Страница 47 из 49
Марья схватила Любаву за косы, развернула к себе, повалила на скамью, прижала своим телом. В глаза ударил оранжевый свет заката из окна в потолке. Любава чуть не подавилась камушком — рано выплёвывать, сердце должно забиться. Марья дотянулась до шеи Любавы и сжала её своими тонкими пальцами, испачканными в угле. Любава отбивалась здоровой рукой — вторая уже онемела до локтя, пиналась ногами, с которых слетели дурацкие тапочки, хрипела, отворачиваясь от пьяного дыхания Марьи... В глазах начало темнеть.
Тук-тук.
Тук-тук.
Любава схватила Кощея за руку и выплюнула камень Марье в лицо.
***
Никита стоял на вершине холма. Перед ним, на плоском куске скалы, выпирающем из покрытой редкой травкой каменистой почвы, лежали три яблока. Светло-жёлтое, костяное. Чёрное из обожжённого дерева. И серебряное, то, что единственное отражало заходящее по правую руку солнце.
До последнего юноша лелеял детскую надежду, что придёт великий чародей и разберётся со страшным чудищем, а Никита, воевода-самозванец, средний царский сын, любитель порыбачить и полежать на солнышке, этот самый Никита посмотрит на великую битву со стороны. От беспокойства за Любаву и Варвару защемило в груди, и юноша отбросил эти мысли. Как и все прочие.
— Пора, — тихо сказал Никита.
Он потянулся рукой к костяному яблоку. Знаменосец вытащил копьё и воткнул в землю изумрудный флаг с чёрным вороном.
***
Изумрудная трава под ногами. Слишком яркий свет безоблачного неба. Блеянье коз, квохтание кур...
Поймав дыхание после перехода, Варвара нащупала солнце, ужаснулась и помчалась к избушке. За ней как ни в чём не бывало затрусил серый трёххвостый кот.
— Где? Где Любава?! — выпалила она, едва завидев одну из сестёр, чьего имени не помнила. — Где Кощей?!
Варвара схватила сестру за плечи и начала трясти. У той растрепались седые волосы, но она словно потеряла дар речи. Из-за двери высунулась Прасковья и ахнула, увидев девушку в рваном обожжённом сарафане.
— Варенька, внученька! — только и сказала она.
Варвара отпустила сестру. Силы разом закончились. Значит, не вернулась ещё Любава...
— Прасковья, — взмолилась Варвара, — скажи, что у нас времени до полуночи!
Старушка ничего не ответила, спустилась по ступенькам и только подошла к девушке, только протянула руку, как от сада камней Любавы раздался крик и звуки борьбы. Варвара бросилась туда, за ней поспешила сестра и заковыляла Прасковья.
Их глазам предстала зловещая сцена: на траве лежал молодой мужчина, запрокинув голову к небу, а рядом Любава отбивалась одной рукой от сидящей на ней Марьи. Одна рука первой сестры лежала под неестественным углом. Варвара первая бросилась к женщинам и вцепилась в чёрное платье Марьи, чтобы оттащить её от задыхающейся Любавы. Затрещал подол, отошёл кусок ткани. Марья обернулась и ударила Варвару под дых. Та резко выдохнула, отступила, зажимая рот рукой — рано ещё, рано! Не вылетай! Любава закашлялась.
Марья выхватила из кармана уголёк и прочертила на своей же ладони чёрную линию. Из линии вылетели три тени, три мужских силуэта без лиц. Один схватил Варвару, другой — седовласую сестру, которая теперь нашла голос и кричала, не переставая. Третий вцепился в подоспевшую Прасковью. Одна чёрная рука обхватила за рёбра, а другая опустилась на затылок. Варвара отчаянно искала в памяти подходящие чары, но угольные тени затуманили сознание. Любава пыталась подняться, но не могла — отнялась нога.
— Что это вы задумали, сестрички? — тяжело дыша, спросила Марья, поднимаясь на ноги. — Сами великого чародея закопать решили?
Она приподняла подол платья и вынула кинжал из прикреплённых к бедру ножен. Седовласая сестра тихо плакала.
— Эту я не знаю, но душа её на десерт Синеликому сгодится, — размышляла вслух Марья, останавливаясь у каждой пленницы. — Старуху можно допросить. Любаве известен секрет доспеха, оставим её, если она раньше не помрёт. А вот ты, Варвара, зачем нужна, скажи?
