Варварин свет

— И всё же...

— И всё же я буду просить тебя, пока могу: верни душу Кощея! Я останусь здесь вместо него! Прошу тебя! Времени нет!

Варвара хотела удержаться от слёз, но их было не остановить. Хотя бы не всхлипывать так громко, ох, Варвара! Кау потянулся длинными пальцами свободной руки и дотронулся до одной из окровавленных стоп девушки, потом до второй. Мурашки побежали по коже, и боль прошла, а раны затянулись.

— Времени нет в кругу Кау, — сказало существо. — Время не властно над миром Смерти.

Варвара провела рукой по груди — следы кошачьих когтей тоже пропали.

— Во-вторых, — сказал Кау, — и это уже не шутка. Есть законы.

— Не ты ли их придумал?

— Без правил всё развалится. Вселенная тяготеет к хаосу, и нужно соблюдать равновесие. Кощей много чего натворил такого, что смертным не должно сходить с рук. Его действия в Яви резонируют — отражаются — в Нави. Два мира, две стороны сущего, между которыми Кощей постелил соломку, чтобы не больно было соприкасаться! Покой дал он смертным в Яви — стоило ли лезть ради этого в мироустройство?

Варваре было, что на это ответить, но она боялась сказать лишнего. Вдруг у великого Кау благодушное настроение — это временное? Вернётся жабий лик, тогда всё пропало. А так — хоть капелька надежды!

Кау тем временем крикнул в темноту:

— Сирин, моё чудовищное дитя, пойди сюда!

Из темноты, распугав сияющие души, вылетела птица и уселась на плечо существа. На совином теле, среди перьев, там, где должен был быть клюв и круглые птичьи глаза, помещалось сморщенное лицо младенца, готового вот-вот расплакаться.

— Подари мне перо, о прекрасная, — сказал Кау, и Варвара по интонации поняла, что это был приказ, а не просьба.

Из-под перьев высунулась пухлая детская ручка и вручила хозяину белоснежное перо. Перед Кау появились золотые весы. На одну чашу он положил перо Сирин, и вторая поднялась выше.

— Душа, — промурлыкал Кау, поигрывая пальцами с душой Кощея, — состоит из жизненной силы, памяти, чувств, духа, сердца, имени, способности к чарам... Душа содержит также всё совершённое зло, всю ложь, всю несправедливость, всю принесённую боль...

Кау опустил душу Кощея на вторую чашу, и та опустилась чуть ниже пера, Варвара зажала рот рукой, а Кау нахмурился.

— Странно, — протянул он. — У обычных смертных за полсотни лет веса накапливается столько, что чаша, бывает, лежит на траве. А тут, смотри-ка, тысячелетие не оставило следа!

— Древний, я возношу хвалу твоей мудрости, — сказала Варвара. — Сердце его тысячу лет было мертво.

— Во-первых, оставь древние формулы, я всё равно древнее. Во-вторых, твоя мудрость настигла меня, — усмехнулся Кау. — Но смотри, тут лежит и несправедливость, и боль, причинённая тебе. Я вижу недавнюю память о ранах на твоём теле.

— Ты всё испытываешь меня, великий Кау? — с усилием сдерживая раздражение, спросила Варвара. — Я простила его.

Весы дрогнули, и чаши выровнялись. Младенческое личико Сирин надуло губы и сложило брови домиком.

— Потрясающе! — проговорил Кау. Кажется, это не было иронией. — Ваши души и правда связаны каким-то невероятным стечением обстоятельств и чар! Хорошо же. Второе условие выполнено. Но остаётся первое.

— Я же сказала, я останусь здесь.

— Ты мне здесь не нужна, — повысил голос Кау.

Костёр дёрнулся. Варвара сжалась, захлебнувшись приторным запахом ландышей.

— Может быть, — усмехнулось существо, — у тебя есть на примете какая-нибудь ненужная душа? Ну, такая, знаешь, которую не жалко забрать.

— Мы приведём тебе Синемордого! — воскликнула Варвара.

— У него нет души, — поучительно покачал пальцем Кау. — Поэтому он жрёт чужие.

— Тогда нет, — твёрдо сказала Варвара. — Придётся тебе, великий Кау, смириться со мной.

— Это не обсуждается, — отрезал Кау, и в глазах сверкнул красный огонь. — Жертва необходима. Таков закон.

Варвара растерянно молчала. Одно дело умереть самой, а другое — отдавать чью-то жизнь без спросу.

