Зов Оз-моры

– Ну вот, – выдохнул Денис. – Дойди до Быкова, отнеси подарки Варваре.

Утром в дом Дениса ввели молодую. В избе запахло восточными благовониями и чесноком: мешочек с его дольками сваха подвесила к поясу невесты, чтобы уберечь её от злых чар. Вздёрнутые носы кожаных сапожков выглядывали из-под подола целочницы – венчального льняного сарафана, знака девичьей невинности и печали расставания с ней. «Денясь!» – шёпотом произнесла она, увидев будущего мужа.

Следом два стрельца внесли сундук с приданым: Путила всё-таки позаботился, чтобы оно у Варвары было. Служилые открыли ларь. В нём лежало лоскутное одеяло, сшитое из клочков порванных в боях кафтанов.

Вскоре подоспели служки со свечами и отец Иаков – священник молодой, но уже достигший необъятной дородности. Фёдор поднёс ему чарку хлебного вина, угостил хлебом и сыром. Тот поднял серебряный крест и лениво благословил всех, кто был в избе.

«У Вари звёздочки на лбу зажглись!» – заахали гости. Это огоньки зажжённых свеч отразились в бисере, которым была усыпана её свадебная коруна.

Стрельчихи усадили молодых рядом и, держа между ними красный платок, велели прижаться друг к другу щеками. Варвара почувствовала тепло тела Дениса, а Денис – тепло Варвары. Обоим захотелось поскорее оказаться на брачном ложе, но до этого было ещё далеко.

Молодых обсыпали свежими шишечками хмеля, затем Варвару усадили на подводу. Обвешенная лисьими хвостами кляча вяло повезла невесту в церковь Покрова Пресвятой Богородицы. Денис, Фёдор, стрельцы и их жёны пошли пешком за телегой.

В притворе деревянного храма отец Иаков подвёл Дениса к Варваре, трижды благословил новобрачных и дал им свечи. После ектении они обменялись кольцами. Их окутали сладко пахнущий дым и звуки псалма. Тучный священник, ведя молодых к центру храма, пел тонким дрожащим голосом: «Жена твоя, яко лоза, плодовита в странах дому твоего…».

Перед аналоем поп Иаков взял молодых за руки, помазал им губы мёдом и спросил, имеет ли раб божий Дионисий произволение, благое и непринуждённое, взять себе в жёны рабу Божию Варвару. Денис, не колеблясь, ответил: «Имам, честный отче!» – и увидел надежду и облегчение в глазах невесты.

Когда настал черёд Варвары, она произнесла те же слова с трепетом, но тоже искренне. Денис почувствовал, что она рада супружеству, но всё же чего-то страшится.

«Небесный кузнец, скуй нам венец!» – запел отец Иаков, и на головы молодых возложили сиротские венцы без маковок, и они стали мужем и женой…

Брачное ложе приготовили за сенями, в холодной тесовой пристройке с крохотным окошком. Накануне бабы выгребли оттуда хлам, поставили по углам бочонки с зерном, оставили на одном из них шушпан, понёву и кику для Варвары, положили на пол тугие ржаные снопы, бросили поверх них старую перину…

Глава 6. Стилет у брачного ложа

Свадебный пир был в самом разгаре, когда к брачному ложу подвели молодых. Сваха сняла коруну с головы Варвары. Льняные локоны обтекли лицо новобрачной, и оно на вид удлинилось: щёки перестали выглядеть пухлыми. «Какая же пригожая у меня супруга!» – порадовался Денис.

Фёдор обошёл ложе с иконой, ударил по нему кнутом, чтобы прогнать чертей, и молодые остались наедине. Варвара с опаской посмотрела на Дениса и прошептала:

– Говорят, ты храбрый. Много татар убил. Не люблю татар.

– Всего трёх.

– Трёх? Неужто мало? Люблю храбрых. Уважаю храбрых.

– Ежели уважаешь, стяни с меня опарки.

Варвара покрылась мурашками, когда снимала с ног мужа сапожки: в одном из них она увидела кожаный мешочек с серебряными монетами, листьями подорожника и крохотным ножичком.

– Это зачем, Денясь? – спросила она.

– Так заведено. Возьми серебро. Потратишь на украшения и сласти.

– Если смерть, зачем сласти?

– Какая ещё смерть? – испугался Денис. – Ты что, больна?

– Нет. Убиваешь?

Денис в недоумении пожал плечами. Он не сразу вспомнил, что мокшане, говоря по-русски, путают настоящее и будущее время.

– Меня убиваешь? – вновь спросила Варвара.

– С чего ты взяла?

