Отрадное

– Можно, Георгий Ильич?

– Да, да, входите, Выпхин. Что вы думаете про свою жизнь дальше, Выпхин? Я вот почему вас вызвал. Знаете, вы всё время что-то молчите. А ведь начальник гарнизона – ваш родной отец, он заботится о вас.

Выпхин сел на присутственное место в кабинете. Генерал посмотрел на него из-под лампы своего письменного стола.

– Я должен знать ваши мечты, направление ума. Как вы считаете – я правильно говорю или нет? Словом, мне кажется, вы – человек перспективный, ответственный. Можете сделать карьеру и – даже, даже! – быть совестливым партнером для хорошей женщины. Вы не думали о женитьбе? А я вас тут женить собрался. И женщина такая хорошая, достойная. Как раз вам под стать будет. Я ведь как понимаю – ваша трудность на данный момент в том, что вы хотите учиться и сделать карьеру, но боитесь, особенно первое время, делать самостоятельные шаги. Хозяйственный институт по дойдет вам? А эта женщина поможет вам учиться. У нее три курса плехановского. Ей это как семечки. Вам бы за нее уцепиться. А я бы вам помог. Только не спрашивайте, кто она и какая ее биография. Это к делу не относится. Встретитесь, посмотрите друг на друга, потом мне скажете. Уверяю вас: это ваш шанс выбиться в люди. А потому подумайте хорошенько и не спешите с ответом. Я вам плохое не посоветую. Это статусная женщина и вы должны это знать.

Да, Фифа досталась по случаю, от генерала. Теперь надо делать быстро карьеру. Задумки есть. В Кремле есть друг отца, который его помнит. И если к нему обратиться, всё может получиться. И он обратился и получил. Теперь надо за пять лет выучиться. И в этом ему помогла Фифа, которая кончала такой же институт во Львове.

Пожив в Кубинке, они переехали в министерские дачи на Клязьме. Алексей не мог допустить, чтобы свекровь драла Фифу за косы. Он же работает и учится.

Глава 3. Спортивная

Ход мысли Димки был такой: работа на войне – стой, не пускай, отстреливайся. А мирная жизнь должна быть с такой работой, которая давала бы пищу телу и душе. Телу надо так работать, чтобы хватило на съемную комнату с отдельным от хозяев входом. Но главное, конечно, не сразу, но в обозримом будущем, лет через пять-семь – получить свою.

Город ничего не строил или строил очень мало. Строили только министерства. Поэтому работа должна быть от сильного министерства и желательно в головном предприятии. В нем строят больше и места хорошие для домов выделяют.

Вот он и пошел в типографию одной из крупнейших газет государства печатником, а потом бригадиром смены.

Мать потом говорила – работа тяжелая. Спецовка – приедет – вся в масле, недостираешься. Уставал, встать иногда не мог, не добудишься, а если проспит – одна дорожка – беги в поликлинику и уж как ты можешь – краснобайничай или за шоколадку – проси бюллетень. С опозданиями и прогулами было строго. Могли и шесть месяцев тюрьмы дать.

Ход его мысли шел дальше. Если работу за квартиру нашел – надо грамотно себя расположить. В городе снимать дорого. Значит – надо отъехать. Типография, как и все крупные производства в городе, находилась рядом с железной дорогой. И это была железная дорога, на которой жил его род. Таким образом, он мог проститься с корытцевым детством под Можайском, но не до конца, а слыша объявления, что поезд идет до Можайска. Оставить подростковую Кубинку, а в расписании на станции видеть это название. То есть выехать за город по своей дороге, пропустив «три ласточки» – три дачных станции, на которых почему-то никогда не останавливаются поезда.

Первый городишко – Подгородний. И электрички пока ходили только до него. Далее только паровики дальнего следования. Вот тут и расположиться. Рынок предложений был достаточно большой и устойчивый.

Сначала сняли комнату за прудами на Верхней Пролетарской, за деревянной двухэтажной школой, крашеной коричневой краской, вся в зелени. За ней – деревянный дом с деревянными часами, комната с отдельным входом со двора. Большая комната с двуспальной кроватью.

