Капкан для демона

– Послушайте, господин Уартхол, – разозлилась и она тоже. – Я понимаю, что должна быть благодарна вам за спасение. Знаю, что это ваш корабль, и все здесь обязаны вас слушаться, но я не ваша собственность. Я даже не подданная Акильфадии, поэтому не надо обращаться со мной подобным образом. Вы не имеете никакого права грубить мне. Как вы вообще с таким невыносимым характером умудрились стать послом? Где ваша дипломатия? С фьорагом вы и то вежливее разговаривали, чем со мной. И к другим людям вы тоже относитесь, как…

– Ты замолчишь хотя бы на минуту? – невозмутимо поинтересовался Дэнзет.

Девушка гневно сверкнула глазами, вызывающе вздёрнула подбородок и тоже скрестила руки на груди.

– Да хоть навсегда!

– Вот и славно. Вчера ты мне нравилась гораздо больше, когда скромно помалкивала, пряталась за собакой и выглядела несчастной. Тогда мне хотелось тебя защитить, а теперь я начинаю полагать, что совершил ошибку. Кто ты такая, Навина Тир?

– Я не обязана вам отвечать, но отвечу, – сузив глаза, гордо произнесла она. – Человек. Женщина. Гостья на вашем корабле. Этого мало?

Дэнзет вопросительно приподнял бровь, не понимая, чего она добивается, и прямо спросил:

– Ты извинений что ли ждёшь?

Навина нахмурилась, задумалась ненадолго, а потом забралась на лежанку с ногами и привалилась спиной к доскам стены.

– Да ничего я от вас не жду, – произнесла она разочарованно. – Я просто столько хорошего о вас слышала, а вы ведёте себя как тиран.

– Ну, значит, ты слышала обо мне далеко не всё, – усмехнулся Дэнзет в ответ. – Я тиран и деспот. Циничный мерзавец, безжалостный убийца, прожигатель жизни и иногда пьяница. Меня уважают ровно настолько же, насколько ненавидят. И мне не жаль тебя разочаровывать, потому что я нравлюсь себе именно таким. А теперь вернёмся к тебе. Я спросил, кто ты такая, и хотел бы получить ответ на этот вопрос. И не только на этот.

– Вы не такой, – возразила девушка устало. – Но вы правы в том, что я разочарована. Ну и ладно. Это моя проблема, а не ваша. А что до вашего вопроса, то мне почти нечего сказать. Отец говорит, что род Тир очень древний, и когда-то давно наши предки были приближёнными королей. Тогда у семьи были обширные владения, леса, поля, пастбища, фермы, а теперь ничего этого нет. Мы нищие. Остались только имя и фамильная гордость.

– Тебя продали Гильдии работорговцев из-за нищеты? – уточнил Дэнзет.

– Я не знаю, почему меня продали, – призналась Навина. – В Иллиафии не принято об этом спрашивать. Вы там бывали хоть раз?

– Не доводилось.

– И не надо. Там ничего нет. Может, когда-то наше королевство и было процветающим, но мне кажется, что это всё сказки. Северные имения ещё как-то держатся, потому что кьорвиги до них не добрались, а на южном всё давно уничтожено. А король бездумно распродаёт всё, что осталось, включая людей. Иногда работорговцы приходят сами, но обычно у них есть разрешение с королевской печатью. Моему отцу такое же предъявили, поэтому он не мог возразить.

– Разрешение или указ? – спросил Уартхол.

– А есть разница? – горько усмехнулась девушка. – У нас всё, что делается с дозволения короля, считается его волей.

– То есть он просто назвал твоё имя, и Гильдия пришла выкупить тебя у родителей?

– Ну да, – пожала Навина плечами. – В этом нет ничего необычного, такое часто происходит. Только деньги достаются не родственникам, а казне. Мои родители вообще ничего не получили.

– Странно, – нахмурился Уартхол. – У меня об Иллиафии другие сведения.

– А кто вам их дал? – уточнила Навина. – Если бы вы хоть с одним рабом пообщались из тех, кого выкупили, то знали бы намного больше правды. Иллиафия продана Тсалитану уже давно. Наши послы, живущие в других королевствах, красочно расписывают, как у нас всё замечательно, потому что им приказано так говорить. А народ помалкивает, предпочитая думать, что изменить уже ничего нельзя, и остаётся только смириться. Я от них ничем не отличаюсь. Я тоже смирилась и тоже молчу. Это сейчас просто крик души был, не обращайте внимания. Вы всё равно ничего не сможете изменить.

