Страница 23 из 48
Алевтина Николаевна спасает меня по мере сил, делясь своими впечатлениями от музыкантов оркестра — в этот ей понравился один из контрабасистов — но пытка вопросами «Ты точно не скрываешь от меня жениха?» продолжается до начала второго акта.
Разумеется, конец спектакля еще не означает конца вечера, и уже в очереди в гардероб бабушка приступает к следующему пункту программы — начинает ругать дирижера, акустику зала и мужчин в дорогих костюмах, которые покупают билеты на первый ряд, а потом засыпают на первых же нотах.
— Слышишь, Ларчик? — оборачивается она ко мне, когда мы наконец выходим на улицу. — Если ты найдешь себе мужа, который будет засыпать в опере, я тебя прокляну, так и знай! В нашей семье все мужчины играли хотя бы на одном музыкальном инструменте!
— Да, бабушка, — привычно киваю я. — Обязательно найду себе гармониста.
— Лариса! Будь серьезнее! Не засматривайся на красавчиков, от них одни беды!
— Я хотела бы возразить, — культурно вмешивается Алевтина Николаевна, известная тем, что в молодости разбила сердце всем солистам Мариинки одному за другим. — Вот, например, на этого я бы засмотрелась…
Закатываю глаза, но все-таки поворачиваюсь, чтобы посмотреть на того красавчика, что привлек внимание знаменитой сердцеедки и… встречаюсь взглядом с Робертом, спешащим ко мне в распахнутом пиджаке поверх водолазки, даже без пальто.
— Ты что здесь делаешь? — ахаю я, представляя, какая тема будет сегодня самой актуальной в созвоне бабушки с мамой.
— Тебя ищу, — говорит Роберт, запыхавшись и потирая покрасневшие от холода ладони. — Лар, в квартиру пока возвращаться нельзя.
27
— В какую квартиру? — Вмешивается бабушка. — Почему нельзя? Ларчик!
Роберт смотрит на меня в недоумении, а я, хоть и умираю от любопытства, провожу ребром ладони по горлу и делаю страшное лицо.
К счастью, он меня понимает.
— В квартиру… э-э-э-э… — у Роберта на лице отражается интенсивная работа мысли. — Квартиру моего брата.
— А зачем туда идти Ларисе и почему нельзя? — строго спрашивает бабушка.
— Ну мы… Мы собирались устроить ему вечеринку-сюрприз! — Он расцветает, придумав наконец легенду. — А он невовремя вернулся, поэтому Ларе туда нельзя.
— В честь чего вечеринка? — Уже смягчившись любопытствует бабушка. — День рождения.
— Нет, день рождения у него лето. Это в честь… В честь развода, во!
Это он зря.
Я прикрываю рукой лицо и поворачиваюсь к бабушке.
Все верно — глаза ее уже горят азартом.
— Разводится, значит? А что, ваш брат, хорош ли собой? А вы женаты? — Переходит бабушка в боевой режим.
— Нет, не имел счастья, — кланяется Роберт довольно куртуазно.
— А сколько лет вам?
— Тридцать три.
— И не был женат? — Бабушка смотрит на Роберта с сомнением. — Что ж с вами не так?
А я говорила…
Роберт, кажется, наконец соображает, в какой ощип попал. Выпрямляется, сверкает глазами и гордо заявляет:
— Я, уважаемая, не имел быть чести вам представленным. Но отвечу — я хочу жениться один раз и навсегда. На той одной-единственной, с кем мне всегда будет хорошо и не смотреть больше ни на кого. Поэтому я хочу дождаться ее свободным.
— Надежда Анатольевна, — бабушка подает ему узкую сухую ладонь, но Роберт, разумеется, не пожимает ее, а склоняется и целует. — А это Алевтина Николаевна, моя подруга. Я бабушка Лары.
— Очень приятно, Роберт, — он целует руку и Алевтине Николаевне.
— Вы же наверняка замерзли! — вплескивает руками бабушка. — Давайте пойдем куда-нибудь в тепло! И вы нам все расскажете!
— Да, действительно, — шиплю я ему, когда мы наконец всей толпой сдвигаемся с мертвой точки. — Вы, Роберт, нам все расскажете! Что там случилось?
— Светка приехала, — едва слышно отвечает он мне. — Хочет дочь видеть. Сашка сказал тебя перехватить, иначе вообще дурдом начнется.