— Но это убийство!..

Кау победно улыбался и сверлил её взглядом.

— У нас есть душа для тебя, — сказал трёххвостый кот-кикимор, вынырнув из-за спины Варвары.

Глава 22

Кау уставился на кикимора.

— Ну надо же, — медленно произнёсло существо. — Что это у нас тут?

Он вытянул руку и щёлкнул пальцем. Кот взвыл, расщепился на трёх котов, которых начало корёжить в стороны, вытягивать вверх, трясти...

— Нет! — закричала Варвара. — Перестань!

— Это уже не я, — ответил Кау.

Вокруг трёх бесформенных фигур поднялся горячий ветер, полетел пепел, и Варвара отпрянула, закрыв лицо рукой. Когда она решилась снова посмотреть на то место, где только что был Кыша, то ахнула.

Впереди стояла хмурая девочка лет десяти в синем сарафане, вышитом жемчугом. Две светлые тонкие косички тянулись до пояса, а лоб охватывал жемчужный обруч. Позади неё, правее, стоял, сжав челюсти, не менее хмурый мальчик чуть младше. Волосы его были такими же светлыми, почти белыми, а одет он был в белый кафтанчик, ворот которого украшали веточки кораллов. Он держал за руку ребёнка с каштановыми волосами по плечи, такого маленького, что только по одежде, копировавшей наряд старшего брата, было понятно, что это мальчик.

Всё бы было хорошо, но от детей несло болотом.

— У нас. Есть. Душа, — с напором повторила девочка.

Кау покивал головой, потом покачал:

— Это один из моих лучших интервалов безвременья, клянусь основами мироустройства! И чью же душу вы предлагаете, смертные души, познавшие смерть и бессмертие?

— Нашей матери, — сказал старший мальчик. — Марьи Ивановны Приморской.

— За нашу смерть мы простили её, — сказала девочка. — Мы сочувствовали ей. Мы ненавидели с ней нашего отца. Мы ненавидели нашего деда. Мы ненавидели войну. Мы ненавидели с ней Кощея. Когда мы умерли, лёжа на дне болота, мы договорились помогать ей. Мы приветствовали месть. Духи Нави приходили к нам и учили нас. Годы прошли. Мы стали кикимором. Мы пришли к матери с любовью, но не могли выразить её, наши уста скрепил закон. Твой закон.

Кау понимающе покивал, улыбаясь.

— Мы наблюдали и понимали, что творится зло, но не Кощеем, — заговорил мальчик. — Сначала мать отщипнула от своей души. Потом согласилась разрушить мир. Потом она обидела нас. Мы узнали, что наша жизнь... Что наши жизни не удостоились её любви. Мы изменили понимание о мести.

— Мы также предлагаем наши души, — заключила девочка. — У нас больше нет имён и мы не помним, как быть разделёнными. Собери нас в единое сияние, и мы будем служить тебе или развлекать тебя или потеряемся во тьме среди других душ. Наши детские сердца утомлены болью. Мы жаждем покоя.

Младший мальчик улыбнулся и сунул большой палец в рот.

— Подойди, смертная дочь, подойдите, смертные сыновья, — сказал Кау.

Воздух вновь пропитался тошнотворным запахом ландышей, но Варвара и без того едва дышала. Страх... Это было за пределами страха. Голос Кау вибрировал в пространстве:

— Те, кто открывают путь и дорогу избранной в жертву душе. Да пустите избранную душу в зал Кау. Да не будет она отвергнута, да не возвратится она назад, да будет избавлен от неё мир человеческий.

Существо коснулось пальцами середины лба каждого из детей. Девочка поклонилась первой, за ней старший мальчик. Младший, вряд ли что-то понимая, повторил за братом. Дети отошли за спину Варвары, а она сидела, не смея пошевелиться. Не должна была она видеть и слышать это, не для человека подобные сцены...

— Ты молчишь, смертная, — сказал Кау. — Однако тебе следует воздавать благодарность. Первое условие выполнено не твоей жертвой.

Варвара, пересев на колени, отвернулась к детям. Спиной она ощущала взгляд красных глаз существа. Хотелось сжаться и исчезнуть, невыносимо, невыносимо!..

— Ни одни слова не могут передать мою благодарность, — сказала девушка. — Вы желаете покоя, но знайте, что вы останетесь до конца моих дней в моём сердце.