– Я не смогу, – согласился Дэнзет. – Но есть те, кто сможет, если предоставить им достоверную информацию о проблеме.

– Это вы сейчас Колехортов имеете в виду? – спросила девушка.

Они и дальше обсуждали бы внешние и внутренние проблемы Иллиафии, но разговор пришлось прервать, потому что с камбуза принесли завтрак. Уартхол не испытывал голода, он накануне хорошо поужинал, а Навине нужно было основательно подкрепиться. При виде миски с кашей у неё разве что слюнки не потекли, хотя бедняжка изо всех сил старалась не показывать, насколько голодна.

– А что едят фьораги? – поинтересовался Дэнзет, намереваясь оставить её наедине с завтраком.

– Мясо, – просто ответила девушка. – Они охотятся. Не знаю, на кого, но падаль не трогают. Брезгуют. А рыбу едят охотно. Наши рыбаки Афуна часто свежей рыбой подкармливают, потому что он очень старый.

– Потрясающе, – скривился Уартхол. – Значит, рыбалка. Гроу будет в восторге.

Глава 6

– Получилось?

– Да. Он ни о чём не догадывается, но эта девчонка Навина всё-таки слишком много болтает. Её осведомлённость в том, что давно должно было быть забыто, просто поразительна.

– Это не имеет значения, – отмахнулся Верховный Оракул от мнимой проблемы. – Что бы она ни наболтала, проклятие уже начало набирать силу, и Колехорты не смогут его распознать или остановить. Не успеют, потому что умрут. Время, Селин – вот что сейчас самое важное. Чем быстрее будет совершена первая жертва, тем раньше мы достигнем цели.

– А Уартхол? – спросила Ланселина о том, что волновало её больше всего. – Вы обещали отдать его мне.

– Ты его получишь, – подтвердил глава Гильдии. – Потерпи немного. Чем дольше вынашиваешь планы мести, тем слаще становится сама месть.

– Да, – согласилась Селин и с мечтательной улыбкой посмотрела на море, которое всё дальше уносило от неё объект мщения.

Она лелеяла свои планы уже больше года – с тех самых пор, как Дэнзет Уартхол стал послом Акильфадии при дворе правителя Тсалитана. Этот человек не имел ни малейшего представления о том, какие муки ей довелось испытать за проявленную к нему доброту. Оракулы не прощают ошибок, а Селин совершила серьёзный промах, когда однажды ночью помогла незадачливому посетителю выйти с территории Гильдии в обход свирепых сторожевых псов. Она не знала, что он вор, но её всё равно наказали. Так наказали, что воспоминания об этом до сих пор причиняли боль. А он? Вернулся в Тсалитан как ни в чём ни бывало, увешанный посольскими регалиями. Неприкосновенный, надменный, отвратительно самоуверенный. Ещё и искать её начал, будто мало ей было перенесённых из-за него страданий. Мерзавец. Время, проведённое рядом с Уартхолом без возможности отомстить ему, казалось Ланселине ещё худшей пыткой.

«Ну ничего, милый. Скоро ты будешь молить меня о прощении, а я постараюсь сделать так, чтобы твои муки стали невыносимыми. И когда услышу мольбы о смерти, только рассмеюсь тебе в лицо, потому что ты не можешь умереть. В этом твоя слабость, Уартхол. Тебя можно убивать, но нельзя убить. Тем слаще будет моя месть. За каждое мгновение моих страданий ты заплатишь годами своих», – думала Селин, глядя на далёкое море из окна самой высокой башни Храма Даар.

А Верховный Оракул в это же время думал о том, что жрица права – девчонка Навина Тир слишком много знает такого, о чём люди давно должны были забыть. Это могло создать определённые проблемы. Пока её слова слышит только Уартхол, никакой опасности нет, но если информацией заинтересуются Колехорты, скрытая политика Тсалитана в отношении других королевств может оказаться под угрозой. Оставалось надеяться только на то, что у акильфов не будет времени на чужие дела, поскольку им придётся спасать собственные жизни. Точнее, не спасать, а пытаться спасти. Их участь определена. Нужно только дождаться первой жертвы, и тогда уже можно будет ни о чём не беспокоиться.