Страница 2 из 91
Но мало того, в этот момент мне казалось, что все смотрят исключительно на меня, прямо цирк, да и только! Косятся, хихикают. Самое обидное, что смеялись и взрослые, и дети. Последние преобладали и веселья своего в силу недостатка воспитания не скрывали. Воспитанные взрослые тихонько хрюкали в сторонку. Такого унижения я не испытывала со школьных времён. Но падала снова и снова. Наконец, с грехом пополам мне удалось добраться до начала трассы. Скатиться ещё раз я не рискнула, решила лишить развлечения этот ржущий хоровод и гордо эвакуировалась в гостиницу. Ну как гордо… шла и роняла лыжи с палками, естественно.
Жанке скажу, что каталась до изнеможения, пусть порадуется, что приобщила меня к спорту.
После часа дезертирства мне надоело смотреть телевизор, и я отправилась на поиски приключений в местное кафе, за которое в результате небольшого осмотра интерьера и изучения меню, «изба» получила дополнительную звезду и благодушно переквалифицировалась мною в «терем».
Оазис общепита не пестрел многолюдностью (что, в общем-то, меня вполне устраивало), радовал добротной мебелью и натёртой до блеска посудой. Милая официантка принесла мне чашку неплохо сваренного кофе, который я с наслаждением принялась смаковать, сидя за одним из столиков. Настроение моё начало подниматься, и уже, казалось, ничем его невозможно испортить, как вдруг дверь открылась, и зашел молодой мужчина, а я от неожиданности чуть не выронила из рук чашку.
Потому что это был оборотень.
Я поняла это сразу, ведьмы (себя мы предпочитаем называть одарёнными) и оборотни чувствуют друг друга и себе подобных, даже с мизерным уровнем силы.
Поначалу мой страшно редкий дар никак не хотел просыпаться, а мысли о том, что я урождённая бездарь, уже перестали отчаянно пугать. Ну, нет дара и ладно: живут же без него люди. Ровно до тех пор, пока однажды меня не занесло в Федькин сон, который мы оба помнили в мельчайших подробностях. Потом путём нехитрых экспериментов удалось установить, что я сонник — и завертелось…
Со временем я научилась целенаправленно выбирать спящего, навевать нужные мне декорации, сюжет и даже изменять собственную «сонную» внешность. Кстати, многие любят поболтать во сне, порой экстремально откровенно, а то и вовсе погрезить о сокровенном. Поэтому теперь я — позвольте представиться — хранитель неисчислимого множества страшных тайн и позорных секретиков. Иногда невыносимо чешется язык невзначай намёк и наблюдать за выражением лица собеседника, как бедняга терзается: неужели я так глубоко погружена в тему его неприглядной тайны? Или случайно попала пальцем в небо? К сожалению, это самое глобальное из того, что я умею, а использовать в своих интересах чужие шкафные скелеты мне не позволяют ни совесть, ни строгое бабушкино воспитание.
Оборотень стоял ко мне спиной, ведя неспешную беседу с барменом, но уже через несколько секунд настороженно замолчал и слегка наклонил к плечу голову, повернувшись вполоборота в мою сторону, и едва заметно потянул носом воздух. Затем резко развернулся, словно (хотя почему словно?) почуяв ведьму (нас они называют только так), и уставился на меня неприятным таким взглядом. Я тоже смотрела на него, и мой взор излучал отнюдь не радость и симпатию. Хотя, как мужчина, мой визави оказался как раз симпатичным: высокий светлоглазый брюнет со сложением древнегреческого атлета и нарочито небрежной стрижкой, и я невольно залюбовалась им. Нельзя сказать, что встретить оборотня какое-то из ряда вон выходящее происшествие, но случается такое не каждый день. По крайней мере, мне доводилось сталкиваться с представителями этой расы нечасто. Традиционно одарённые и оборотни (себя они, к слову, называют волками) друг друга не жалуют, общаются вынуждено и стараются не вмешиваться в дела противоположного сообщества. Всё это сложилось исторически, а что за причины лежат в основе таких холодных взаимоотношений меня не особенно интересовали.
Я невозмутимо пила кофе, продолжая смотреть в исходную точку, хотя и такое пристальное внимание к моей, может быть, и не очень скромной персоне, несколько выбивало из колеи. Уж очень недружелюбным был взгляд, даже для оборотня. Но, к моему облегчению вперемешку со злорадством, в игре в гляделки я одержала победу — он первым отвёл глаза. Обменявшись со своим собеседником еще парой фраз, он снова метнул в мою сторону убийственный взгляд и решительно вышел за дверь. Тоже мне — Зевс Громовержец. Но на душе после этой немой сцены всё же остался гадостный осадок. Я решила не упиваться неприятными ощущениями и постаралась выбросить мысли о происшествии из головы.