— О чем вы там шепчетесь?
У бабушки глаз-алмаз.
Никуда не скрыться.
— Объясняю, в какой ресторан лучше не идти, я там недавно отравилась, — на лету придумываю я отмазку. — Давайте в этот, итальянский?
К тому же из него видно окна квартиры Александра, а мне это почему-то необходимо.
Как там Дина? Как она встретила маму? Она в порядке? Александр умеет держать свою жену в руках?
Или мои волнения беспочвенны и у них там полная семейная идиллия?
Почему-то последнее предположение вызывает у меня больше всего негативных чувств, хотя должно быть наоборот.
Мы рассаживаемся за столиком у окна, бабушка с подружкой заказывают себе по чашечке кофе с пирожным, а я предпочитаю обойтись чаем. Роберт же, не стесняясь, заказывает три пиццы и, когда их приносят, приглашающим жестом угощает всех.
— Ой, мне нельзя мучное! — кокетничает бабушка.
— А мне соленое, — вторит ей Алевтина Николаевна.
Но им обеим это не мешает перехватить по куску пиццы с пепперони.
— Кем работаете, молодой человек? — продолжает бабушка допрашивать Роберта.
Видимо, разведенный брат впечатлил ее меньше. Или до него еще дойдет очередь.
— Да так, бизнесом потихоньку занимаюсь, — усмехается Роберт.
Но бабушку мою не проведешь!
— Шапками-ушанками спекулируете или нормальное что-нибудь? — интересуется она.
— Нормальное, — совсем расплывается в улыбке Роберт. — Хотите, налоговую декларацию покажу?
— Нет, спасибо! Верю вам на слово, у вас очень интеллигентное лицо.
Эта беседа меня развеселила бы не меньше, чем Роберта, если бы не непонятная ситуация с Диной. Я тревожно поглядываю в окно — сама не знаю, что я там хочу увидеть. Выставленный на подоконник горшок с фиалкой в знак просьбы о помощи?
Разговор я слушаю краем уха, поэтому не улавливаю, в какой момент бабушка начинает жаловаться на свою жизнь, а не только планировать устроить жизнь Роберта. Включаюсь, только услышав свое имя.
— …и вот Ларчик мне сказала, что готова устроить меня в любой другой пансионат, но не этот! Как она не понимает, что мне не пансионат интересен, а компания!
— А? — поворачиваюсь я. — Что Ларчик? Что я опять не так сделала?
— Любочка уже в пятницу собирает вещи и переселяется к соснам и озеру, Мариночка на будущей неделе, а мы с Алюшей останемся одни! — жалуется бабушка, обнимая свою подругу за плечи.
Роберт смотрит на меня в ожидании. Вероятно, они уже заморочили ему голову и он бы хотел разобраться, но когда бабушка начинает что-то «объяснять» — это туши свет, ты перестанешь понимать даже таблицу умножения.
— Бабушка хочет в дом престарелых, — поясняю я.
— Это не дом престарелых, а элитный пансионат! — возмущается бабушка. — Там индивидуальные комнаты, бассейн, зимний сад, кинотеатр, зал для танцев с роялем и озеро на территории!
— И все наши подруги! — встревает Алевтина Николаевна.
— И прекрасные врачи, да-да, я слышала сто раз, — вздыхаю я. — Но что я могу поделать?
— Если тебе дорого, так и скажи! — задирает нос бабушка. — Я могу продать квартиру!
— Мне дорого, — говорю я. — Но дело не в этом, справились бы. Пойми — ну нет мест в твоей «Земляничной поляне»!
— Для Мариночки нашлось! Хотя она позже меня узнала!
— Марина Александровна позвонила туда как раз в тот день, когда умер один из постояльцев, — снова вздыхаю я. — Мне что — поехать туда и убить еще одного, чтобы тебе место нашлось?
— Двух! — тут же реагирует бабушка. — Для Алевтины тоже.
— Да мне не надо, — машет рукой бабушкина подруга. — У нас таких денег нет.
Я смотрю на Роберта и развожу руками — мол, ну и что тут можно поделать?
Он смотрит задумчиво то на меня, то на бабушку и постукивает пальцами по столу.
— Я отойду на минутку, — говорит он.
Стоит ему удалиться, как бабушка с Алевтиной Николаевной набрасываются на меня коршунами.