Страница 14 из 16
– Это кто?
– Разве не он вас привез?
– Нет. Я один. Здесь недалеко.
– Константин Иванович, говорил километров пятнадцать….– майор, не знал как сказать, –«дома», «скита».
– Недалеко.
– Ничего себе недалеко…. Вы ели что-нибудь? Давайте на кухню – позавтракайте…
– Спасибо. Ничего не нужно. Не беспокойтесь.
Монах торопливо поднялся, поправил полы подрясника, поднял с земли тощий вещмешок.
– Где? – спросил он буднично.
Но майор, почему-то засуетился, заторопился:
– Я, собственно, и не знаю…. Сейчас Константина Иваныча позову…
– Здеся я, – сказал, вырастая как из под земли, старый контрактник – Он у меня тута в ледничке…
Оступаясь на каменистом откосе, грохоча осыпающейся галькой, они пошли куда-то за расположение. Около развалин жилого дома и каменного сарая торчали два солдата: Охлобыстин с перевязанной рукой и еще какой-то, похожий на него, телячьим выражением испуганного детского лица, с замотанный бинтами шеей. Вероятно, натер себе воротничком чирей и по этой причине освобожден от дозора. Инвалидная команда.
– Давайте –то , давайте его сюда… Да не разворачивайте! Батюшка, можно не разворачивать?…
Монах, что-то пробормотал, наклоняясь над брезентовым, длинным тюком. Долго чиркал спичками, пока зажег свечу – тоненький огонек светлячком заплясал над желтой спицей восковой свечи.
Дядя Костя сунул такую же свечу в руки майору и строго сказал:
– Фуражечку сденьте.
Монах выпрямился, блеснул наперсным крестом. Дядя Костя деловито подал ему дымящееся кадило.
Монах что-то длинно нараспев проговорил
– И во веки веков, Аминь – ответил дядя Костя, широко крестясь и клянясь в пояс.
Священник опять что-то проговорил
– Господи помилуй, Господи помилуй, Господи помилуй – подпел – проговорил старый контрактник
Майор сообразил, что иеромонах читает молитвы по-грузински. Дядя Костя попытался еще подпеть, но у него не получилось попасть в лад, и он примолк. Иеромонах служил сосредоточенно, деловито обходя увязанный веревками брезентовый сверток. Ветерок несколько раз сдувал бумажную иконку, и дядя Костя кидался ее поднимать, пока, наконец, не подсунул под веревку. Монах обходил старика, словно не замечая.
Майор оглянулся и встретился с растерянным взглядом молодого солдата, который, похоже, по всему, не знал как себя вести. Охлобыстин же стоял, закрыв глаза, время от времени, крестясь забинтованной рукой.
– Вот ведь, – подумал майор, – десять лет назад такое и представить было невозможно.
– Со святыми упокой… – запел по-славянски монах и дядя Костя деловито подхватил хриплым баском:
– …Христе, душу раба Твоего, идеже несть болезнь, ни печали, ни воздыхания, но жизнь бесконечная. Сам един еси Бессмертный, сотворивый и создавый человека, земнии убо от земли создахомся, и в землю туюжде пойдем…
Старик дернул кадыком, всхлипнул, забормотал, торопливо догоняя молитву:
– яко же земля еси, и в землю отыдеши, аможе вси человецы пойдем, надгробное рыдание творяще песнь: алилуия, алилуия, алилуия…
Он долго откашливался и просмаркивался, стыдливо вытирая слезы, громадной красной ручищей.
– Вот ведь, – бормотал он, извиняющимся тоном, – страх ведь какой… Вы, пацаны, того…– в опасении ходите, и не по одному… И с оружием. Оружие ведь теперь надо завсегда при себе иметь… Так ведь, товарищ майор?
Майор не нашелся что ответить.
Иеромонах, бережно завернул в холстину и убрал кадило. Дядя Костя совал ему что-то в мешок, приговаривая: – Нет уж, батюшка, как положено, от всего сердца благодарность. Вон ведь как вышло…беда то, какая…
Майор взялся проводить священника.
Тот шел сноровистой походкой человека, привыкшего ходить по горам.
– Как, по – вашему, что это? – спросил майор,– когда, видя, что офицер запыхался, монах остановился и присел под огромной корявой сосной.
