Грань

Наши губы танцуют свой сладкий, легкий танец, а Рози – я глажу ее теплое тело, спину и гладкую попку в магентовом бархате и чувствую, как она начинает подрагивать от кайфа. Через секунду ее сорванец-язычок уже ласкает мой язык. Я раздвигаю ноги пошире и обхватываю ее округлые бедра. Наши языки тепло и мокро тыкаются друг в дружку. Я чувствую, как ее груди мягко вминаются в мои, и не выдерживаю – трогаю ее грудь сквозь платье. Сладко-пьяно думаю, что всегда хотела ее потрогать.

— Э-э, девчонки... – слышу «замечание».

Кто-то из нашей толпы тоже пришел «отлить». Нас застукали и теперь спешат напомнить, с кем и зачем мы здесь сегодня .

Но поздно. Мы с самого начала не собирались быть к чьим-то услугам.

— Пошли отсюда, — тяну я Рози обратно в бар, а пацанам высовываю язык.

— Вы че там так долго делали... – докапывается Йонас.

— Не скажем, — смеется Рози, переглянувшись со мной.

Но меня подначивает ее веселый взгляд, и я притягиваю ее к себе и снова целую, уже на виду у всех.

Пацаны столпились вокруг нас недышащим полукругом, пялятся на нас и мысленно дрочат. В их глазах мы слишком серьезно целуемся и тискаемся, чтобы нас этим подкалывать. Наоборот – они расслабляются под лесбо-игры: стоят, бухают, смотрят порнуху.

Рози, возбужденная и распаленная, кажется мне девочкой, а я себе – похотливой, развратной теткой, самым неуставным образом превышающей должностные полномочия, растлевающей ее, такую юную и чувственную. Сейчас она прошепчет мне что-то вроде «нам не нужны мужики». Мне точно не нужны – не более, чем мне вообще кто-либо нужен. Кроме одного, думаю, внезапно. Того, с которым покончено. Вот тебе и заменительная терапия.

Я никогда в жизни не целовала девушек. Не знала, что это – будто упасть лицом в ведро клубники или в случае Рози – малины. Она сладкая и вкусная, Рози, и она чертовски сексуальная, привлекательная и красивенькая – тоже. Ничто в наших объятиях не похоже ни на что, что я доселе знала. И конечно, никакая это не заменительная терапия, а теплая, влажная, нежно-яркая игра, в которой не будет проигравших. Разве что, кроме этих, вокруг нас. Но они априори «не играли».

Мы потихоньку нацеловываемся и еще немного дразнимся губами, чмокаемся с пьяно-радостным хихиканьем, а пацаны даже не пытаются вклиниваться или во что-либо вникать. Только Йонас прозорливее – хоть и пьяная, вижу это по его стосковавшемуся лицу.

Они планировали подогреть нас, возможно, чтобы отдохнуть группой. Как видно, мы готовы и даже прелюдии не потребуется, она ж была только что?..

Соображаю, что по-хорошему такой расклад должен был бы показаться нам оскорбительным, но не собираюсь попусту принимать угощений, а впаривать кому-либо трэшевые инвестиции тоже не привыкла. Поэтому, будто резко протрезвев, ставлю два круга, затем – текилы на всех, мы чпокаем по четыре рюмки и всей компанией вываливаем из бара.

Стоим среди пацанов на набережной двумя ягодками в горьком шоколаде, я клубника, она малинка, и от нечего делать сладенько задираем с ней друг дружку.

Йонас, обычно чуждый до расстройств, поедает меня глазами, как будто хочет как можно больше отхватить от дефицитного десерта, прежде чем тот уберут окончательно. Вид у него, конечно, жалобный, даже страдальческий. Только пусть кто-нибудь другой его жалеет – я жалеть так и не научилась.

— Девчат, давайте че-нить замутим, — скулит он, очевидно, не в силах поверить, что сейчас я ускользну от него.

— Не-е-е, мы устали, — с пьяным хохотом отмахивается Рози.

Я – вот пьяная дылда – одной рукой «вишу» у нее на шейке и бормочу нечленораздельно: «мгм-м... устали...»

— Поехали отдохнем, — предлагает кто-то.

— Не-е, мне еще ее отвозить... – эта говнючка берет надо мной шефство. Отклоняя назойливые предложения Йонаса «проводить», Рози запихивает нас с ней в такси и везет к себе ночевать. Отсюда к ней ближе.

Остаток «вечера» я помню смутно – кажется, сама доковыляла к ней по лестнице, туфли в кулаке. Оттуда – густая, ровно-бархатная ночь.

