Слишком хорошая няня

— И что — больше никого после института не было?

— Имеется в виду секс? — бросаю на него быстрый взгляд и вновь опускаю глаза в чашку. — Ну почему. Был один любовник. Мы редко встречались — работа, дела… Потом стали еще реже. И еще. А потом настал день, когда выяснилось, что уже год никто никому не звонил и не скучал. Так что… Вот. — Обнимаю ладонями теплую чашку. — Просто не везет. Случается.

— Значит, никакой несчастной любви? — уточняет Александр.

— Нет, — качаю головой.

— Разбитого сердца?

— Нет.

— Подлеца мужа, который однажды пожалеет и приползет на коленях каяться?

— Нет и нет.

— Неужели ты даже не влюблялась ни в кого всерьез?

Задумываюсь, перебирая одного за другим всех своих немногочисленных поклонников юности.

— Том Хиддлстон считается?

— Нет.

— Тогда — тоже нет.

Александр изучает меня так внимательно, что мне снова становится неловко под его взглядом. Растрепанные волосы хочется пригладить, лицо протереть — вдруг я зубной пастой испачкалась? — а шею прикрыть ладонью. Ну что там такого может быть, чтобы так на нее пялиться!

А ниже он что нашел такого интересного, что никак не оторвется?

Опускаю глаза на свою грудь и прикусываю губу, ощущая горячую волну смущения.

Так вот куда он смотрит!

— Прохладно тут, — ежусь я, как бы невзначай скрещивая руки на груди, на которой нет бюстгальтера и тонкая футболка предательски выдает слишком много подробностей анатомии.

— Принести плед? — с легкой насмешкой спрашивает Александр.

— Да нет, обойдусь, — мотаю я головой и тут же жалею. Ночью в квартире зябко, старые батареи не прогревают большие комнаты и длинные коридоры.

Вновь щелкаю кнопкой — будем согреваться чаем.

Чайник начинает шуметь, а я кладу ладони на стол, наклоняюсь и, глядя Александру прямо в глаза, говорю:

— Теперь моя очередь задавать неудобные вопросы.

Александр выжидает паузу в несколько секунд, выдерживая мой взгляд.

И кивает:

— Я готов.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍21

Ставлю локти на стол и скрещиваю пальцы.

Так-так-так.

Судя по хитрому выражению лица Александра, он ждет, что я тоже начну расспрашивать его о личной жизни.

А вот и нет. Эта жизнь мне совершенно неинтересна.

— Что вы собираетесь делать дальше, Александр? Насколько я понимаю, мать Дины скоро выйдет из клиники. У вас есть план? Где она будет жить? На что? Как будет общаться с дочерью? А с вами? Вы собираетесь помогать ей влиться обратно в общество или просто будете держать Дину подальше, остальное не ваши проблемы? А разводиться планируете? Или — наоборот, будете жить вместе?

— Лара… — знакомо морщится он.

— Я понимаю, что лезу не в свое дело, — быстро говорю я. — Но подумала, раз уж у нас тут вечер откровений, то можно. Я вам свои стыдные секреты, вы мне свои.

— Да нет, это твое дело, Лар, — говорит Александр с едва уловимой досадой.

На мгновение его ладонь накрывает мою руку, но он тут же ее убирает, оставляя лишь мимолетное ощущение тепла. И он тут же со скрипом отодвигает табурет и встает — чуть поспешно, будто смутившись.

Только я не верю, что этот человек умеет смущаться.

Уверенности в себе у него хватит до конца времен и тепловой смерти вселенной.

Александр начинает расхаживать по кухне, то запрокидывая голову к высоченному потолку, то тяжело вздыхая и потирая пальцами губы. Он останавливается у стены, упирается в нее кулаком и долго смотрит перед собой в никуда.

Наконец он прерывает долгое молчание коротким:

— Не знаю.

Разворачивается ко мне и смотрит исподлобья.

Повторяет:

— Не знаю. Я все это время ждал, когда меня осенит. Не дождался.

Делает пару широких шагов, оказываясь рядом со мной, опирается на стойку, нависая сверху надо мной, сидящей на высоком табурете.

