Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 23 из 91

— А что я? Уточнил, как соотносится его «просьба» с заветами рода и просто с понятиями об обычной порядочности.

— И…

— И он хм… интеллигентно послал меня. Ну а я — его. Но отнюдь не интеллигентно. Так что всё. «Вот, Константин Владимирович, спасибо вам за такого замечательного сына. Ваше воспитание не имеет аналогов в мире». Отцу донесет. Без вопросов. Со своими комментариями и ремарками.

Леонид Серебров негласно являлся правой рукой главы рода Дреговичей — Михаила Гончарова — и метил на его место в обозримом будущем, поскольку его непосредственный начальник начал сдавать в последнее время в силу своего преклонного возраста и не раз собирался уйти на покой, но почему-то всё не уходил. Леонид нервничал, к тому же все вокруг шептались, что Гончаров преемником предпочтëт своему заму Константина Закревского — Федькиного отца. Никаких объективных причин считать это правдой не было, но Федька таки угодил под молох беспощадных Леонидских репрессий.

— Так преподнеси отцу свою версию событий. Аккуратненько так.

— Ага, этот урод только того и ждёт, что я побегу жаловаться папочке на ублюдочного «дядю Лëню», — скривился Федька. — Такого подарка я ему не сделаю.

— Думаю, твой отец прекрасно осведомлён об ублюдочности дяди Лëни.

— Естественно. Но реакция моя на провокации должна быть какой? Правильно, эмоции следует держать в узде. Если я не способен сохранять самообладание, какая мне на хрен сила?

— М-да… Уверен, что это была провокация?..

— Фиг его знает… Мало ли что взбредëт в его плешивую голову.

После того как Фёдор высказался, и мы от души посоревновались в остроумии на тему плешивости головы Леонида и сомнительности её содержимого, друг несколько подобрел и благодушно передал все бабушкины наставления, инструкцию по эксплуатации горчицы и носков (оказалось, их нужно использовать вместе) и жутко термоядерной, но необычайно действенной микстуры.

— Ну вот, пользуйся. Только микстуру без меня не пей.

— Почему? Будешь меня реанимировать, когда я потеряю сознание от омерзения?

— Нет, просто хочу посмотреть на твоё лицо, когда ты её выпьешь. И поржать, — загоготал Федька, дотянулся до миски с попкорном, немедля набил им рот и откинулся с блаженным стоном на спинку дивана, дрыгая ногой в пароксизме довольства.

Засранец.

— Федька, — замерла я.

— Что? — мгновенно прекратил ржач он и поднял голову.

— Тихо, тссс… ты слышишь? — Что? — напрягся Федька, напряг оба своих уха и даже перестал жевать.

— Нет-нет, чувствуешь?..

— Да что чувствовать-то?

— Чувствуешь ли ты, Федя, — начала я шёпотом, сделала еще одну таинственную паузу и продолжила с придыханием, — томление в чреслах?..

— Я тебе щас как дам по чреслам! — тут же взревел Федька и размахнулся подушкой, когда я уже, хохоча, скрылась в ванной. — Выйди только, получишь… — услышала я обещание.

В последнее время стëбом в отношении Фединых чресел пренебрегал только ленивый. Друг не так давно на спор прочёл любовно-эротический дамский роман. После краткого, но ëмкого, резюме: «что после этого томления в чреслах ему к этой книжонке даже притрагиваться противно», началась феерия. Причём, каждый раз на вопрос, испытывает ли Фёдор томление или хотя бы огонь в чреслах, он реагировал так бурно, что по выражению его лица сразу было видно: испытывает. Но не томление и даже не в чреслах. Поэтому феерия продолжалась.

— А спать ты у меня собрался? — поинтересовалась я, выходя из ванной. Федя окончательно разобрался в своих ощущениях и безмятежно хрустел попкорном.

— Само собой. Велено проконтролировать, — он внимательно оглядел мой весёленький ансамбль пижамы и носков сорок второго размера и, мастерски замаскировав тихий хрюк кашлем, продолжил приём пищи.

— И ржать надо мной, — вздохнула я.

— Не, по поводу ржать распоряжений не было, — изо всех сил сдерживая улыбку, доложил Фёдор.





Микстура, как и было заявлено, оказалась премерзкая: густая, буро-зелëного цвета, а запах… От одного только аромата, я уверена, дохли тараканы и вяли фиалки в вазонах. Даже не хочу знать из чего она сделана. Так же, как и анализировать нюансы букета.

