В глубине тебя

— Тридцать семь. Между прочим, два раза был женат.

— Ух ты ж. А ты уверена, что «был»?

— Ну, если верить бракоразводной бумажке...

— Прям в документах его лазила? — посмеиваюсь я.

— Нарыла случайно — я же много его документации успела перелопатить, — хихикает Рози. — Он-то мне ее чуть позже сам показал. И другую, что до нее — тоже. Мы с ним неделю не виделись, а он — мужик на все «двести» ... Соскучился и — бли-и-ин, Кати... — Рози сладенько поводит плечиком. — Я ж и понятия не имела, что это такое — секс с оголодалым зрелым мужчиной... И мы все выходные... без продыху... и он там такое творил... И его проняло, видно — слова мне разные говорил... И в итоге бумаженцию эту — на стол.

Посмеиваясь, чокаемся, дистанционно тостуем Сорину, Рози — влюбленно, я — одобрительно, и залпом опрокидываем моряка. Хорошо идет.

Рози делает нам по новому моряку, нас несет по волнам, и я веселенько так говорю:

— Между прочим, с разницей в возрасте — это хоть и не мое абсолютно, но по статистическим данным — самое «то». Вот из моих родных-знакомых: папа — страйк, — загибаю палец. — Пина мамы моложе лет на десять, а значит, папы — на пятнадцать. Каро и д-р Херц — это он выглядит только так моложаво, а сам — ого-го...

— Ого-го... — поддакивает Рози.

— Франк, ты прикинь: Ханну охмурил. Смалился. Папик.

— Па-апик. Ты ж сама не захотела, вот и не завидуй. Получается, исключение у нас только Миха и Мым-ра.

— Э-э-э, нет, Миха и Лин-да — тоже страйк. Он когда с ней закрутил, она ж практикантка его была, первый семестр...

— Да она ж старше него выглядит... — ужасается Рози, — видала ее на фитнесе — перевод добра...

— Ну, эт беременность все, гар-мо-оны... зато человек, знач, хар-роший, — трублю я с пьяной, разнузданной поучительностью. — Не-е, совпадает, я ж говорю... Кругом совпадает... И даже еще...

— Да ладно, не парься — покачивает головой Рози. Думает, я приплету сейчас еще кое-кого вместе с его «помоложе».

Но я говорю:

— Не-е, точно. И Каро, и Симон ее, врач, и... другой врач, родственник его...

— Какой врач?

— Радиолог. Он хоть и красавчик, но ему ж тоже под сороковник уже.

— А ты мне не рассказывала! Как зовут?

— Имя не знаю, а значит, подойдет! — гаркаю я и давлюсь от смеха, а Рози до того накрывает, что она даже пошатывается.

— Не сомневайся, — настаиваю я, будто ее уговариваю, — срастется! Не с радиологом, так с Ильей!

— Да кто такой Илья?!

— Врач...

— ...тоже радиолог?

— ...гинеколог!

— Ого! Тоже постарше?

— А вот и нет, — заявляю торжествующе, — помоложе! Тридцатник только стукнет. Если разница в возрасте «наоборот», то у мужика помоложе год за два идет — значит, шесть, а то и все восемь!

— Ох, конфет... — покачивает головой Рози, чуть отдышавшись, — мне, кроме тебя, про мужчин и поговорить-то не с кем...

— Э-э, вы кого там перечисляете? — допытывается Сорин.

— Да любовников, — отмахиваюсь я. — Бывших.

— Чьих?

— Сорин, ты нахал! Моих, конечно — что за вопрос?! — возмущаюсь я, а Рози опять хохочет.

Надеюсь, что при таких темпах хватит выпивки, хотя нам, по-моему, уже хватает.

Внезапно понимаю, что подустала — что и говорить, годы, смеюсь сама над собой... Чувствую, что уже скоро уйду с этого праздника, устраиваемого пусть не за мой счет, но с моей подачи. Сейчас так весело — надо сваливать перед тем, как завистники-соседи вызовут-таки ментов.

Проверяю, что это там у меня в руке — все в норме — и поднимаю бокал с желтеньким:

— Пью за свою любимую подругу, Мечту Моряка. Сахарок, ты мечта любого моряка и не только. Но пью я не за это, а за осуществление твоей мечты. По-моему, мечта твоя уже начала осуществляться — за это я пью. Короче, плывите, ребята.

— Ура! — гаркает Сорин.

