Страница 1 из 61
Глава 1
Шли третьи сутки испытаний в Заповедном лесу. Предстояло пережить еще один длинный изматывающий день, а за ним бесконечную мучительную ночь.
Претендента оставляли без запасов еды и воды. Все трое суток он должен был провести в полной тишине, чтобы не привлечь внимания лесных обитателей. Среди учеников ходили страшные истории о диковинных существах, но реальней была встреча не с ними, а со стаей диких волков.
К своему несчастью такого опасного зверя Эйлин Келли сегодня и встретил. Вероятно, это был разведчик, выслеживающий добычу. Значит, скоро жди всю стаю. Парень вновь ощутил панический страх, испытанный полчаса назад, когда проснулся от горячего шумного дыхания и увидел перед лицом волчий оскал.
Всю ночь, превозмогая боль, Эйлин поддерживал огонь в небольшом костре и произносил заклинания, чтобы отпугнуть волков, но к утру силы совсем покинули его, и он на мгновение сомкнул налитые свинцовой тяжестью веки.
Келли был крепким выносливым парнем и обладал довольно обширными знаниями, что позволяло ему не дожидаться семнадцати лет для поступления в Школу Друидов. Его день рождения был в ноябре, и провести в Школе Бардов еще год ему не хотелось. Он мечтал заниматься настоящим делом и стать гасителем, как отец, чтобы с честью выполнять высокую миссию друидов.
В их клане всегда существовало деление на своеобразные касты. Еще в Школе Бардов сыновей ловцов зачисляли в специальные группы и начинали усиленно тренировать, а детям лекарей предлагалось углубленное изучение специальных дисциплин. Такое положение дел никого не удивляло и не обижало. Все понимали, что магическая сила передается по наследству, и если далекий предок был воином, то его потомки в большей степени унаследуют физическую силу и выносливость, а не усидчивость и дотошность, присущие лекарям. Способности ребенка определялись при поступлении в Школу Оватов, и если сын ловца или лекаря не проходил специальный тест, это лишний раз доказывало, что ребенок имел чужую кровь.
Эйлин мечтал продолжить дело отца, легендарного гасителя с прозвищем Зубр, и поклялся, что пройдет все испытания, чего бы это ему не стоило. И даже не осознавал до конца, что на кону может стоять жизнь.
В первую ночь он случайно угодил ногой в капкан, когда в нарушение инструкции, которую накануне вбивал ему в голову тренер, обходил свои «владения» с пылающим факелом. Эйлину показалось, что волк подобрался к границе участка, и он решил отпугнуть его ярким светом. Но увидев, что принял за зверя кучу сваленных сухих веток, от досады за свой страх ударил по ней ногой.
Капкан звонко щелкнул стальными челюстями и глубоко вонзился острыми зубьями в живую плоть. Парень сразу и не понял, насколько все серьезно. Боль была вполне терпимой, а небольшой капкан на вид казался довольно примитивным. Он решил, что при свете дня без труда разберется с замком, но утром оказалось, что это проблематично. Отец всегда беззлобно подсмеивался и говорил, что руки у его сына выросли не из того места.
Пытаясь открыть хитроумный замок парень сломал нож, служивший и орудием, и оружием. Это была единственная вещь, которую ему разрешили взять с собой. Впрочем, была еще ракетница с красной ракетой, своеобразный сигнал SOS, подать который у претендентов считалось величайшим позором. Ведь это означало, что ты трус и слабак, а главное – переоценивший себя дурак, возомнивший, что сможет стать великим гасителем.
Он не мог выставить себя в таком свете и подвести отца, который предупреждал, что испытания будут очень серьезными и предлагал участвовать в них через год. Но не только из-за отца Эйлин не имел права так поступить, а и из-за будущего сына, ведь его позор будут помнить годами, и вряд ли предложат следующему Келли проходить испытания.