Алкоголь уже выветрился, и я не чувствую перегара. Только запах ментолового шампуня от влажных волос и от кожи — мыла и чего-то еще неуловимого, но очень мужского.

— Мне нужна твоя помощь, Лара, — говорит он, гипнотизируя меня взглядом. — Совет. Ты знаешь Дину, ты знаешь меня. Ты можешь предложить что-нибудь.

— Но не знаю вашу жену.

Он кривится с таким отвращением, что моя метафора про больной зуб уже становится не к месту. Тут, как минимум, десяток зубов и у всех пульпит.

— Да, — говорит он, глядя в сторону. — То, что она еще моя жена, надо решать первым делом.

— Зачем? — удивляюсь я. — Разве это мешает?

— Да, Лара. Я уверен, что это может мне помешать.

— Хорошо, — киваю я. — Но решить вопрос об опеке ребенка, насколько я знаю, можно и без развода.

— И тем не менее.

Александр все еще стоит рядом — пожалуй, слишком близко, чтобы это было комфортно, но отодвинуться вместе с высоким табуретом так, чтобы это не выглядело чересчур демонстративно, у меня не получается.

— Хорошо, тогда у нас есть такие варианты… — я постукиваю пальцами по столу, быстро соображая, что тут можно сделать. — Первый — вы отдаете матери Дину и уезжаете. Все как раньше.

— Точно нет, — жестко говорит Александр, и я облегченно выдыхаю.

Глубоко в душе я боялась, что он решит вернуть статус кво. А я не смогу спокойно спать, зная, что одна маленькая девочка снова может сбежать на улицу в криво застегнутом пальтишке.

— Вы хотите продолжать общаться с Диной?

— Безусловно.

— Придется жить в Петербурге, — предупреждаю я.

— Посмотрим, — сжимает упрямые губы Александр.

Они у него красивые, с четким контуром, обозначенным резкими линиями, словно он высечен из гранита. Кажутся такими же гранитно-твердыми, но я этим вечером уже успела узнать, что это не так. Они настойчивые, но неожиданно мягкие, словно весь этот суровый фасад — только для посторонних, а если он впускает кого-то внутрь, дальше все совсем иначе.

Так. Что-то я не о том думаю.

По-хорошему надо бы вычеркнуть сегодняшний вечер из памяти, чтобы неловкие воспоминания не мешали рабочим отношениям. Но он стоит слишком уж близко, и я вижу, как пульсирует жила у него на шее. Ее хочется прижать пальцами и почувствовать упругое сопротивление.

Словно услышав мои мысли, Александр придвигается ко мне. Еще ближе он может стать, только если я раздвину колени.

— Нет! — говорю я быстро. Александр удивленно поднимает брови, и я поясняю: — Не посмотрим. Если вы отсюда уезжаете, то все возвращается к исходной ситуации. Рано или поздно. Вы станете приезжать все реже, Светлана снова начнет пить, а Дина будет сбегать из дома. И с каждым годом у этих побегов будут все более тяжелые последствия. Тот же самый первый вариант, только в нем вы врете себе.

Александр смотрит на меня очень странно и вдруг говорит:

— Ты очень хорошая… няня, Лара. Даже слишком хорошая.

— Еще никто не ругал меня за хамство такими словами, — бормочу я.

— Это не хамство, это жесткость и тут она совершенно оправдана, — говорит он. — Что насчет варианта, где Света с Диной переезжают в Москву со мной?

— Вы увозите жену в другой город, где точно так же запираете ее в квартире и надеетесь, что она не вернется к алкоголю? — хмыкаю я.

— Да.

— Представьте себя на ее месте. Ни одной родной души. Незнакомые места. Чужая квартира. И совершенно нечем заняться. Единственное светлое пятно в прошлом — это ее вечеринки, где она напивалась.

Александр вновь смотрит в сторону, сдвинув брови и явно обдумывая мои слова.

— То есть, ты хочешь сказать, что единственный рабочий вариант — забрать Дину себе? — говорит он, переводя взгляд на меня.

— Я ничего не говорю. Вы сами все видите.

Александр не отвечает. Он стоит и очень внимательно смотрит на меня. Очень.

И молчит.

— Вы же помните, что наш контракт всего на три месяца? — осторожно спрашиваю я.