Страница 89 из 98
Глава 12. В полдень вышел царь один из Аринго, и пошел в град мира [Гондар], и повелел битвададу Тасфа Иясусу пребывать в Аринго с [наместниками] назначенными и смещенными, пока не возвратится он обратно в день назначенный. Царь же пребывал в граде мира 12 дней. И к нему пришли сановники церкви, которые молились в Гондаре, и приветствовали царя. И тогда повелел царь сановникам, и дедж-азмачу Эльфийосу из Квары, и акабэ-саату Вальда Хаварьяту принести в Гондар с великой честью образ в терновом венце господа нашего и спасителя Иисуса Христа и древо креста, обрызганного чистой кровью его[1130], которую он очистил весь мир от греха и приблизил к отцу своему тех, кто был удален от него из-за грехопадения Адамова. Иереи же встречали их с пением и гимнами по уставу царскому. Кантиба Арсе, азаж Ийосе, баджеронд Езекия и эдуг Ефрем взяли под звуки труб и внесли в чертог царский образ в терновом венце, ибо он был помощником в Ласте и спасением царю Бакаффе, мир над ним! Это было 29 тэкэмта[1131], в день праздника господа нашего, памяти его поклонение. А 27 хедара[1132], в понедельник, призвал царь тех князей, которых выбрал, из Аринго. И поднялся [царь] из града мира и ночевал в Карода, а во вторник — в Энфразе, в среду — в Мэнзэро, в четверг, в день праздника господа нашего, прибыл в Цада. А в пятницу была дневка. Завершился месяц хедар. Слава богу, доведшему нас до сего часа.
Глава 13. Начался месяц тахсас. В первую субботу поднялся царь из Цада, и встретили его иереи с песнопениями сладкими. Первыми встречали его иереи Азазо, вторыми — [церкви в] Дафача, третьими — [церкви] царской ризницы, четвертыми — [церкви] Иисусовой, пятыми — [церкви] отца нашего Такла Хайманота, шестыми — [церкви] святого Руфаила, седьмыми Дабра Берхана, восьмыми — [церкви] рождества [богородицы], девятыми — [церкви в] Адора, десятыми — [церкви] святого Михаила, что в чертоге царском, одиннадцатыми — [церкви] спасителя мира, и святого Георгия, и отца нашего Габра Манфас Кеддуса[1133], четырех животных[1134], и святого Гавриила — все вместе, двенадцатыми — [церкви] Ноева ковчега; тринадцатыми — [церкви] святого Михаила нижнего, четырнадцатыми — [церкви] Евстафия. С их песнопениями и с плясками женщин, что стояли по местам своим, вошел царь в город свой, то бишь в Гондар. И когда вошел он в чертог свой, посетила прекрасная мысль царя, мягкосердечного Бакаффу, искушенного в уразумении дел, нежного к голодным и жаждущим, как нежна кормилица с детьми своими (ср. I Фесс. 2, 7), испытующего сердца всех (ср. Пс. 138, 23-24), как бог, ибо он — бог по благодати [помазания] и не нуждается, чтобы говорили ему о нраве человека, ибо почиет на нем дар ведения. Когда же вразумлял он человека, то скоро и утешал вразумленного, как сказал Павел: «Вразумляй и утешай» (ср. I Фесс. 5, 14).
Тогда призвал он азажа Вальда Гиоргиса и сказал ему: «Созови всех сановников церкви, смещенных и поставленных», ибо не хотел он, чтобы уходили они голодными и жаждущими. И собрал азаж Вальда Гиоргис [сановников], как приказал ему царь, и тогда вошел царь в свой дом, «золотые палаты»[1135], и воссел на престол, и велел расставить столы по обычаю своему. О трапезе царской писал я немного в первой главе. И уставил он, как обычно, князей справа, а вейзазеров слева; иереям же поставил он различные яства постные на другом столе, ибо умел он разбираться в таких вещах и много угощал. А затем встали все иереи и вейзазеры, ибо поднесли ему воду для омовения рук. А когда убрали завесу омовения от лица царя, расселись все по местам своим. И иереев, коим не положено сидеть, усадил он и наполнял им [чаши] медом цеженым, пока не ушли они по воле своей. Кто подсказал царю всю эту благость? Разве не от его помышления изошла она без подсказки, как сказал я раньше? А что до порядка дома царского, то распоряжался в этот день в доме его азаж Ийосе, коему доверена от царя тайна покоев внутренних, и ему поручил царь [распоряжаться] всем имуществом своим, и принимать царя мог лишь он один за таким столом широким с подливами ароматными и мясом тучным. Ибо был он человеком, доверенным от царя, любящим бога, памяти коего поклонение. А 2 тахсаса[1136] упокоился эччеге За-Микаэль.
Глава 14. 5 тахсаса был царь, как обычно, в среднем дворце «золотые палаты», который окружен с одной стороны тронным залом, а с другой — Расге бет. Тогда сместил он Батре с его должности [наместника] Каха и назначил Гоше, а еще сместил он Такла Хайманота, тысяченачальника [полка] Танкання, и назначил на эту должность [тысяченачальника полка] Саля. А 6-го дня этого месяца был царь в этом доме благоуханном, то бишь «золотых палатах», а затем, приказав накрыть стол по обычаю, повелел провидец тайного и сын чудес Бакаффа цехафе-тээзазу Синоде и сказал: «Принеси книгу истории, что дописал ты до сего времени, и прочти пред людьми, чтобы услышали те, кто не слышал. Мы же видели ее в Аринго». Тогда сделал Синода, как приказал ему [царь], и читал среди князей и вейзазеров. И еще приказал [царь] присоединить ее к истории царей, отцов его, Аэлаф Сагада и Адьям Сагада.
Глава 15. А на следующий день спустился царь в Каха, а 11 тахсаса[1137] вышел царь из Каха. А когда вошел он в чертог царский, обнаружил одного человека — преступника слова царского. И призвал его царь и сказал ему: «Вошел ли ты в чертог мой, когда сказал я тебе не входить в город мой и жить в деревне?». И когда замерла речь на устах сего наглого, приказал царь отрубить ему ногу. И в мгновение сжалился царь и сказал: «Пусть не рубят», но поспешил палач[1138] и отрубил ее. Таков был обычай царя Бакаффы: до захода солнца утишать гнев свой (ср. Ефес. 4, 26), и близ гнева его пребывало многое милосердие его. 13 тахсаса справил он праздник ангела честного Руфаила-архангела во храме прекрасном церкви святой, которую возвел царь наш Бакаффа, и собрались там сановники церкви ради праздника и пели гимны и песнопения сладкие. А когда пришло время ужина, прислал [царь] хлебы, и подливы, и меда без числа, и коров тучных для иереев в дом начальника их, цехафе-тээзаза Димитрия, и накормил изобильно. Но в этот день в церкви святого Руфаила исполнял духовные стихи «троица»[1139] один лишь цехафе-тээзаз Синода и пел:
В этом месяце был назначен Батре на должность азажа Айо, а праздник рождества был в первую субботу.