Нога, стиснутая капканом, воспалилась, и к концу второго дня парень уже не мог на нее встать. Ночью от боли у него временами даже начинался бред, но единственная мысль неустанно билась в голове: «Я выстою. Отец будет гордиться мной. Осталось совсем немного, еще чуть-чуть».
А на рассвете третьего дня, когда силы почти покинули его, Эйлин обхватив руками вековое дерево и прижавшись к нему щекой, тихо попросил:
– Ангел, помоги мне выстоять, – и сквозь боль усмехнулся над самим собой. – Я точно схожу с ума, если уже, как маленький мальчик прошу Ангела помочь и шепчу в ствол дуба, хотя дуб совсем не тот…
Внезапно на него снизошло такое умиротворение, что он опустился на землю и спокойно уснул под шепот дубовых листьев. А через несколько сладких мгновений спасительного сна его разбудил волк, тяжело дышавший ему в лицо.
Эйлин лихорадочно начал шептать все заклинания, которые смог вспомнить, и вероятно какое-то из них сработало. Волк, вернее волчица, испугалась и убежала прочь в гущу леса.
«Ну вот, теперь жди всю стаю, – встревожено подумал Эйлин. – А говорили, что днем их можно не опасаться. Наверное, почувствовали легкую добычу».
Он судорожно сжал в одной руке обломок ножа, а в другой ракетницу, приготовившись, к встрече с волчьей стаей. Однако, время шло, а волки не появлялись, и Эйлин покрылся испариной от напряжения, не зная, с какой стороны ожидать нападения.
Они появились со стороны густой, почти непроглядной чащи, к которой он опасался подходить даже при ярком солнечном свете. Ему казалось, что в ней обитают те диковинные существа, о которых говорили ученики. Только появившиеся были не странными существами, и не стаей голодных волков.
Эйлин заморгал, фокусируя взгляд, и подумал, что видит продолжение бредовых снов. Перед ним стояла уже знакомая волчица и девчонка, проходившая одновременно с ним испытания в Заповедном лесу. Он хорошо знал ее – зубрилку и выскочку Альварес. Она часто была его соперником на дуэлях, устраиваемых профессором Броуди на занятиях по магическим заклинаниям. До недавнего времени ему, хоть и с трудом, удавалось победить ее, но в марте их силы сравнялись, а с середины апреля он уже не одержал ни одной победы. И как ни злился, но вынужден был признать, что она сильнее в магии заклинаний.
Для него, как и для остальных участников, одиннадцатый претендент стал полнейшей неожиданностью. И оказался им не четырнадцатилетний сопляк, что уже неприятно, а соплячка. Все расценили это, как прямое оскорбление. Еще с девчонкой они не соревновались. Эйлин, до этого самый младший в группе, вдоволь наслушался высказываний в свой адрес от старших парней. А на девчонку уже обрушился настоящий шквал насмешек и оскорблений. Над ней открыто смеялись и в лицо называли глупой клушей, которая выбилась из «грязи в князи», а теперь по блату хочет стать гасителем.
«Каждый раз будешь прадеда звать на помощь, крошка?», – издевательски спрашивали у нее, или пищали тоненьким голоском, изображая тупоголовую блондинку: «Я занята, мне надо осветлить корни волос. Давайте перенесем встречу с вампиром на пару дней», «Ой, у меня сломался ноготь, как теперь я завалю мафара?»
Келли не участвовал в подобных развлечениях, но мысленно поддерживал их.
Альварес, вернее Бойер, никому не жаловалась на обидчиков. Она смотрела прямо в глаза говорившему, но ничего не отвечала на злобные выпады. А когда у того иссякал пыл и истощалась фантазия для оскорблений, немыслимо красивые губы девчонки кривились в презрительной усмешке, а изящные плечи приподнимались в удивленном жесте, словно спрашивая: «И это все на что ты способен? Да, не густо...».
Она никогда не опускалась до ответных фраз, и лишь в самых оскорбительных случаях, когда нападавший уже не стеснялся нецензурной брани, начинала громко смеяться. Этот смех был подобен пощёчине и выставлял говорившего настоящим дураком.