Вроде устроились – отец, мать и ребенок. Но тут приехала свекра – Мотя. Её положили на кровать, а сами в одночасье оказались на полу. И когда муж ночью приставал с известным делом к жене, она говорила:

– Не спит свекра. Чего ты делаешь?

– Да спит, спит, я слышу, она храпит.

– Ну нет, Дим, ищи другую съемную, мы должны отдельно жить, – тихо ему ночью.

И громко днем: «Надо думать!»

Вот он и пошел искать квартиру на другую сторону Подгороднего, где построили стадион и улицы Спортивные. Ходил и спрашивал – комнату не сдаете с ребенком? – Нет. – Не сдаете? – Нет. Подождите, а сколько вашему? – Полтора. – А тогда сдадим, у нас как раз Игорек – ровесник вашему. Друзьями будут, гулять вместе будут. Повезло, в общем, ребенок притянул.

А Мотя не стала без них снимать. Тоже сбежала. Ей одной дорого. Сняла на Коммунистической койку, чтоб поближе к Димочке быть и жаловаться на свою жизнь. С ребенком не сидела ни дня. Всё время работала на «Дукате».

Мать взялась за хозяйство и стала гулять с детьми через день. Один день она, на следующий день гуляла с двумя детьми бабушка Игорька. Маленькое, но всё-таки подспорье.

Года три прошло.

Мать, когда собиралась в ташкентский текстильный техникум, училась раскрашивать платки. Как надомница она и в Подгороднем начала с платков, как с известного для себя. Потом отказалась из-за того, что в одной комнате краски и ребенок.

Взялась погоны и петлицы клеить. На картонку наклеивают материал, а потом на противне сушат. Но у нее было много брака, непонятно, почему. Спросила – почему, а говорят – у вас простая печка, сушит, как Бог на душу положит. Вы ничего не заработаете так.

Тогда она согласилась пойти на курсы кройки и шитья.

Это была моя первая книга – «Кройка и шитье женской одежды», которую я листал с удовольствием. И мать ходила на курсы с удовольствием. Разрисовывала юбки, каждую проклеивала папиросной бумагой.

Но когда она начала реально шить юбки, то столкнулась с тем, что нужно подобрать тон, нужно уговаривать заказчика, делать вид, что ты очень дешево шьешь, а в другом месте будет дороже, уметь льстить. Но ее доконало, что отец запросто сказал – «Матери сшей юбку, ты же курсы прошла».

– Старшая сноха с опытом, пусть и сошьет.

– Она с ней рассорилась, они друг друга недолюбливают.

Да, Мотя за волосы Фифу таскала, приговаривая: «Я тебе покажу, кто такая свекровь, ты у меня попляшешь». Мотя была патриархального воспитания и если уж дожила до свекровиного возраста, то считала, что может бить провинившихся и таскать за волосы почем зря.

Ну, мать-то ей не далась, уговаривать и льстить не стала, раз у нее была такая швея, а она не столковалась с ней. Передала она меня в муниципальный садик на недельное содержание, а сама пошла на такую же сменную работу, как и отец, только на железной дороге. Плакала, конечно, что отдает меня на неделю. Но что делать?

А тут перед седьмым ноября их и порадовали, что не далее, как первого мая, будет закончено строительство дома и всем дадут квартиры согласно количеству членов семьи.

Отец рассчитывал, что он возьмет себе Мотю, в том числе и для дополнительных метров, и прямо сказал жене:

– Давай без резинок поживем. Как раз будет беременность к первому мая. Набежит четыре человека – двухкомнатная квартира обеспечена.

Конечно, трезвый бы человек сплюнул через плечо, говоря это, а он уже давно занимал свой оптимизм у водки, и бахвальство стало у него одним из качеств характера.

Глава 4. Поездка в Клязьму

Ох, и любил же папенька мой романтические планы! Особенно те, которые им придуманы в электричке, везущей его в гости. Особенно любил их тут же в гостях обнародовать. Натура у него была такая артистическая. Никак он без этого не мог. А так как других гостей, кроме старшего брата, не было, именно брату все они и доставались.

Так и в тот раз. Не успев еще раздеться и сесть к столу, и, как водится, по одной выпить за седьмое ноября, он уже воскликнул: