Страница 2 из 16
– Не порыбачить мне теперь, не сплясать, – выпил он ещё одну горькую рюмку. – Обрубок.
– Не пей, Ваня, – терпеливо каждый раз просила Дарья, – только хуже от водки.
– А чего ещё делать? Знаешь, говорят, что отрезанная нога потом болит. Нет её, а она болит. А мне она мерещится, я её вижу. Я лежу, и она рядом лежит. И обута в тот кед, который в школе был. Я в тех кедах кросс первым пробежал.
– Ты не пей всё же, Вань.
– Ладно, Даш, ладно…
Через день после этого пришёл к Ивану Степан Барсуков (по прозвищу Барсук) – сорокапятилетний, крепкий, невысокий мужик, живший неподалёку. Степан постоянного трудоустройства не имел. Шабашничал время от времени, но основным его доходом была рыбалка. Не Ива́новы душевные посиделки с удочкой, нет. Барсук процеживал окрестные водоёмы сетями, бреднями, фитилями, ставил перетяги с частыми самоловами. Добывал много речной и озёрной рыбы и сдавал её городским торговцам. Степан пришёл к Ивану с разговором и бутылкой водки.
– Привет, Иван! – поставил бутылку на стол. – Как дела у тебя?
– А какие теперь дела у меня. Вот, сижу, в окно гляжу. Присаживайся.
– Здравствуй, Степан! – недовольно покосилась Дарья на бутылку.
– По делу я к вам. А водка – так, малёха, для улучшения понимания, – уселся Барсук на табурет у стола.
– Даш, дай рюмки и закусить чего-нибудь.
Дарья подала рюмки, хлеб, солёные огурцы, варёную картошку и вышла на улицу.
– Я чего пришёл, – после первой же рюмки без предисловий начал Степан, – про лодку твою спросить. Ты же, извини, конечно, не рыбачишь теперь.
– Не рыбачу, – уткнулся взглядом в стол Иван. Хотел ещё что-то сказать, но голос заглох в горле, выпарился от подкатившей жгучей горечи и пересох.
– Ну, и я говорю, – налил по второй гость. Выпили. – Чё ей зазря гнить, лодке твоей, без дела-то. Ты её мне продай. Сам знаешь, сколь я рыбачу. А моя резинка подспускать стала, старушка уже, лет двадцать пять. Твоя-то, знаю, моложе. И хозяйственный ты, аккуратный.
Снова выпили, пожевали огурцы. Иван молчал и смотрел в стол. Способность говорить не возвращалась.
– Ну, чё молчишь-то? Я за неё две тыщи дам. Хорошая цена… щас новую за десятку можно взять.
Бутылку допили.
– Ну, чё ты? Продашь, аль нет? Соглашайся, а то задарма спреет.
– Стопари с закуской возьми, – прохрипел всё же Иван, – пошли в гараж.
Он упёрся ладонями в стол, поднялся на ногу, взял приваленные к соседнему табурету костыли.
– Давай, помогу, – засуетился Барсук.
– Я сам. Закусь возьми.
Гараж во дворе, рядом с домом, метра три пройти. Дарья глянула на мужа от сарая, но промолчала, отвернулась. Дверь в гараж со двора приоткрыта.
– Входи, – кивнул на неё Иван.
– Всё по-прежнему у тебя тут, – вошёл Барсук и поставил на старенький столик у стеллажей рюмки и тарелку с огурцами. Похлопал ладонью по люльке мотоцикла. – «Урал» теперь без дела стоит.
– А чё тут теперь поменяется, у безногого. Возьми там, на средней полке, за канистрой…
– Чё взять? – сунул за канистру руку Степан и сразу нащупал бутылку. – О, поллитровка! Самогон?
– Самогон, – с трудом перегрузил себя с костылей на табурет Иван. – Наливай.
Выпили.
– Ёпти буби! – задохнулся после рюмки Степан. – Как спирт. Сколь градусов?
– Не знаю, не мерил. Агафья заходила – прикупил. У неё градус всегда одинаковый.
– Хорош, зараза! Давай ещё по одной.
– Погоди, – закурил Иван и придвинул к себе пепельницу. – Видишь, на верхнем ярусе лодка в чехле лежит? Бери, доставай, накачивай. Вон, за мотоцикл, к воротам, на свободное место неси, там раскладывай.
– А-а, ну, давай, проверим, как она у тебя накачку держит.
– Не у меня теперь уже… У тебя…
Барсук накачал помпой оба отсека двухместной лодки, поставил сиденья, собрал вёсла – полный порядок.
– Ну, пусть постоит, посмотрим, как держит, – вернулся он к столику. – Давай, накатим за удачу.
– Давай, только мне уже удачи не будет, – снова закурил Иван, – отудачил, отрыбачил.
