю в продуктовом, – кивнула та, – а по вечерам за сторожа в детском садике. Вот со смены и возвращалась. Когда полы шла мыть, тут ещё ничего не лежало. Потому и заинтересовалась, кому же ковёр приспичило в ночь-то выкидывать.

– Вы видели кого-нибудь, когда свернули сюда с центральной улицы? – продолжала записывать я слова женщины. – Или подозрительных личностей, которые по ночам тут блуждали? Хотя бы примерный портрет человека, который никогда тут не появлялся?

– Нет, никого, – отрицательно помотала головой женщина, руша последние перспективы на свидетельские показания. – Я просто особого внимания не обратила на людей, шедших мне на встречу. К тому же, мало ли кто в семь утра на работу спешил. У нас район хоть и близкий к центру, но все в основном на заводах за городом трудятся. Потому, на прохожих-то и не смотришь. У них свои дела, у меня свои.

– Неподалёку от убитой кто-нибудь был? – предприняла я очередную попытку, ухватить удачу за хвост. – Может быть, мелькнул среди дворовых построек или в арках? Наблюдая за вашими действиями? Или в окнах подъездов мелькал силуэт?

– Нет, – в очередной раз потрясла та головой, в отрицательном жесте. – Тут довольно безлюдное место даже днём. Сколько лет хожу этой дорогой, редко встречаю тех, кому действительно есть дело до нашей помойки. Даже бомжи и те предпочитают места позажиточнее. Потому, никого подозрительного припомнить не могу. Даже соседей и то на улице не было. Из-за того, что раннее утро, ещё и день рабочий.

Поблагодарив единственного свидетеля, который всё равно ничего не дал, я пошла по адресу, который мне указала старушка. Никогда бы не подумала, что вот так, в груди все могло обрываться только из-за странного предчувствия. Дверь мне открыл черноволосый мужчина лет пятидесяти. Завидев представителя закона, он взволнованно втянул в себя воздух и пошатнувшись прошёл обратно в комнату. Ничего не говоря, я проследовала за ним, убирая удостоверение в карман плаща, стараясь не думать о том, что в очередной раз придётся сообщить родителям покойного ребёнка, новости, от которых у самой в желудке все комом вставало.

– У вас что-то срочное? – он накапал капли из флакончика с корвалолом. – Наша Танечка, она пропала, если у нас не очень важные новости, прошу, давайте побыстрее, я всё жду, когда она вернётся.

– Добрый день, – ещё раз прокашлявшись сказала я. – Младший лейтенант уголовного розыска Петрова Анна Николаевна. Вы отец Татьяны Скворцовой?

– Да, – заторможено посмотрел он на меня. – Она моя дочь. А в чём дело? Почему уголовный розыск интересуется моей Танюшенькой?

– Мне тяжело об этом говорить, но тело вашей дочери сегодня утром обнаружили на территории Мариинского проезда, – медленно выдохнула я, стараясь придать голосу учтивости, но твёрдости. – Здесь неподалёку, где помойки. Она была убита. Сейчас, мне нужны ваши подробные показания о событиях вчерашнего вечера, это поможет скорее найти убийцу и остановить того, кто посмел совершить такое вопиющие преступление. Надеюсь, господин Скворцов, вы готовы дать показания?

– Это моя вина, – побледнев до мелового цвета, прошептал отец девочки. – Не надо было ввязываться во всё это.

– Что вы имеете в виду? – насторожившись, я попыталась ухватить саму суть происходящего. – У вас были какие-то сторонние конфликты, и вы можете рассказать следствию, кто вам угрожал и по какой причине могли отомстить столь зверским образом?

– Недавно я поругался с очень опасным человеком, – еле шевеля губами, ответил убитый горем отец, глядя перед собой. – Он обещал отомстить мне за то, что по моей вине не успели завершить работы и всё полетело под откос. Смена… Я не должен был зариться на такие лёгкие деньги. А теперь по моей вине… Нет…

– Кто этот человек? – я вцепилась в эту версию, как утопающий в спасательный круг. – Не тяните, пока у нас есть шанс схватить его по горячим следам, он не уйдёт от наказания. Только ради всего, не молчите и объясните, кого нам надо взять!

– Ломоносов Станислав Фёдорович, начальник смены на заводе «Красное Знамя», – тихо ответил тот и простонал. – Мы с ним были дружны ещё с прошлой работы, когда он был моим бригадиром. Неделю назад у нас была большая запара на заводе, требовалось работать в три смены, нарушая технику безопасности. Но другого варианта не было, мы бы не успели закончить государственный заказ, а Олимпиада уже на носу. Нас бы всех в Сибирь сослали, лес валить, если бы не успели. Но, мы, в тайне от всех, провернули кое-какие махинации с пропусками и уложились. Стас нам денег даже приплатил за сверхурочные, а потом организовал небольшой сабантуй, в нашей заводской столовке. Девки у нас добрые, никогда не откажут стол накрыть, а тут ещё и такой повод. Во время застолья случилось странное… Стас увидел у меня старинный серебряный портсигар, он мне от деда достался. Когда те немцев под Берлином брали в плен, он у одного офицера его на жизнь выменял. Так вот, мой начальник, совершенно неожиданно попросил, чтобы я продал ему эту приметную вещицу. Но я не смог этого сделать, портсигар достался мне от деда и передаётся из поколения в поколение, как семейная реликвия, не имеющая цены. Это напоминание о том, как велик и могуч советский солдат, что подвиг его на века останется в истории. А эта вещица, она напоминает о том, что наша семья тоже много чего вложила в это. Мой отказ очень разозлил Ломоносова. И тогда, прямо на глазах у половины смены разругались в пух и прах. Ребята с завода могут подтвердить. Водки мы тогда уже на грудь приняли, но каждый скажет, что было. В конце разговора Станислав пообещал, что больше не хочет меня знать и что я пожалею о своём отказе. Он ещё в сердцах добавил, что коли он из крови заработан, то кровью и умоется. Мужики ещё пальцами у висков покрутили. А теперь… Теперь моя Танечка, из-за этого портсигара, больше никогда не вернётся домой. Я ничтожный отец… Я не заслуживаю жить…