Слишком хорошая няня

— Я помню, что это не мое дело, Лара, — говорит Александр мне в спину, пока я вожусь с чайными пакетиками. — Но вы привлекательная женщина, и мне правда непонятно, что не сложилось? У вас какая-то травма? Хотите я и вам оплачу психотерапию?

На «привлекательной женщине» я не могу сдержать улыбки.

Разливаю кипяток по чашкам и разворачиваюсь к столу.

— Если я выйду замуж, кто же будет няней для Дины? — спрашиваю я, придвигая к нему чашку.

— Действительно… — Александр задумывается. — Но терапия — процесс долгий и нелегкий, за три месяца не успеете.

— Вот видите, — говорю я. — Сами признаете, что нелегкий.

Он хмурится. Отпивает чай.

— Но… — начинает он, а я прикладываю палец к губам и киваю на диван в гостиной.

Дина так и заснула — перед экраном, подложив вместо подушки под голову зайца.

— Искупаться не успели, — говорю я шепотом. — Простите.

— Ничего, — Александр встает, бесшумно отодвигая стул и идет к дивану. — Еще ни один ребенок не умер от нечищенных зубов и немытых пяток.

— Не хотелось бы стать первым известным случаем.

Он бросает на меня упрекающий взгляд и подхватывает дочь на руки.

Следую за ним в детскую на цыпочках.

Он укладывает Дину в кровать, благо я успела переодеть ее в домашнюю пижаму, и накрывает одеялом. Прикручивает свет ночника до полутьмы.

Я кладу зайца Ой ей под бок и тоже накрываю его одеялом.

Александр стоит над кроватью дочери еще минуту или две, и я решаю оставить его одного. Но он оборачивается ко мне. Его глаза в полумраке кажутся почти черными и блестят.

— Лара, — говорит он вполголоса, глядя мне прямо в глаза. — Скажите честно — вы не любите мужчин?

— Нет, Александр, — я усмехаюсь. — Наоборот. Это они меня не любят.

— Но почему?

Смотрю на него и не знаю, что ответить. Неужели он сам не понимает?

14

На цыпочках отступаю от кровати Дины и маню Александра из комнаты.

— Откуда мне знать? — говорю вполголоса уже в коридоре. — Никогда не нравилась мужчинам. Почему — это у них надо спрашивать.

Мои дела здесь закончены, поэтому иду собирать сумку.

— Полагаю, вы спрашивали?

Александр стоит в узком коридоре между гостиной и «моей» комнатой и я в суете сборов вынуждена постоянно мимо него протискиваться. Но не скажешь же хозяину дома отойти с дороги.

— Спрашивала.

— И что вам ответили?

Останавливаюсь в прихожей и кладу сумку на полку под зеркалом.

Усмехаюсь и цитирую:

— «Ты, конечно, симпатичная, но не в моем вкусе, Ларис», — на весу начинаю надевать ботильоны. — Ни в чьем вкусе. Так уж вышло.

Не люблю обсуждать эту тему, зато в большинстве случаев мой ответ надолго ее закрывает. Не работает с родственниками — они продолжают требовать замуж и детей. Но с остальными помогает.

— Довольно странно, — хмыкает Александр, перемещаясь в прихожую и включая свет. — Вы ведь симпатичная.

Он смотрит на меня так, словно и правда произвел тщательную оценку параметров.

— Просто не в вашем вкусе? — вновь усмехаюсь я.

Он мешкает, и эта пауза говорит мне все, что требуется знать.

— Вот об этом я и говорю, — срываю с вешалки куртку и понимаю, что меня все-таки задела его реакция. Что он хотя бы из вежливости не сказал, что я привлекательная.

Александр шагает ко мне, забирая куртку из рук и разворачивает ее так, чтобы помочь мне надеть.

— Вам всего двадцать восемь, — его низкий голос над самым ухом заставляет ежиться от мурашек. — Рано еще отчаиваться.

Вдеваю руку во второй рукав и поспешно застегиваю молнию, чуть не прищемляя кожу на голом горле. Забыла платок. Снова расстегиваю и наматываю платок вокруг шеи, избегая взгляда мужчины, стоящего рядом. Я так давно отчаялась, что уже перестала смущаться в присутствии других мужчин. Но Александр умудрился пробить мою защиту.