– Сатана в мир рвется, – спокойно, как о чем-то обыденном и для него, абсолютно, ясном, ответил монах.
– В каком смысле? – не понял майор.
– В прямом.
– Позвольте… Как то принято считать, что сатана или там злой дух, это, так сказать, категория не материальная, скорее, метафора…
– Кем принято?
– Что?
– Так считать, кем принято? – раздельно повторил монах.
– Ну, учеными, например…
– А они откуда знают?
– Доказательств этому не имеют. Свидетельств, подтверждений, фактов… Вероятно, никогда не встречались в, так сказать, телесном воплощении. В материальном…
– Не встречались, а считают. Им не встречались, не значит, что вообще нет.
– Допустим, есть – сказал майор, – какое –то живое существо, не открытое прежде животное…
– Прежде его не было, – сказал священник, – Это – новое прельщение сатанинское.
– Откуда вы знаете, что прежде не было? Не попадалось просто. Люди не сталкивались с ним.
– Здесь люди жили от сотворения мира. Не было такого.
– Почему вы так уверены?
– Мир был другим. Вера была сильнее. Бога боялись.
– А в какой это связи?
– В прямой. Осознавали свое предназначение. Не извращали пути предначертанного.
– Вот вы говорите – новое, – сказал майор, – а ведь покойный Бабченко утверждал, что лет пятьдесят назад здесь появилось странное существо, не зверь, не человек. Значит, было и раньше. И пятьдесят лет назад. Давно.
– Разве полвека это давно? Раньше не было. Она – первая.
– Да откуда вы знаете!
Монах резко повернулся к офицеру, глянул на него провалами глаз.
– А может, это мать моя…!
– Господи! – майор отшатнулся, – как это?
– Что вы так вскинулись? Вас же в школе учили, что человек произошел от обезьяны…– уже спокойно и даже, как показалось майору с усмешкой, сказал монах
– А… Вы в этом смысле.
– Нет.
– А как же?
– Нынешние насельники планеты мнят себя богами. Нам нет преград ни в море, ни на суше… Ориентиры во всем смещены. Целью стала польза. Пользу же видят в насыщении прихотей. Вы что не видите, как человечество стремительно возвращается в дикое состояние?
– Да нет… Не замечал. Технический прогресс…
– Да человеку нынешний технический прогресс, как малому ребенку спички! Дал – жди беды! Человек пытается править в мире, которого не видит и не понимает. Помните у Достоевского «Если Бога нет – значит, все позволено» Так и живут! А если рассмотреть другую точку зрения – Бог есть! Стало быть и сатана есть! А нынешний –то человек от Бога отказался! Где он защиту найдет, хоть бы от самого себя? Ведь он не понимает даже своих слов!
«Вставай, проклятьем заклейменный!» Вы понимаете, кого призывали?
– «Вставай, проклятьем заклейменный, весь мир голодных и рабов»…– растерянно сказал майор.
– Да мир рабов и голодных никто, никогда не проклинал! Наоборот: – «Придите ко мне вси страждущие и обременени, и аз упокою вы!» Проклятьем то заклеймен сатана! Это его призывали в затмении разума и в гордыне! Он и пришел!
– Вы знаете, – сказал майор, с трудом поспевая за рассуждениями священника, – мне кажется, здесь вы соединяете несовместимые, по логике, вещи. Речь ведь идет о художественном образе…
– Это слово! Основа основ. Вначале было слово…
– Но слово не материально!
– Электричество в Древнем Египте – тоже было не материально…
– Ну, как же, электрические явления можно измерить. Просто не умели…
– Так ведь и нынче, все равно непонятно, что это такое. Хорошо! Вот вам наука математика! Цифры – не материальны, а на них мир стоит! По логике? Сознание – часть мира, мир, по вашему убеждению, материален, стало быть, и сознание в человеке материально…
Монах, говорил горячо, словно выплескивал давно продуманное, то о чем долго молчал. В сумрачном лесу, да еще под накрапывающим мелким дождем, завесившим все невесомой пеленой странно, словно отдельно от его темного, заросшего черной с проседью бородой лица, двумя темными провалами зияли его глазницы.
– А человек разорванный, вполне материальным зверем, рожденным из слова, из гордыни, это не материален?