– Нож зачем? Нож зачем? – затряслась она. – Да, убиваешь! Если… если…

Варвара напряглась, но так и не вспомнила нужных слов и сказала по-мокшански:

– Мон стирьксшинц юмафтонь.

– Ты не чиста в девстве? – догадался Денис. – Невинность потеряла?

Она кивнула и повторила вопрос:

– Не убиваешь? Значит, позоришь!

– С чего ты решила?

– У вас презирают, ежели не чиста в девстве. Это у вас позор. Не как у нас.

Денис обнял жену. Волны мелкой дрожи шли по её телу. Он прижал её к себе, чтобы успокоить:

– Не трясись! Я ещё у Быкова догадался, что ты не целка… но я и такой тебе рад.

Они долго сидели в обнимку. Денис чувствовал, как ослабевает дрожь в теле Варвары, как в ней просыпается желание. Наконец, она встала, стянула с себя ночную сорочку.

Денис в недоумении посмотрел на жену:

– Ты чего это?

Варвара растерялась.

– Чего не так, Денясь?

– Почто срачицу сняла?

Она в замешательстве застыла перед мужем. Он же любовался её ладным телом, обрызганным зайчиками вечернего солнца, лучи которого пробивались сквозь щели в тесовых стенах…

Придя в себя, Варвара спросила:

– Не нравлюсь? Нехороша?

– Что ты! Не могу наглядеться… но тут не баня. Телешом грешно тешиться. Вдруг поп Яков узнает?

– Ну, и порядки! – вспылила Варвара. – В бане у вас можно голыми. У всех на виду! А с мужем токмо в срачице.?

Она раздражённо схватила ночную сорочку и начала её комкать.

– Чего уж тут?.. – вздохнул Денис. – Оставайся так. Токмо онучи размотай.

– Онучи? – испугалась Варвара.

– Обмотки на ногах, – пояснил он.

– Пракстат? Для чего размотать?

– Нашего Бога, значит, не боишься, а перед своими чертями трясёшься?

– Не перед ними. Перед тобой. У меня тонкие… катлят…

Она потрогала свои голени.

– Жидкие. Должны быть толстые. Как полено. Тогда красиво.

– Как полено – это, думаешь, красиво?

– Так в Лайме говорили. В моей деревне.

– Я ж не из твоей деревни. Зачем мне лошадь-тяжеловоз? Сними-ка онучи! – настойчиво попросил Денис.

Варвара наклонилась и начала развязывать кожаные шнурки, затем разматывать длинные полосы ткани, окутывающие её голени. Снимала онучи она неспешно, поворачиваясь к мужу то одним боком, то другим – будто нарочно, чтобы раззадорить его.

– Чересчур тонкие, говоришь? – засмеялся Денис, оглядев её изящные ноги. – Это мордва любит голяшки как полено, но я-то не мордвин. Мне и такие сойдут. Воду на тебе возить не собираюсь.

Варвара повеселела, села к мужу на колени и стянула с него рубашку.

– В жопу попа Якова! – произнесла она где-то услышанную фазу.

– Оно и верно: попы и черти одной шерсти, – полушутя ответил Денис. – Но вдруг в Ад попадём? Грех ведь телешом…

– За что в Ад?! – возмутилась Варвара. – За то, что тешимся голышом? Ежели так, ваш Рай пуст. Ни одного вайме[1] там! Что это за Рай такой?

– А в ваш Рай все подряд попадают?

– У нас нет ни Рая, ни Ада. Есть Тона ши[2]. Далеко-далеко. За Равжа ляй… ммм… за Чёрной рекой. Там мой отец. И мать, и сёстры, и соседи… А в тот осень они были тут… среди живых.

Варвара заплакала, вспомнив поездку на отчее пепелище.

– Я совсем одна. Здесь чужие люди. Не могу их понять…

Денис обнял жену и прижал к себе.

– Успокойся. Теперь ты не одна.

– Ты это сказал, Денясь?! – обрадовалась Варвара. – Я тебе мила? Тебя же Быков заставил жениться …

– Многие ли на Руси женятся по доброй воле? Была б у меня зазноба – может, и возненавидел бы тебя. Токмо нет у меня никого.

– Мне милы эти слова, Денис! Ты не врёшь про любовь, как эти стрельцы у Быкова! – она неприязненно сжала губы. – Как шершни вокруг вились. Смотрели, будто на пирожок. Клялись, что любили… а думали сожрать.

– А я ведь мечтал о тебе! Как увидел тебя, так и не мог выбросить из головы. Дюже уж ты славутная! – сказал Денис и начал целовать её плечи и шею.