Я уже до этого заметила: сегодня он совсем не пьет. Ухаживает за гостями, и за своей разбушевавшейся зазнобой присматривает тоже. Он и бариста, и бармен, он и хозяин заведения — ему привычно это.

— М-м-м, ты ж моя конфе-е-етка... — Рози виснет у меня на шее, давит бюстом в бюст и вместо чмоков в губки — чего мелочиться — целует меня со своим пьяным язычком, да так, что мне сию минуту становится жарко и вкусно.

Теплая, скользкая маракуйя у нее во рту живо напоминает наши с ней проделки в танц-«подвале». Там, кажется, была авиация... Но сейчас авиация не подходит — они летят только завтра.

Все укают и посвистывают. Всё вокруг хмельно и радостно подобно разноцветным фонарикам в летнюю ночь после дождя.

Умеет она целоваться, засранка. Я помню.

Приятно с ней целоваться — даже не сразу ее от себя оттаскиваю. Потом же быстренько шутливо-«страшно» стреляю ей глазами вбок — хорош, мол, Сорин смотрит.

А Сорин посмеивается и, одобрительно кивая, говорит то ли нам, то ли гостям:

— Да-да, меня всегда от них вдвоем перло.

— М-гм, помню, — подтверждаю я.

— Кати, а поехали с нами? — предлагает Сорин. — Билеты так и так твои... в чемодане протащим тебя в трюм, потом к нам подселим — глядишь, в не выкинут открытое море.

Я беззаботно смеюсь. Рози жмется ко мне, счастливая-пресчастливая, откидывает голову назад, и, колыхая грудями, смеется в голос. Сквозь ее смех мне слышатся слова, что она, мол, не против, а Сорин обнимает нас обеих сразу, сначала норовя положить нам по очереди голову на плечико. Когда это не удается, он отпускает меня, целует в шею хихикающую Рози, потом переходит на «взасос», а мне искоса нарочито-озорно подмигивает.

Вот кто красивая пара, думаю. Надо будет сказать им об этом.

Отделившись от меня, они отправляются разгуливать в обнимку. Его широченная рука то отдыхает на ее почти осиной талии, то на шикарном «пониже» — будто имитирует стакан, который у нее в легкую туда становится. Так и общаются с другими. Да хрен с ними, думаю отчего-то, с микро-веддингами. Вообще — с веддингами. Формальности, форма... Тут главное — настрой.

Объявляю Рози:

— Короче, в круизе захочешь замуж выскочить — выскакивай. Благословляю, — снова поднимаю бокал и тише — ей: — Только дружкой больше не буду. Не проси, сделай милость...

***

Приковыляв домой после проводов, обнаруживаю в квартире устроившего очередной разгром Рикки, которого не нашлась, на кого оставить, а у себя в сотке — штук с десять пропущенных звонков от Каро, а сообщений — вдвое больше.

Не успев даже испугаться, поспешно читаю:

Задержка рейса

Мои дрыхнут в VIP лаунж

Дьюти фри на ночь закрыт.

Сейчас бы кофе, но он тут отвратный.

Скукота

Давай пообщаемся.

Нифигасе, думаю, в этот раз Симон явно закинул ей стимулятор.

Ура, уже летим — почти вовремя

Симону дали апгрейд на «фёрст».

Долетели благополучно.

Блин, я думаю — ни разу не летала фёрстом. Как тут благополучно не долететь.

Разместились, все хорошо, только жарко.

Кати, хочу поделиться анализом.

Наговорила, пока летели.

Интересно, Яроном все это время занималась Евгения Михайловна?..

Перезвони, как только сможешь.

Блин, думаю, Каро. «Мы не прощаемся», я ж говорила.

Не перезваниваю, потому что ощущаемая мною степень срочности получения этого «анализа» не совпадает со степенью, которую, по-видимому, ощущает Каролин.

Но Каролин этого «так» не оставляет.

Капли душа, который решаю принять перед сном, злыми, смеющимися горошинками выламывают не поддающиеся более воздействию мозги. Копошусь в ванной, когда мне прямо в полуотключившийся мозг трезвонит сотка. Если б сидела на толчке, наверняка свалилась бы. У нее бессонница? А как же, думаю, джет лэг?

— Как вы там... — начинаю было, но Каро отмахивается от вопроса:

— Нормально. Шакшука на ужин — к такому быстро привыкаешь.

— Мне б кто-нибудь сделал... — соглашаюсь я. — У нас тут только «Мечта моряка» ...

— Ты подумала над моим предложением?

— Насчет радиолога? Мгм... — пьяно рапортую я. — Валяй. Срастется.