Страница 79 из 98
Новый царь, Давид, послал во дворец к умиравшему Юсту высших церковных иерархов с грозным вопросом: «Как осмелился ты царствовать? И кто ты такой?». Тому ничего не оставалось, как сослаться на неисповедимость судеб: «Да, царствовал я, хотя и не подобало мне это, когда дано мне было время [царствовать]». На следующий день он умер, отчего — неизвестно. Эфиопский хронист, современник событий, пишет: «Причина же смерти его известна одному богу: отрубили ли ему ноги, задушили ли, или умер он от болезни своей. На другой день отнесли его в церковь рождества богородицы и погребли там при знаменах и барабанах по обычаю князей, но не по обычаю царей» [25, с. 384]. Само по себе возвращение на престол представителя «законной» династии не принесло, да и не могло принести ничего нового. Феодальная раздробленность чем дальше, тем больше сказывалась на политической жизни страны. Собственных сил древняя династия почти не имела и могла опираться главным образом лишь на традицию царской власти «соломонидов». Здесь, однако, плохую услугу стал оказывать старинный обычай заключения царских родственников, возрожденный царем Василидом (1632-1667). Гора Вахни превратилась в многолюдное обиталище «соломонидов», откуда любая политическая сила, временно одержавшая верх, всегда могла получить кандидата на престол по своему выбору. Взойдя на трон, такому кандидату приходилось для сохранения свой власти умело лавировать между всеми этими силами, которых было много. Здесь нужно было учитывать и местные интересы крупных вотчинников, и церковный раскол, бдительно следить за борьбой придворных группировок, а также не забывать и царских телохранителей, всегда способных совершить дворцовый переворот.
В этих обстоятельствах Давид стал действовать вполне традиционно, раздавая крупнейшие наместничества своим дядьям с материнской стороны и полагаясь главным образом на родственников. В области церковной он предпочитал сохранять нейтралитет и долго не высказывал своего «слова веры». Поддерживать равновесие он старался и в церковных назначениях: в 1716 г. он поставил на должность эччеге угодного дабралибаносцам человека, а в 1719 г. торжественно обставил и освящение церкви во имя св. Евстафия, основателя соперничавшего с дабралибаносцами монашеского ордена, который стоял на позициях «помазанников». Однако затушевать церковный конфликт подобными мерами было невозможно. Он вспыхнул с новой силой в 1721 г., когда в связи с прибытием нового митрополита, Христодула, вновь собрался собор по поводу «соединения и помазания». Царь и здесь попытался уйти от слишком ответственной роли арбитра, поручив это своему приближенному, бехт-вададу Георгию. Дабралибаносцы отвели его кандидатуру, оскорбив тем самым сразу и Георгия и царя. Тогда Давид направил споривших за решением к митрополиту, слабо разбиравшемуся не только в политических, но и в догматических тонкостях этого вообще редкого в богословии спора [3, с. 54-82]. Поэтому митрополит предпочел отделаться ссылкой на предшественников: «Моя вера та же, что и аввы Шенути и аввы Марка, митрополитов, предшественников моих» [25, с. 387-388], которая не объясняла ровным счетом ничего. Когда об этом доложили царю, он и тут не стал брать на себя ответственность истолкователя, а приказал объявить «решение» митрополита указом на площади. Исполнители приказа тем более не стали себе ломать головы, и, так как прежде при Феофиле «помазание» было объявлено официальным исповеданием, они через глашатая выкликнули лозунг «помазанников»: «Помазанием сын естества».
Не ожидавшие этого дабралибаносцы кинулись к митрополиту за разъяснением. Вынужденный объясниться удовлетворительнее, тот решил найти выход в формуле, которая соединяла лозунги противоборствующих партий: «Соединением сын единый, а помазанием стал Христос» [25, с. 388]. Дабралибаносцы увидели в этом митрополичьем «слове веры» то, что хотели увидеть, т.е. подтверждение собственной доктрины, и устроили торжественный крестный ход по городу с ликованием и провокационными песнями, которые обычно пелись по поводу побед над «неверными». С трудом уговорили их вернуться в квартал эччеге. На том дело, однако, не кончилось, потому что оскорбленный Георгий послал на них вооруженный отряд галласов из племени джави, который принялся резать и грабить всех церковников без разбору. Царь Давид также был не прочь проучить непокорных и лишь через некоторое время приказал прекратить резню. А на следующий день, 10 апреля, во дворце в присутствии вконец перепуганного митрополита указом был провозглашен лозунг «помазанников»: «Помазанием сын естества» [25, с. 389].
Этот драматический эпизод показывает не только ожесточенность борьбы и множество вовлеченных в нее сторон, но и бессилие как светских, так и церковных традиционных властей разрешить конфликт или по крайней мере ввести его в какое-то упорядоченное законом и обычаем русло. И здесь «нейтралитет» царской власти не принес ничего хорошего ни враждующим партиям, ни ей самой. Через месяц царь Давид умер, как утверждает Дж. Брюс, от яда [27, т. VI, с. 180]. Вероятно, он прав, поскольку в «Краткой хронике» мы читаем: «12 генбота (18 мая) приказал царь казнить Кидане Камиса, виночерпия, и мусульманина-колдуна, ибо ворожили они против царя, чтобы тот умер. В воскресенье упокоился царь Давид» [25, с. 389]. Со смертью Давида вновь вспыхнула борьба придворных партий. Могущественный Георгий, собрав вельмож, предложил кандидатуру сына Иясу I и брата своей жены, Вальда Гиоргиса. Вельможи не посмели возражать, но тут снова вмешались телохранители и провозгласили указ о воцарении Бакаффы, к тому времени уже пойманного и водворенного на Вахни.
Перевод сделан по изданию [23, с. 268-321].
ИСТОРИЯ ЦАРЯ ЦАРЕЙ БАКАФФЫ
О боже, прежде мира сущий и после него будущий! Ты сокрыт ото всех, а тебе открыто все. Когда ты создавал мир, не было у тебя помогающего, ибо ты всемогущ; и не подобен ты человеку, который устает и отдыхает, но меч огненный исходит из уст твоих; что желаешь ты, исполняется тотчас, а что задумаешь, свершается в мгновение тебе. Ради нашего спасения ниспослал ты нам милость твою. Просвети светом ведения твоего душу мою и пролей свет в сердце мое, как просветил ты помышление Самуила, помазавшего царей, и Нафана и Гада, что писали историю царей (I Пар. 29, 29). Вложи в уста мои горящий уголь, что вложил ты в уста Исайи (Исайя 6, 6-7), призови меня, как Ездру, которому ты сказал: «Раскрой уста твои, дабы испить чашу, цветом подобную огню!»[974]. Подай мне красноречие, дабы поведать мне немногое из деяний сего великого царя Масих Сагада, сына Адьям Сагада, праведника и мученика, сына Аэлаф Сагада праведного, сына Алам Сагада; дай поведать слушающим все чудеса, что сотворил для него бог на земле, что было по благоволению бога еще до рождения его, как поднялся он на гору Вахни[975] и пребывал там в тихости, как сошел он с горы Вахни по воле бога, поминовению коего подобает поклонение, и дал ему бог престол Давида, отца его, как наказал он джави и сотворил над ними силу и чудеса, как помиловал их, чтобы больше так не делали, и как управил бог царствие его, ибо на него уповал он. Иисус Христос — опора, что явлена его царствию честному и боголюбивому.
Глава 1. Подобает мне писать с того, что было изначала. Когда пребывал в Йебаба отец его, Иясу, царь царей, омывший одежды свои кровью, как Георгий, и пронзенный копьем, как Клавдий, и приявший жжение огненное, как Кирик, и облачившийся в схиму, коя есть вид ангельский, как Антоний[976], пошел он в землю Цима, вотчину матери Бакаффы — Марьямавит, дочери абето Михаила, сына раса Вальда Гиоргиса, великого и грозного князя, слух о котором прошел по всему миру. А он был сыном азажа Василида, сына государева духовника Бахрея. И возлюбил [Иясу] эту Марьямавит за красу лика ее и чистоту помышления ее, за молитву ее и пост, ибо была она мудрой и богобоязненной, уста свои открывала с мудростью, и кроткое наставление на языке ее, крепость и красота — одежда ее (ср. Притч. 31, 25-26). Однажды познал он ее, когда она была девицей, и без того, чтобы приблизился он к ней снова, понесла она. И когда пришел день родить, родила она Бакаффу, и возрадовался царь, и возблагодарил бога, и пророчествовал, и говорил: «Сей младенец поставлен на падение и на восстание детей Израиля (ср. Лук. 2, 34). Вот будет он царствовать в царствии моем, и восседать на престоле моем, и ходить путем моим. И будет мир и милость во дни его, да неведомо время его». Мать же его восславила бога, ибо родила она сына видом и обликом в царя, и говорила: «Величит душа моя господа, что призрел он на смирение рабы своей; ибо отныне будут ублажать меня все роды; что сотворил мне величие сильный» (Лук. 1, 46-49).
974
Это цитата из ветхозаветной книги «Апокалипсис Ездры», которая входит в число канонических книг эфиопской Библии, а среди остальных христиан считается книгой апокрифической. «Апокалипсис Ездры» был издан А. Дильманом [34].
975
См. коммент. 30 к «Истории царя царей Аэлаф Сагада».
976
Здесь имеются в виду великомученики: Георгий Победоносец, который за свою приверженность христианству был обезглавлен при Диоклетиане; Клавдий Антиохийский, убитый копьем; младенец Кирик, сожженный заживо вместе со своей матерью Иулитой, и Антоний Фивский — родоначальник монашества.