Эффект мистики

Патрацкая Н.В.

Эффект мистики

Инесса Евгеньевна видела, как притащили, иначе и не скажешь, дубовый стол. Осмотрев стол со всех сторон, она пришла к выводу, что рядом со славянским шкафом он будет отлично смотреться, но будут нужны дубовые стулья того времени. Подобную проблему она проходила и теперь только вызвала к себе Степана Степановича, чтобы его фирма к этому столу выполнила старинные стулья той же эпохи.

Сообразительный Степан Степанович сказал, что стулья надо украсить вензелями славянского шкафа и заодно добавить их к этому слегка простоватому дубовому столу. Ему выплатили задаток за заказ. Посмотрев на Степана Степановича, Инесса Евгеньевна пришла к выводу, что не мешало бы его приодеть, потом решила, что так он целее будет.

Столяр Селедкин сделал копию славянского шкафа: хорошую, добротную копию. Люди ходили вокруг шкафа, открывали двери, естественно, не вызывая свечения внутренних поверхностей дубового гиганта. Все бы ничего, но вновь явился участковый инспектор, пытаясь найти упущения по поводу уничтожения этого шкафа; ему показывали, что шкаф новый, еще стружкой пахнет, а тот все искал вчерашний день.

В дверь вбежал возбужденный Родион, увидев стоящий новый славянский шкаф, закричал истошным голосом:

– Шкаф еще и летает!!!

Выяснилось, что он сбежал от свечения в шкафу, прибежал за помощью, чтобы выкинули из его квартиры шкаф. В открытые двери его квартиры просочилась толпа людей, которая остановилась перед старым шкафом, ничем не примечательным, вполне достойным быть на свалке жизни.

Стоило в комнату войти Родиону, как шкаф ожил. Из шкафа пошло белое свечение, завораживающее своим светом. Люди стояли и не двигались, им казалось, если они сдвинутся с места – произойдет нечто странное.

Первым пришел в себя участковый инспектор:

– Вот он шкаф! А я грешил на директора магазина, а это Родион безобразничает. Родион, где шкаф взял?

– Где? На свалке. Шкаф не успели уничтожить. Тамошние люди его к себе определили.

– Значит так, сейчас дружно его загружаем в машину и везем на свалку! – грозно сказал инспектор, и исчез в белом свечении шкафа.

Люди тихо стали выходить из комнаты.

Остался один Родион. Он сел на кособокий стул:

– А мне что делать? – спросил он у шкафа. – А, надо Анфису позвать, она вернет инспектора, – вспомнил он, как она Платона из этого шкафа высвобождала, но ехать за ней ему не хотелось, а мобильного у него не было…

Грузчики сообщили о новой ситуации Инессе Евгеньевне, о событиях в квартире Родиона. Рисковать собой и Анфисой она не захотела и вызвала Селедкина-младшего. Она дала ему деньги на цифровой фотоаппарат.

Родион Селедкин оказался сообразительным парнем, все сделал, как надо. Он сфотографировал славянский шкаф и выпустил из него инспектора. На их глазах шкаф превратился в полированного красавца. Родион тут же запечатлел его новый облик, шкаф из своих недр на вензеля выпустил позолоту. От такой красоты Родион пришли в такое изумление, что сел на стул, ножки у него подвернулись, и он растянулся перед шкафом.

В этот момент в комнату вошла Анфиса:

– Какой шкаф красивый! Родион, а ты почему с пола на него смотришь?

Парень сидел и боялся вымолвить слово, он в упор не видел Анфису. Перед ним стояла молодая графиня лет семнадцати, в платье с талией под грудью, с локонами: жена Пушкина с известного портрета. Мгновение – и видение исчезло. Родион увидел перед собой девушку и скромный шкаф.

– Родион, что с тобой? Мне показалось, что шкаф был красивым, а он опять стал обычным.

– Анфиса, я тоже это видел. Я запомнил, каким он был! Вероятно, шкаф подсказывает, каким он был. Это видение из прошлого. Его надо реставрировать по его указанию, – необыкновенно спокойно проговорил Родион.