***

Ближе к обеду просыпаюсь в незнакомой квартире в обнимку с чем-то теплым – это Рози.

— Привет, красотка, — шелестит мне она, сонно отирая остатки не смытой косметики.

Мы с ней в одном нижнем белье, причем, давлюсь от смеха, на ней – мое, а на мне – ее.

— Привет, шалопай, — говорю. – А у тебя удобный лифчик.

— А у тебя – трусики. А лифчик твой мне всю правую отдавил.

— Спала бы без лифчика.

— Косая была, снять не догадалась. Лови.

Обмениваемся «нательным». Целоваться больше не тянет.

— Слушай, — зеваю я. – Я там вчера не хулиганила?

— Да нет... – робеет-смущается Рози. – А могла бы?..

— Да мало ли... я сто лет так не на... – тут до меня доходит: — Сахарок, да я ж про выпивку! В смысле, плохо мне не было?..

— А-а-а... – тянет Рози с обрадованным облегчением.

Теперь мне все-таки хочется ее расцеловать, и я заключаю ее, полуголую, в объятия и ласково целую.

— Рози, ты – а-гонь, а наши вчерашние поцелуи – это просто сказка. Ты очень красивая девочка, но...

— ...но тебе нравятся мужчины, — с готовностью кивает она, тоже меня обнимая.

— Мне нравятся мужчины.

– Мне тоже. И ты тоже очень красивая девочка.

— Умничка моя. За «девочку» — отдельное спасибо. Пойдем завтракать. Я угощаю.

***

Уезжаем на поздний бранч. Нигде ничего не находим и двигаем в ДольчеФреддо. И офигеваем – тут открыто, а сегодня дают не только мороженое.

— О-о, какие люди, — радуется хозяин. – Приветствую очаровательных дам.

— Это мы очарованы, — тянет Рози, — что у тебя сегодня такой выбор.

— Это я специально для вас. Как чувствовал.

— Давно устраиваешь бранчи? – интересуется Рози.

— Пару месяцев, как.

— Идет?

— Посмотрим. Кто его сейчас знает, по нынешним-то временам. А я подумал: дай, попробую.

Рози кивает с одобрительной улыбкой, а он – так вообще места себе не находит от счастья. Кажется, она никогда так много с ним не разговаривала.

— Возьмите ковриг, пока есть, — суетится хозяин.

— Ковриги! – чуть ли не хлопает в ладошки Рози, а хозяин улыбается ей с умилением.

– Вот сюда садитесь... – он «уходит» засидевшихся: — Die Herrschaften, господа же уже всё?.. – и присаживает нас.

— Ты неужели сам все это?.. – восклицает Рози, когда набираем завтрак, а хозяин только польщенно кивает, просит не забывать еще и про омлет с грибами.

Рози поясняет, что в Румынии таким и завтракают, а я нахожу, что после вчерашнего это «самое то».

— Сказала б ему, чтоб бросал мороженое и полняком на кафешное переходил, да только куда мы с тобой ходить-то будем?.. – шепчет мне Рози, а я лишь молча киваю, уписывая за обе щеки.

Рози наблюдает за мной и взгляд у нее вдруг становится какой-то странный, я бы даже сказала, сострадающий.

— Ты чего, сахарок?.. Я тебя часом не расстроила, хм-м?.. Когда отшила сегодня утром...

— Хей, это я тебя отшила... – смеется она. – И насчет мужчин я по-серьезке.

— Да я-то тоже. Что мы там вчера еще вытворяли-то? Не стриптиз же друг дружке устраивали?

От слова «стриптиз» за соседним столиком троица мужиков-парней с налитыми кровью глазами начинает заметно ерзать на стульях.

— Я-то и сама плохо помню. Просто показ нижнего белья, — хихикает она.

«Соседние» и вовсе смолкают и, не стесняясь, развешивают уши.

Рози видит это и, взяв меня за руку, понижает голос:

– Да нет... ты потом... плакала в кровати. Навзрыд прям.

— Какой кошмар, — сокрушаюсь я искренне. – Пить надо меньше. Тебе еще и утешать меня пришлось?.. Прости, а.

— Да ерунда, ты что. Слушай, тебе прям так плохо?

— Сразу «после» было плохо, — признаюсь просто. – Очень плохо.

— Зря мы, значит... ну, вместе с Каро... пакт стряпали...

— Смешная. И пакты ваши смешные. И без пактов ваших все состряпалось. Кстати, у меня к тебе просьба: за моей спиной больше не мути, ладно? Я сама во всем разберусь. И с Каро разберусь – коза, все никак старое забыть не может.