— Думаю, в самый раз, — говорю я и усилием воли поднимаю на него глаза. — Если до этого момента ничего не получилось, вряд ли уже сложится. Так что, не волнуйтесь — замуж я внезапно не выйду. И никаких тайных пороков у меня нет. Просто я не привлекаю мужчин. Во все времена были такие женщины. Они становились компаньонками, приживалками, уходили в монастырь. Сейчас можно заняться чем-нибудь поинтереснее.

Его взгляд непроницаем. Он не смущается, как большинство мужчин, когда я им это говорю. Они как будто считают себя обязанными проявить ко мне внимание, но при этом не испытывают никакого желания. Наблюдать за этой внутренней борьбой всегда неловко.

— Мне кажется, вы все-таки ошибаетесь, — говорит Александр.

— Вам кажется, — отрезаю я. — До завтра.

На следующее утро за мной снова заезжает «роллс-ройс», и история повторяется — спешащий Александр, список докторов, список поручений. Теперь к ним добавляются выписанные Дине таблетки, и я вновь отправляюсь в интернет искать способ скормить их ребенку.

— И побольше с ней общайтесь! — просит напоследок Александр, захлопывая за собой дверь. — Говорят — это поможет!

Дина смотрит на меня, держа на руках зайца Ой.

— Кашу? — спрашиваю я у нее.

Она мотает головой.

— Мороженое? — коварно интересуюсь я.

Энергичный кивок.

— Тогда сначала кашу, потом психолог, а потом пойдем гулять в парк с мороженым.

Раздумывает пару секунд — и кивает.

Что ж, можно поставить галочку — искусству родительского подкупа я тоже научилась.

Честно говоря, я еще никому из знакомых не сказала, что работаю няней. Отчасти потому, что не знала, как объяснить, почему согласилась, отчасти — потому что не хотела озвучивать предложенную зарплату.

За такие деньги я бы и сама подумала, что там не только за девочкой надо присматривать, но и оказывать… кхм… иные услуги ее отцу…

Впрочем, отца я толком не вижу — Александр раньше восьми домой не возвращается

— Может быть, вам на следующий вечер что-нибудь заказать? — спрашиваю я как-то у него, увидев, как он расстроился, узнав, что мы с Диной перекусили в парке хот-догами и не готовили ужин.

— Нет, не надо, просто готовьте на мою долю. Вам доплатить?

Я смотрю на него с упреком.

Дина стала соглашаться не только на рисовую кашу и мороженое, а еще на супы-пюре и спагетти с любыми добавками, лишь бы там было побольше сыра. Приготовить тройную порцию вместо двойной не так уж сложно.

В остальное время мы стараемся побольше гулять, пока не стало слишком холодно.

В ноябре меньше всего хочется выходить из дома, но ради мороженого мы с Диной оказываемся способны на подвиги.

В Михайловском парке облетают листья, под ногами валяются шипастые шкурки от расколотых каштанов, никто не хочет сидеть на мокрых лавочках, зато в павильоне Росси — аншлаг. Мы едим мороженое, сидя за столиком с видом на темную воду канала, по которой плывут золотые листья — это очень красиво и печально. На наших глазах до следующего сезона разбирают пристань экскурсионных катеров и последние капитаны уводят свои судна на стоянки до весны.

— Чтоб не измучилось дитя, учил его всему шутя, не докучал моралью строгой, слегка за шалости бранил и в Летний сад гулять водил, — цитирую Дине «Евгения Онегина», крепко держа ее за маленькую лапку на светофорах, когда нам надоедает Михайловский и мы идем в Летний сад.

Ей почему-то очень нравится Пушкин, и мне приходится вытаскивать из памяти все, что я знаю из него про нянь, воспитание и непослушных детей. Дина заливается счастливым хохотом, и я не могу не вспоминать ее настороженный взгляд в тот день, когда увидела ее в компании бомжей.

Она как будто забыла этот опыт. Если не считать того, что она по-прежнему говорит только «Лала» и «Папа». Но мы с психологом надеемся, что однажды все пройдет само собой, когда она почувствует себя в безопасности со мной.

Мы в очередной раз гуляем по Летнему саду, рассматривая аллегорические скульптуры, и я пересказываю Дине мифы, когда вдруг под статуей Сатурна, пожирающего своих детей, меня хватает за плечо высокий мужчина.