Глава 16. Начался тэр. В этом месяце был назначен За-Габриэль на должность [начальника] Вахни. 7 тэра[1141] пришел из Аринго битвадад Тасфа Иясус со всеми князьями и вошел в Гондар. В этот день упокоился великий муж — бэлятен-гета Васан Сагад, брат отца матери царской, бог да упокоит душу его. 9 тэра пошел эччеге Завальда Марьям один в дом митрополита побеседовать обо всех делах тайных. И договорились они вдвоем обо всем, ибо собеседовали они два или три дня, как в прошлом году договорились между собою митрополит и эччеге Иоанн. А однажды пришло несколько монахов из Вальдеббы[1142], и встретились [они] с митрополитом и сказали митрополиту: «Вот доныне не поминаем мы имени твоего в литургии и в молитвах. Мы не допускаем служить иереев и диаконов, рукоположенных тобою, в церквах наших с тех пор, как сказали нам: отлична [вера] митрополита Христодула от [веры| митрополитов прежних, и иное провозглашал он на Адабабае, то бишь на площади, где провозглашаются указы». Ответил им митрополит и сказал монахам: «Истину говорю я, что не изменил я веры митрополитов аввы Синоды и аввы Марка. А доказательством сего, дабы поверили вы, [будет то], что приходили ко мне многие люди и говорили: «Дай нам новое рукоположение во священника и во диакона взамен того, что приняли мы от аввы Синоды и аввы Марка, и освяти нам второй раз табот, что освятили они, ибо не общники мы им в вере». Я же говорил им, что не подобает делать этого, как не подобает распинать сына божия. А когда искажали речь мою, одних я бичевал бичеваниями кнута веревочного, других поражал мечом отлучения, а на третьих налагал эпитимью тяжелую, ибо нет разделения меж мною и меж аввой Синодой и аввой Марком. Что же до того, что вывели меня на площадь указов[1143], то сказали мне обманом: «Коли не выйдешь ты, погибнут люди смертью и сам царь не уцелеет». И потому вышел я, но ничего не говорил. А что наклеветали на меня, то ведает бог, ибо не знал я тогда языка их[1144]. Мое же слово таково: порожденного от бога прежде мира породила святая дева Мария во плоти порождением естественным[1145] в последние дни. А порожденного Марией породил отец во божестве порождением естественным прежде мира. Он — бог, который стал человеком, и он — человек, который стал богом через соединение с божеством. И таким соединением крепким он — сын единый». И сказали монахи: «О отец наш, истинно слово твое, а как с помазанием?». И сказал им митрополит: «Помазанием стал Христос[1146]. С того времени, как пришел я от Массауа[1147], и доныне всегда говорил я спрашивающим: соединением сын единый, а помазанием стал Христос. Патриарх Египта и сановники Египта веруют так». И сказали монахи: «Это прекрасно, а как с теми, что говорят: «Помазанием стал божеством»?». И сказал им митрополит во гневе: «Говорить так — значит говорить, что божество умерло, ибо помазание присуще человечеству, а не божеству». И, услышав это, поклонились монахи в ноги митрополиту и сказали: «Помилуй нас, отец наш, и не поминай грехи наши прежние! Отныне будем мы призывать имя твое, как [велит] обычай, а людей, которых рукоположил ты во диакона и иерея, мы допустим, пусть служат в церкви». Митрополит же помиловал их, и благословил благословением неба и земли, и поведал им все, о чем говорил с эччеге Завальда Марьямом. И, откланявшись митрополиту, эти монахи пошли к эччеге, и поведали ему все, и сказали ему: «Возвратившись в страну нашу, допускать ли нам по слову твоему служить в церкви тех, кому воспрещали мы прежде?». И сказал он им: «Хорошо вы сказали, но сначала соберите отцов древних и поведайте им все это. И если захотят они, возвращайтесь ко мне и скажите, и я сделаю вам по желанию вашему». И послушались монахи и пошли в свою страну.
1130
Имеется в виду «древо честного креста», т.е. того голгофского креста, на котором был распят Иисус Христос. См. коммент. 202 к «Истории царя царей Адьям Сагада».
1131
7 ноября 1725 г.
1132
4 декабря 1725 г.
1133
См. коммент. 30 к «Истории царя царей Адьям Сагада».
1134
Имеется в виду особая церковь, освященная во имя мифических «четырех животных». Их происхождение восходит к описанию престола божия в «Откровении Иоанна Богослова»: «И я взглянул, и вот, посреди престола и четырех животных и посреди старцев стоял агнец как бы закланный, имеющий семь рогов и семь очей» (Откр. 5, 6).
1135
Имеется в виду дворец Варк сакала; см. коммент. 130.
1136
9 декабря 1725 г.
1137
18 декабря 1725 г.
1138
Здесь в тексте употреблен термин «бет анса»; см. коммент. 278 к «Истории царя царей Адьям Сагада».
1139
«Троица» — один из жанров эфиопских духовных стихов, который Б.А. Тураев определил следующим образом: «Под этим именем в церковном обиходе Абиссинии известны особого рода рифмованные стихиры, отличающиеся от других произведений религиозной поэзии тем, что они состоят из шести стихов» [13, с. 370].
1140
Смысл этих стихов сводится к следующему: Руфаил, как и все чины архангельские, не нуждается в «пище голодных», т.е. в обычной пище, которой обыкновенные люди, проголодавшись, поддерживают свои силы. Тем не менее в день праздника этого архангела по традиции устраивается угощение, и эту традицию никто не порицает. А раз так, то пусть царь Бакаффа устраивает подобные угощения. Таким витиеватым образом Синода намекает царю на желательность угощения. Современному читателю трудно оценить остроумие и находчивость духовного лица, способного во храме сразу же после литургии в величальном гимне в честь святого намекнуть царю на свое желание выпить и закусить, однако в те времена подобное умение ценилось.
1141
13 января 1726 г.
1142
Имеется в виду древняя Вальдеббская обитель, основанная еще в XIII в. и игравшая немаловажную роль в церковной истории страны. Вальдебба с ее высоким авторитетом и многочисленными святыми, чтимыми по всей стране (вроде Самуила Вальдеббского), могла без труда противостоять не только митрополичьему, но даже и царскому престолу, и с вальдеббскими монахами приходилось считаться.
1143
См. коммент. 135 к «Истории царя царей Адьям Сагада».
1144
Это объясняется тем обстоятельством, что эфиопские митрополиты по своему происхождению всегда были коптами. Нередко многие из них до самой смерти не выучивали ни древнего литургического языка Эфиопии — геэза, ни разговорного амхарского и объяснялись через переводчика. Тем более сразу по прибытии в Эфиопию они, конечно, не знали языка.
1145
«Порождение естественное» — эфиопский богословский термин, соответствующий латинскому Filius naturalis.
1146
В.В. Болотов показал в своей работе суть тогдашнего спора о вере и роль, которую сыграл тогда митрополит Христодул: «Новое оживление в споре произошло в царствование Давида III (1716-1721). Было естественно ожидать, что этот ныгус, сын Иясу и Кыдысте, будет держаться догматических мнений годжамцев, которые принесли столько жертв, отмщая за кровь Иясу. Поэтому в Дабра Либаносе, несмотря на то, что молодой царь держал себя осторожно до уклончивости, не сказал еще своего «слова веры» и старался соблюдать равновесие между партиями, ожидали для себя только худшего от распоряжений Давида. И когда он в апреле 1716 г. сменил ычаге, то в Дабра Либаносе подумали, что година бедствий для них наступила, и решились на необычайную меру. 11 мая мужи дабра-либаносские связали «государева пресвитера» Микаэля, чтобы поставить его в ычаге. Микаэль отказался и просидел в узах 4 месяца. Конфликт кончился для дабра-либаносцев очень приятно. На открывшуюся столь странным образом вакансию «государева пресвитера» Давид назначил абба Евсигния, игравшего видную роль на соборе 1707 г., а затем 6 августа произвел в ычаге самого Микаэля. Освящение церкви во имя абба Евстафия в 1719 году было, вероятно, тоже некоторым моментом для мужей дабра-либаносских. Но до серьезного конфликта они дошли в марте 1721 г., когда ныгус, видимо по случаю прибытия нового папаса, абба Крыстодулу, созвал всех монахов годжамских, амхарских и бега-мыдрских на собор по вопросу о «помазании и соединении». Монахам Дабра Либаноса царь объявил свою волю в таких словах: «быхтвадад Гиоргис выслушает ваши рассуждения о вере с монахами абба Евстафия и доложит мне». — Назначая Георгия, ныгус избирал если не персона грата, то лицо удобоприемлемое для дабра-либаносцев. Георгий был сыном раса Анастасия, и в Дабра Либаносе должны были помнить, как этот последний в качестве третейского судьи на соборе 1688 г. заградил уста годжамским изгнанникам. Но и Георгий был не без прошлого. В октябре 1696 г. Георгий, уже тогда даджач, прибег в «дом ычаге» и просил себе церковной защиты. Его приняли. Но на той же неделе ныгус Иясу сказал мужам дабра-либаносским: «выдайте мне Георгия: если уйдет он из рук ваших, то быть моему на вас нелюбью, и разорится завет, который стоит со дней Йыкуно-Амлак (1270 г.) доныне». Риск был страшный, притом же и «слово беззакония» Георгия, его соприкосновенность с государственною изменою, было доказано. И мужи дабра-либаносские посоветовались, связали Георгия и выдали его царю. Правда, Иясу немедленно подал им весть: «ради вас я помиловал Георгия», и этот последний действительно отделался только ссылкою; но у него, конечно, сохранились о «доме ычаге» далеко не приятные воспоминания. И теперь быхтвададу Георгию дабра-либаносцы не доверяли. «Не станем, — ответили они, — рассуждать о вере при быхтвададе Георгии без царя». Тогда ныгус сделал другое распоряжение. «Все вы, власти и священники, идите и спросите у абуна слово веры». Георгий со властями пошел, а священники — по крайней мере дабра-либаносские — уклонились. «Моя вера, — ответил абба Христодул, — та же, что и вера аввы Синоды и аввы Марка, папасов, моих предшественников». Для страшливого неведения это был ответ вполне безопасный; но угадать в нем какой-нибудь положительный смысл было очень трудно. Доложили царю. «То слово веры, — лукаво ответил ныгус, — которое вы слышали из уст папаса, возвестите приказом посреди площади». Став эдипами поневоле, власти разрешили свою задачу очень просто, т.е. по своему собственному усмотрению. И 28 марта загремели литавры, и зычно пронесся «авадж» по Гондару: «помазанием сын естество».
Увидев столь горький плод от своей политики невмешательства, пассивного сопротивления, в глубокой скорби сошлись «мужи дабра-либаносские» в доме ычаги на совещание и порешили, «умрем за веру; но прежде спросим папаса». Сам ычаге Такла Хайманот с избраннейшими из ликавынт церковных дабра-либаносской конгрегации отправился к папасу. Разъяснили ли ему они спорный вопрос, или папас действовал по собственному усмотрению в надежде примирить споривших, употребив оба технические слова, но он сказал: «вот моя вера: соединением сын единый и помазанием бысть Христос».
— «Прославим бога!» — возгласили радостно дабра-либаносцы. Слова папаса выражали их догматическое убеждение, противоположное вчерашнему «приказу». И вот, из «ычаге-бет» выступила торжественная церковная процессия. Через площадь во всю длину дворца шла она в церковь блаженного основателя конгрегации, Такла Хайманота, — впереди всех сам ычаге под балдахином, за ним ликавынт церковные и множество монашества. Они пели песни победы над неверными, «и гремел гром песнопений их как гром боевой трубы». Взволновалось население столицы. Трое властей вышли из дворца — убеждать дабра-либаносцев умерить свое ликование. «Возвратитесь в дом ваш», — просили их. Ычаге и ликавынт возвратились и вошли в «бета-ычаге». Но вдруг в этот квартал, неприкосновеннейшее из церковных убежищ, ворвались стоявшие около города галла джави и принялись убивать и грабить. «Государева пресвитера» абба Евсигния убили, самого ычаге и влиятельного магвинского игумена «полупили». Это была отместка быхтвадада Гиоргиса за их триумфальное шествие. Лишь только узнал ныгус об этом нашествии, как грозным приказом остановил грабителей. Но «число убитых в день тот простиралось до ста или более, а ограбленным монахам и игуменам и счету не было». А на другой день, 30 марта, позвали во дворец самого папаса. Полумертвый от страха, явился он. Но от него желали только, чтоб он своим присутствием авторизовал настоящее, гондарское «слово веры». По приказанию ныгуса вывели авву Христодула на площадь к литаврам. Они грянули, и раздался авадж: «помазанием сын естество». А после сего было смятение и гонение в Дабра Либаносе» [3, с. 50-53]. Так что, как мы видим, и спустя пять лет после случившегося митрополиту было в чем оправдываться.
1147
Митрополит Христодул прибыл в Эфиопию морем через Массауа. Здесь он имеет в виду, что с самого своего прибытия в Эфиопию он якобы всегда говорил одно и то же относительно «соединения и помазания» и не менял своих слов, что далеко не соответствует исторической правде.