Булгаков и Лаппа

— А это знаешь что? Это моя альма-матер — Первая мужская Александровская императорская гимназия. Место особое. Знаменитый хирург Пирогов задал тон в учебной программе, и люди отсюда вышли замечательные. Да еще сколько выпорхнет! Михаил Афанасьевич Булгаков — это прежде всего. Не смейся. Я был заводилой, меня даже учителя побаивались. Латинист Субботич от меня прямо шарахался — я его в сатирических стихах здорово прохватил и еще рисунки пустил — прогулки Субботича в Древнем Риме. Слава моя гремела на всю гимназию.

— А я думала, ты был учеником примерного поведения, — Тася хмыкнула, — только по ресторанам романсы девушкам пел.

— Примерного?! Эх, матушка!.. Я тут одному фраеру так в зубы двинул, что губу рассек, и если б не Максим… Вон смотри, дядька в синем мундире двери запер — это и есть сторож Максим по прозвищу Холодная Вода.

— За что вы его так?

— Нам запрещено было кататься на лодках по Днепру, а Максиму начальники приказали фискалить. Однажды старшеклассники поймали его на глухом берегу, окунули стукача прямо как был — в форменном сюртуке с бронзовыми медалями — в холодную воду.

— Он же мог утонуть! — ужаснулась Тася.

— Результат оказался отличный: Максим бросил слежку и получил весьма поэтическое прозвище.

Михаил не подозревал, что в своем первом романе — «Белая гвардия» — перенесет одну из самых сильных сцен в вестибюль этой гимназии. А образ сгорбленного гимназического сторожа превратит в трагическую фигуру погибающего мира.

Родители Таси решили, что после окончания гимназии дочь должна поработать в Саратове. Тася устроилась классной дамой в ремесленное училище. Классная дама выглядела куда моложе своих статных питомиц, учившихся швейному и вязальному делу Разумеется, ее призывов соблюдать дисциплину никто не слушал, а батюшка на уроке Закона Божьего отчитал ее, приняв за ученицу: «А вы почему не поете, дочь моя? Особое приглашение требуется?»

Все это можно было терпеть, считая дни до отъезда в Киев. Разлука тяжело переживалась обоими, не выручали даже письма. Михаил вновь забросил занятия в университете.

Мрачный, замкнутый, он был погружен в чтение и собственные мысли. Встреча с Тасей — единственная точка, к которой устремлялось все его существо. Зима пролетела словно во сне.

13

Летом 1910 года Тася приехала в Киев, и Михаил ожил, как заколдованный принц. Жизнь приобрела блеск, полноту, интерес.

Они вновь зачастили на симфонические концерты на открытой эстраде либо посещали оперу. Днем же будущий доктор вовсе не был паинькой. На набережной возле Андреевского спуска собирался «клуб велосипедистов». И здесь Михаил задавал тон. Под восхищенным взглядом Таси он ухитрялся выделывать на велосипеде немыслимые трюки, терпеливо обучал им молодняк. А футбол! Вот уж странное увлечение — грязная, истоптанная площадка и один мяч на целую ораву. Вывалянный в грязи, с кровоточащими ссадинами, Миша казался Тасе боевым героем. Ее терпеливое наблюдение за матчем вознаграждалось объятием и жарким поцелуем.

Она все больше восхищалась им, она влюблялась сильнее и сильнее, теперь уж прошлогоднее чувство казалось ей пустяковым девичьим увлечением.

Мишино влияние на возлюбленную было настолько сильным, что Тася стала именно такой, как привиделась ему в момент первой встречи — идеальной возлюбленной, соединенной с ним полным взаимопониманием и общностью взглядов. Теперь она плакала в «Фаусте» в тех местах, где надрывалось его сердце, и смеялась в «Женитьбе Фигаро» без всякой оглядки на светскую сдержанность. Да, они, несомненно, были отличной парой.