Но отступать поздно: носки надеты, фланелевая пижамка с рюшами в собачку — тоже… Я резко выдохнула, как алкаш перед стопкой, зажала пальцами нос и опрокинула целебную дрянь в себя. Она (дрянь) медленно стекала по горлу, приятно разливаясь теплом по внутренностям. Горчица грела пятки, фланелька мягко щекотала кожу, глаза слипались… «М-да… Федькина бабушка просто волшебница… ха-ха…» — погружаясь в негу и улыбаясь собственному остроумию, блаженно думала я. Все, спать, спать, спать… Чтобы не мешал Федькин телевизионный выбор, мои уши заткнулись 30 STM.

***

Разбудил меня настырный трезвон в дверь. Я мысленно взвыла и нахлобучила подушку на голову: пусть Федька открывает. Кто из нас, в конце концов, больной?

Звонивший в дверь не унимался. Я со стоном сползла с кровати и, еле выпутавшись из одеяла, потопала открывать. Федьки нигде не было.

На пороге стоял сумасшедше прекрасный Джаред Лето. Прямо как в клипе «A Beautiful Lie»: с длинной на пол-лица чëлкой, в тяжелых ботинках, пальто и длинном шарфе. Я тряхнула головой, протëрла глаза, что только спросоня не пригрезиться… Но видение мало того, что не исчезло, а ещё и широко улыбнулось.

— Ю а велкам, — только и смогла вымолвить я. — То есть… кам ин.

Больше всего хотелось спросить «Вам кого?», но то ли с перепугу, то ли от радости я не могла сообразить, как сказать это по-английски, и только по-идиотски улыбалась и продолжала стоять в дверях.

— Привет, — улыбнулся гость и уточнил, — так могу я войти?

— Да, да, входи… те, — совсем оторопела я и на подогнувшихся коленях отступила во мрак коридора. — Ааа… ээ…

— Не знала, что я хорошо знаю русский? — угадал Джаред. — Пусть это останется нашей тайной, — подмигнул мне он, прошёл в комнату и, повернувшись ко мне лицом, лучезарно улыбнулся.

— Может, чаю? — смутившись, сама не знаю отчего, предложила я. Хотя нет, знаю. Это же Джаред. В моей квартире! — У меня варенье есть. Малиновое.

— Не откажусь, — все так же улыбаясь, кивнул он.

— Вкусно, — призналась нежданно-негаданно нагрянувшая в нашу дыру знаменитость, когда я угомонилась с приготовлением чая и всего прочего и тоже уселась за стол напротив гостя. — Сама варила?

— Нет, что ты, я не умею. Это всё Федькина бабушка, — махнула рукой я. — Но мы с Фёдором собирали. Знаешь, сколько у них на даче малины с том году было, ужас!..

Мне о многом хотелось его расспросить: когда выйдет новый альбом, планирует ли он турне по России, как в прошлый раз, хотелось получить автограф, в конце концов! Но наше чаепитие неожиданно прервал звонок в дверь.

Фокус глазка предъявил грузную фигуру Олимпиады Андреевны. Она с интервалом в десять секунд давила кнопку звонка, а другой рукой нежно прижимала к груди трехлитровую банку с вишневым компотом. Была ли эта банка просто предлогом или адресовалась подарком посетившей меня звезде мирового масштаба, выяснять абсолютно не улыбалось.

— Это Олимпиада, принесла нелёгкая, — с досадой констатировала я.

— Неприятный визитёр? Хочешь, сбежим?

— Куда? В окно? Высоко прыгать.

— Нет, у меня есть предложение получше.

Джаред встал из-за стола, неторопливо прошёлся по квартире и задумчиво остановился ровно напротив самой невзрачной двери в квартире.

— Что убежим в кладовку? Там, кстати, не заперто, — весело, но несколько нервно, предложила я, оценив его выбор.

Олимпиада за дверью и не думала сдаваться.

— Хочешь в кладовку? Желание дамы — закон, — он отвесил мне шуточный лёгкий поклон, но с абсолютно серьёзным выражением лица, и шагнул в сторону хлипкой двери. Повернул ручку, а когда дверь распахнулась, с меня слетело всё скептическое веселье, потому что вдруг послышалось щебетание птиц, шелест листьев, и тёплый летний ветерок донес до меня запахи хвои, разнотравья и нагретой солнцем земли. И откуда это всё в нашей кладовке?