– Не унывай ты, – закусывал огурцом самогон Барсук, – живут же и так люди. Протез какой-нибудь закажи.
– И на рыбалку на этом протезе, да? Наливай, чего ерунду говорить.
Они выпили. Выпили ещё.
– Ну, ты накурил – дыхать нечем, – замахал руками Барсук. – Давай, я ворота на улицу открою, оно через дверь наскрозь протягивать будет. Я ж-то не курю.
– Давай, давай, открой…
– Э-э, Данилыч, – распахнул гость оба створа ворот и вернулся назад, – да ты подтаял заметно, срубило тебя. Дарья твоя щас навтыкает нам. Давай, там по стопарю осталось, и закруглимся.
– Ты погоди… погоди… давай, к лодке меня, – засуетился вдруг, пытаясь подняться, Иван. Словно испугался, что кто-то сейчас вместе с лодкой заберёт у него всё хорошее, что было за несколько десятков лет.
– Зачем тебе к лодке? Ты плыть, что ль, собрался? Это куда?
Высокий градус сделал своё дело. Помогая Ивану, Барсук и сам покачивался. Они всё же добрались до стоящей за мотоциклом лодки, к распахнутым на улицу воротам. Отпустив костыли, Иван почти рухнул на упругий резиновый борт, навалился на него боком.
– Ты мне удилище… удилище дай… подай… в углу оно вон…
– Данилыч, кончай, чё ты… – покачал головой раздосадованный Барсук, но удилище из угла всё-таки подал. – Ладно, я почапал, завтра за лодкой приду. Деньги, значит, тогда тоже завтра. Ты посиди, порыбачь. Дарья тебя заберёт потом.
– Ладно, ладно, ага…
Степан ушёл, а Иван неверными руками вытянул на всю длину телескопическое удилище и выставил его на улицу. Устроился так, как если бы лодка стояла среди кувшинок, а за воротами была не примятая трава и не пыльная дорога, а вечерняя водная гладь.
– Привет, Вань, – приостановилась проходившая мимо соседка. И, не дождавшись ответа, удивлённо пожала плечами и пошла дальше.
– Дед Иван, – подбежали мальчишки, – ты чё, рыбу ловишь? Смотри, клюёт! Тащи скорей, – смеялись они, обступив ворота. – В камыши карась заведёт, леску запутает. Тащи!
Но Иван не замечал ни удивлённой соседки, ни смеющихся мальчишек. Смотрел слезящимися глазами мимо них. Что он видел сейчас? Пучеглазую мордашку лягушонка? Замерший в ожидании поклёвки поплавок? Круги на сонной воде?..
– Тащи! – не унимались пацаны.
– Хватит вам! – одёрнул их высокий парень – Олег Веденин. Он шёл со своей одноклассницей Наташей Большаковой и тоже остановился у открытых гаражных ворот. – Видите же, уснул дед Иван.
Олег уже закончил десятый класс, а насмешники были всего-то второклашками. Но задирались как ровня:
– А тебе-то чё?! Хотим, и смеёмся. Тебя не спросили…
– Я кому-то щас пенделя выдам, – шагнул к ним Олег.
– Не надо, – взяла его за руку Наташа, – они же маленькие и глупые. Сами скоро уйдут. Пойдём.
– Идите, идите, – дружно засмеялись пацанята, – жених и невеста! Ха-ха!
Со двора в это время вошла в гараж Дарья. Мальчишки сразу исчезли.
– Вань, чего ж ты улёгся тут?! – попыталась растормошить мужа. – А ну, вставать давай! Улёгся он! Люди-то смотрят.
Иван не отзывался, спал. Хотела убрать удилище, но оно не поддалось – муж и во сне крепко держал его. Дарья махнула рукой:
– Ладно, ночь уже скоро, спи так, – говорила вслух, словно Иван слышал её. – Пойду, одеяло тебе принесу.
Принесла, укрыла. Смогла закрыть один створ ворот, а второй остался открытым – на улицу торчало удилище.
Олег и Наташа гуляли до рассвета. Сначала побыли в доме культуры. Потом пошли в школьный сад, сидели на скамейке. Целовались, целовались, целовались… А потом снова проходили мимо дома Логиных.
– Смотри, – остановился Олег, – дед Иван так и спит в лодке. И удилище торчит.
– Он, наверно, выпил и представил, что на рыбалке. Плохо ему теперь, без ноги.
Парень проводил девушку.
– Не хочу расставаться.
– И я не хочу.
– Завтра увидимся?
– Хорошо.
Они попрощались, и Олег отправился домой. Светало быстро, но село ещё спало. Даже хозяйки пока не пробудились отправлять в стадо коров. Изредка лениво тявкали собаки, и луна над крышами ещё висела тусклой мраморной монетой.