Но Варвара Михайловна имела свое мнение. Она всегда боялась, что Михаил увлечется оперной актриской или, как в раннем детстве, попадет под очарование цирковой наездницы. Она хотела бы иметь в невестках серьезную девушку. Дочь действительного статского советника, милая и скромная Тася вроде то, что надо. Но! Господи, как же она хорошо знает своего сына! Миша — натура артистическая, экспансивная, его влюбленность требует постоянного восхищения подругой, вдохновения от ее присутствия. Возлюбленная должна быть под стать его фантазиям, его энергии, талантам. Да, Тася старается, жадно впитывает его мнения, вкусы, привычки. У нее даже развилось чувство юмора. Но разве она та яркая, оригинальная умница, вдохновляющая и восхищающая всех вокруг своими талантами, что способна удержать Михаила? Увы, она не Муза. И главное — он еще слишком молод, чтобы понять это.

Разговор с Тасей вышел сам собой. Варвара Михайловна совершала обход своего цветника. За кустом розового шиповника она увидала читавшую на скамейке Тасю. Варвара Михайловна склонилась к высоким голубым соцветиям, свечками поднимавшимися рядом.

— Это мой любимый дельфиниум. В этом году так разросся! Покойный муж купил участок и с любовью занимался строительством дома. К несчастью, умер так рано. Мише было восемь. Здесь проводит летние месяцы моя детвора. Вы же заметили, Тася, у нас все очень просто — вполне демократический быт. Только в цветнике я позволяю себе создавать роскошь! Посмотрите на маки! Оранжевое пламя!

— Мой отец всегда разводил цветы в палисаднике. А я помогала… — откликнулась Тася, вставая.

— Роскошь! Какая роскошь! Да если бы Господь сотворил только это чудо цветения, человеку должно благодарить Творца неустанно. Хорошими делами и поступками. Наши благодеяния — лучший дар Всевышнему, — нараспев сказала она, склоняясь над мраморной лилией.

— Миша тоже так говорит. И еще он считает, что в самом затруднительном положении главное — сохранить достоинство, — сказала Тася, всегда смущавшаяся в присутствии матери Миши. Но сейчас она решилась добавить: — Еще он сотворил любовь. Для нас с Мишей это… Это главное счастье.

— Ты права, Танечка. Правда, понятие любви Господа шире, чем любовь мужчины и женщины.

— Но именно такая любовь самая сильная. — Она стояла, вытянув по швам руки со сжатыми кулаками, напряженная, готовая ринуться в бой.

С улыбкой Варвара Михайловна сорвала цветок шиповника, кивнула на скамейку:

— Присядем. У тебя еще большая жизнь впереди, детка, и много всяких Любовей. К детям, к родителям, к любому человек нуждающемуся в поддержке ближнего. Да хоть к этому цветку.

Пожав плечами, Тася присела на краешек скамейки.

Они помолчали. Варвара Михайловна решилась:

— Таня, вы с Мишей собираетесь пожениться. Это правильно. Но, понимаешь… Он снова забросил университет, он совершенно не в себе! Создавать семью вам рано. Надо подождать. Не стоит беспокоиться, что время разрушит вашу любовь. Только укрепит. Миша закончит курс, вы снова приедете сюда и как-то спокойно все решите. У вас еще все впереди.

— Конечно, — согласилась Тася, — только я думаю, что, если мы будем вместе, Миша скорее успокоится и займется учебой.

— Но тебе тоже надо думать о своем будущем. Не можешь же ты просто так… Ну жить вместе с юношей, который еще не в состоянии контролировать свои чувства. Не скрою, он всегда был очень влюбчивым. Еще на детском празднике, Мише было четыре… нет, пять лет, он увлекся Машенькой Зарайской — этакой куклой в локонах… Да и потом…

— Варвара Михайловна, он мне все рассказывал. Сейчас все по-другому. — Тася взглянула на тревожное, несмотря на милую улыбку, лицо женщины и не сказала, что между ними с Мишей решено твердо: в случае сопротивления родителей они буду венчаться тайно.

14

Оба жили мыслями о встрече и ждали лета. Однако предлог для поездки Таси в Киев оказался печальным. Умер дядя Витя. Возвращался из командировки, высматривая в толпе встречающих Сонюшку. Увидел темную голову под сиреневым кружевным зонтиком. Чей-то букет заслонил лицо жены, тщетно искавшей его в окнах вагона. Почему-то это показалось страшным — не встретиться, потеряться. В груди образовался ком.

— Сонюшка! — крикнул он в толпу, шагнув на перрон с железной лесенки — солидный полковник в светлом мундире с сияющими пуговицами и золотыми погонами, заледеневший от какого-то необъяснимого страха.