А когда вернулась в номер, то обнаружила сияющую, как начищенный медный пятак, Жанну. В чём причина подружкиного необыкновенно радужного настроения, мне довелось узнать мгновенно, как только я переступила порог комнаты.
— Где ты была? — вопросила она и, не дав мне и открыть рта, тут же махнула рукой, — а, не важно! Ты не представляешь, я встретила такого потрясного парня! Кстати, совсем скоро ты сама его увидишь. Мы с тобой этим вечером приглашены на ужин.
— Да? — вяло удивилась я. — Только что-то я не припомню никаких приглашений.
— Ой, Май, перестань! Если тебе требуется официальное приглашение, то тебя приглашаю я. Кстати, он придет с другом, тоже довольно симпатичным, — и (о, боже!) она кокетливо мне подмигнула, а я закатила глаза.
— Ну, ладно-ладно, уговорила! — решила всё же капитулировать я. А почему бы, собственно, не развеяться, может, подпорченное настроение удастся исправить? — В каком сугробе ты тут откопала своего потрясного парня?
— На трассе, конечно! Где ж ещё?
— Он хоть кататься-то умеет? А то я сбила тут одного немощного лыжника. И он любезно посоветовал мне смотреть, куда еду.
— Умеет, и очень неплохо. Я ж не на детской трассе его откапывала. И друг его тоже отлично катается. Хочешь, организую, чтобы и тебя научил?
— Сначала я на него посмотрю, а там поглядим, нужен ли мне такой «учитель». И хватит организовывать мою личную жизнь, сама справлюсь. Только-только избавилась твоего Виталика!
— А что Виталик? Просто он очень настойчивый!
— Во-во. Спасибо тебе, родная.
— Ну, хорошо, если скажешь нет, настаивать не буду.
— Уж будь добра.
— Да ладно! Этот тебе просто обязан понравиться. Только теперь, когда пойдешь на улицу, своих бешеных хомячков оставь в чемодане.
— Я же сто пятьдесят раз объясняла, рукавички…
— Да, да, они такие замечательные, потому что их бабушка ещё заговаривала. Угги у тебя тоже волшебные?
— Нет, они просто удобные. И тёплые. Слушай, не слишком ли много претензий к моему гардеробу?
— К гардеробу претензий нет. Только к двум предметам. Ну всë-всë, не придираюсь. Будем считать эти твои лапти милым прибабахом. Но хомячков всё же оставь, в ансамбле с лаптями они — явный перебор.
— Ок, тогда договоримся: хомячки в чемодан, и мы не возвращаемся в шоу «Жаннапожени»!
— По рукам! Но, в случае чего, ты просто мигни — поженю!
Я снова страдальчески закатила глаза.
Опять у Жанны неуëмный зуд в области познакомить меня с кем-нибудь. Ещё и рукавичкам моим цепляется. Но всё же надеюсь, она будет увлечена своим новым знакомством и меня обойдет стороной её кипучая деятельность в направлении отыскать во что бы то ни стало мою вторую половину, соединить наши сердца и ощутить в связи с этим чувство выполненного долга. Кстати, тот факт, что сама подруга тоже не была обременена отношениями с кем-либо, её совершенно не смущал, поскольку она считала, что того самого она ещё не встретила, и всё у неё впереди. Но чтобы кого-то встретить, нужно «не сидеть на попе, а общаться», и вот однажды… Так вот, совсем недавно после моего невнятного: «Ну, не знаю…» на вопрос, нравится ли мне эта особь мужского пола, на вид симпатичная и «между прочим, ему в аспирантуру предложили поступать!», Жанна в страстном порыве «осчастливила» меня своим озабоченным однокурсником, тем самым настойчивым Виталиком, который оказался крайне непонятливым, долго держал осаду моей крепости (а сдавать я её не собиралась, даже если от голода пришлось бы есть собак и крыс) и не далее, как недели две назад, позорно оставил позиции, переключившись на другую жертву своего навязчивого внимания. И вот, не прошло и «полгода», ещё не заросла проеденная мною плешь на подружкиной голове, а передо мной снова все та же Жанна, окрылённая собственной, любовно взращиваемой идеей фикс о том, что я страдаю от одиночества.