– Отличный вывод, но что-то мне подсказывает: его нельзя перевозить, кто его будет реставрировать? Если к нему подходит реставратор, он выдает радиоактивное излучение, а тебя он хорошо выносит. Родион, приводи своего отца, попытайтесь восстановить шкаф здесь. Материалы и работу оплатят.

Шкаф промолчал, соглашаясь с речью умной женщины. Анфиса подумала о столе, у нее возникла мысль, что славянский шкаф и стол одним человеком созданы: папа Карло у них был один.

– Родион, есть просьба: поставь решетки на окна, металлическую дверь. К тебе привезут стол, твое дело – их охранять, наблюдать, лишних людей не пускать. Все оплачу. Не волнуйся, плачу не из своего кармана, из кармана заказчика.

Инна, пожив у Инессы Евгеньевны, четко осознала, что есть лучшая жизнь, есть красивая одежда и обувь. Она сделала свой вывод. Она стала донимать мать Полину просьбами: купи это, купи то, а не купишь – уйду из дома и не вернусь. Девочка стала меняться вещами с подругами, обменивала свои вещи на чужую одежду, обувь, сумки. Полина не успевала следить за одеждой дочери, то она исчезала, то появлялась. Стоило матери купить для дочери кроссовки за большие для нее деньги, как они через день исчезали, а через неделю появлялись грязные.

Мать их отмывала добела, кроссовки исчезали, а если приходила в дом подруга к Инне – того и гляди что-нибудь прихватит и вынесет. Взрослая женщина от такой чехарды предметов дочери, купленных для нее с большим трудом, порой на последние деньги, стала нервной и взвинченной до предела. Любая подруга дочери стала для нее врагом первой величины. Дом стал адом.

Дочь повадилась гулять по вечерам, перед прогулкой стала требовать деньги на карманные расходы, ведь Инесса Евгеньевна ей давала карманные деньги! Дочь запугивала мать, угрожала ей жалобами отцу, доставала ее по всем статьям.

Мать заболела, сил встать у нее не было, она сказала:

– Я не пойду на работу, мне плохо.

– Ты чего, мать! Мне деньги нужны, а она болеть вздумала!

Мать дошла до неконтролируемых рыданий, сквозь рыдания дочь продолжала ее обвинять в своей плохой жизни. Мать стала истерически кричать проклятия.

Дочь спокойно сказала:

– Выпей воды, это я из-за тебя боялась дома одна сидеть! Это ты во всем виновата! Не кричи на меня. Ты зачем меня к бабушке посылала? Она меня за косы таскала!

«Было за что», – подумала мать Полина, выпив воду после таблетки, и сказала:

– Инна, сама бери ключи от квартиры, открывай и закрывай дверь за собой.

Дочь ушла гулять, уверенная в своей правоте. Мать полежала, встала, занялась домашними делами, делиться такими событиями ей не хотелось.

Мать Паши тоже почувствовала временное влияние Инессы Евгеньевны, поначалу она радовалась, что сын пожил в достатке, по-человечески, с компьютером в квартире, с отцом пообщался. А сын… Он по возвращении от отца стал унижать мать своим высокомерием, своими новыми знаниями. Говорил ей, что она глупая, ничего в жизни делать не умеет, ничего не понимает.

Паша круто изменился, он излучал презрение в адрес матери, которая не знала, что ей делать. Парень с достоинством носил вещи от Платона и Инессы Евгеньевны и полностью отказывался носить ту одежду, что покупала ему мать.

Сам Степан Степанович, выручив Инессу Евгеньевну от нападения, возвратился в свою холостяцкую берлогу. Он рвался к ней, но понимал, что это невозможно. После нее его не интересовали две его бывшие женщины, он им отдавал деньги на детей, а сам жил достаточно экономно, да и не так много он и получал, чтобы все были счастливы. Поэтому Степан Степанович не мог решить проблемы своих детей на уровне Инессы Евгеньевны – разные у них финансы, разные.

Летом Платон решил поехать в отпуск куда подальше. Он подготовил машину к дальней поездке, взял минимум вещей и продуктов, зашел к Анфисе домой, а зря. На пороге стояли сумки, огромные сумки и гигантский чемодан на колесиках.

– Анфиса, ты куда собралась? – удивленно спросил Платон, рассматривая огромное, по его меркам, количество сумок.