— Мау, — сказал кот-кикимор.
— О, Кыша! С нами пойдёшь? Кикимора при дворе иметь забав... — обернулась Марья и резко замолчала.
— У меня, что ли, в глазах троится, девочки? — прошептала Прасковья.
— Это ты пойдёшь с нами, — сказали одновременно два кота побольше.
— Мау, — подтвердил самый маленький. — Мама.
— Нет, — прошептала Марья. — Нет!
Фигуры котов задымились, их заволокло серым дымом, который заклубился, вытянулся вверх и образовал три детские фигуры.
Марья бросилась бежать. Фигуры исчезли и появились у неё на пути. Женщина метнулась в сторону, но фигуры переместились, отрезая ей путь.
— Пора, мама, — сказала серая фигура мальчика.
Девочка протянула руку, и Марья полоснула по дыму кинжалом. Дети окружали женщину лентой дыма. Марья беспорядочно заметалась на сужающемся пространстве. Рукава её платья сползли, обнажив покатые плечи, волосы разметались, а на лице застыл оскал.
— Нет, нет! — рычала она, беспорядочно размахивая кинжалом.
— Да услышит она то, что мы слышали, — сказал мальчик. — Избранная в жертву душа, мы открываем тебе путь в зал Кау.
Из места на лбу мальчика, отмеченного существом, вырвался луч чёрного света и соединился с лучами брата и сестры. Треугольник заполнился чернотой, поднялся вверх, расширился и рухнул на изумрудную траву, накрыв визжащую Марью и три фигуры.
***
Когда на холме в последних лучах солнца засиял силуэт чудовищного доспеха, увенчанного рогами, на равнине раздался торжествующий рык. Все взоры огненных глаз обратились к Никите.
Посреди равнины взвился в воздух столб синего пламени, и четырёхрукая фигура прыгнула вперёд, преодолев за один раз огромное расстояние.
Прыжок.
Прыжок.
Прыжок.
Никита поднял в небо Кощеев меч. Оранжевый свет солнца против синего чародейского огня.
***
С исчезновением Марьи растаяли угольные воины.
Варвара бросилась к Любаве, но шустрая старушка опередила её и уже откупоривала пробку стеклянного пузырька.
— Говорила, на кожу чтоб не попадала мёртвая вода! Мёртвая — для мертвецов! Откуда пошло?
Любава повернула голову к руке:
— Ладонь...
Прасковья накапала на кожу прозрачной жидкости, принялась растирать руку девушки и позвала седовласую сестру, чтобы та массировала ноги.
— Варвара! — простонала Любава. — В последнем городе у моря солнце зашло. Мы опоздали.
— Ну нет! — воскликнула Варвара. — Не сегодня! Не после всего!
Она вытянула руку, нащупала краешек солнца у самого горизонта, соединила пальцы щепоткой и потянула на себя. Солнце сопротивлялось. Словно застывающую смолу тянешь!
— Задом наперёд, ход наизворот! — напрягая все силы, выкрикнула Варвара. — Дай мне несколько минут, о древняя звезда!
Небо, и без того светлое, почти побелело, стало нестерпимо больно глазам, но Варвара продолжала тянуть.
***
Прыжок! И Синемордый оказался перед Никитой. За ним уже тянулись синеокие рабы, и знаменосец со Скалогромом с отчаянным улюлюканьем бросились в атаку.
Первый удар чудище нанесло несуразно толстой ногой. Никита успел отпрыгнуть, но его всё равно задело. Он пошатнулся и выставил вперёд кощеев меч. Синемордый расхохотался, разверзнув пасть и обнажив короткие острые зубы в несколько рядов. Из пасти пахнуло тухлой рыбой. Чудище бросилось на юношу, раскручивая короткие мечи в каждой руке. Никита отбил удар, но тут же получил массивной ногой в плечо. Он рухнул на спину и ударился затылком. Хоть шлем чарами смягчил удар, у Никиты посыпались искры из глаз. Ему даже померещилось, что солнце засветило ярче.
Синемордый снова замахнулся. Никита в панике неуклюже перекатился на живот, чтобы избежать удара, и понял, что не успевает отразить следующий. Синемордый вдруг завизжал, его тень отпрянула. Никита воспользовался моментом, чтобы подняться на ноги.
Чёрный ворон слетел с Любавиного платка и отчаянно атаковал чудовище, целясь ему в глаза. Никита бросился на подмогу, но не успел.