Страница 88 из 91
Память о своем друге Абагаз увековечил не только в колофоне свода «Истории царей», но и в специальном сочинении, посвященном ему. Оно резко отличается от «Истории» Микаэля Сэхуля, которая писалась в пору стремительного подъема политической карьеры героя и имела целью подготовить и дальнейшее его возвышение. История писалась, когда Хайла Микаэль был в ссылке и ни на какое возвышение ему рассчитывать не приходилось. Да и автор восхищается им прежде всего как человеком, а не государственным деятелем. Это была действительно биография — жанр в высшей степени нехарактерный для эфиопской литературы. Может быть, поэтому, а может быть, тут повлияла историографическая начитанность Абагаза, но «История дедж-азмача Хайла Микаэля» по композиции своей удивительно напоминает те части официальной царской историографии, которые посвящены описанию собственно жизни царя. Начинается биография Хайла Микаэля с рассказа о его рождении с упоминанием не только его родителей, но и краткой их генеалогии. Далее сообщается о воспитании его, обычном воспитании детей знати с обучением грамоте, начаткам Писания, а главное — воинскому искусству и, разумеется, охоте — этой забаве благородных. Специальный большой рассказ посвящен описанию охотничьей экспедиции юного Хайла Микаэля на слонов, где живописуются его подвиги. Вряд ли можно верить в то, что оно точно соответствует действительным событиям, когда 13-летний мальчик «метнул копье в одного молодого [слона] и убил его тотчас» (с. 267). Конечно, Хайла Микаэля сопровождала целая армия опытных охотников и телохранителей, но успех, естественно, принадлежал господину, как победа всегда принадлежит военачальнику. Можно предположить, что весь этот специальный рассказ об охоте юного Хайла Микаэля на слонов есть не что иное, как скрытая аналогия другому рассказу — повествованию о детстве его четвероюродного брата — царя Иясу II: «И обучился Писанию, и охоте на зверей, и стрельбе из лука и ружья, и метанию копья, и верховой езде сей младенец Иясу и убивал там слонов» (с. 20).
Однако с этим триумфом юного охотника кончилось его счастливое детство. Над знатным родом кварасцев в Гондаре начали сгущаться тучи, и его отец — дедж-азмач Эшете — ради безопасности сына вынужден был отправить его из столицы в вотчину его матери, в Бегамедр. Вся дальнейшая «История дедж-азмача Хайла Микаэля» оказывается историей политических треволнений, войн, мятежей и усобиц, касавшихся его самым непосредственным образом и избежать участия в которых ему было просто невозможно. Вряд ли стоит пересказывать всю эту бесконечную череду беспринципных политических союзов и раздоров, измен и убийств, описанных в «Истории дедж-азмача Хайла Микаэля», в ходе которых он всегда оказывался в числе проигравших. Абето Абагаз постоянно подчеркивает высокие достоинства своего друга и героя: верность сюзерену, родичам и друзьям, мужество и воинское искусство, благородство и широту души, но показывает также и то, что эти достоинства не приносят ему удачи. В нынешнем перевернутом мире добродетели не вознаграждаются, а преследуются, и злейшими врагами человека оказываются даже не противники его, а ближайшие родичи. Теперь уже не цари назначают князей, а князья ставят царей со своему произволу, и Хайла Микаэлю пришлось видеть на гондарском престоле и Иясу II, и Иоаса, и Иоанна, и Такла Хайманота, и Соломона, и Такла Гиоргиса, и Иясу III, а затем снова Такла Гиоргиса, получившего в народе характерное прозвище «конец царства».
Человек старого закала, хотя и вовсе не старый по возрасту, Хайла Микаэль явился свидетелем крушения своего мира, от принципов и морали которого он не мог и не хотел отказываться. В этих условиях всеобщего упадка и разложения он думал уже не о собственной судьбе, не о судьбе своего некогда могущественного рода и даже не о судьбе того эфемерного царя, который отправил его в ссылку, а о монархическом принципе, без которого Хайла Микаэль не мыслил общественного миропорядка «и говорил всегда: "Молитесь о царе, дабы не стало время его временем мятежа". И в этом подобен он Иеремии, который говорил: "Молитесь о Навуходоносоре, дабы пребывать нам в тиши и покое"» (ср. Иер. 27) (с. 289). Без большого риска ошибиться можно предположить, что и литературная и историографическая деятельность Хайла Микаэля в ссылке была вызвана теми же самыми его заботами о сохранении монархического принципа, «дабы не погибла память отцов его, царей и князей». И здесь Хайла Микаэль и Абагаз были, видимо, не только сотрудниками, но и единомышленниками.
Так парадоксальным образом глубокий кризис царской власти в Гондарском государстве не только повлек за собой естественный в этих обстоятельствах кризис официальной царской историографии, но одновременно он же вызывал и пристальный интерес и заботу о сохранении всего предшествовавшего историографического наследия. Впрочем, в этом нет ничего странного; и в следующем веке, вторая половина которого стала временем возрождения эфиопской государственности, этот процесс сопровождался усиленным интересом к тому самому историографическому наследию, в сохранение которого внес свой вклад Хайла Микаэль.
СЛОВАРЬ ЭФИОПСКИХ ТЕРМИНОВ
аба гада — оромский титул, означающий старейшину, который руководит ритуалом инициации, когда членов одной возрастной группы племени торжественно посвящают в следующую ступень
абагаз — временное звание военачальника, посылаемого для выполнения отдельной самостоятельной боевой задачи. По выполнении ее и присоединении к остальному войску этот военачальник переставал называться аба-газом
абето — сокращение от абетохун
абетохун — титул эфиопских принцев крови и наследников престола. Между царскими родственниками, абетохунами и вейзазерами, существовало то немаловажное различие, что вейзазеры не могли претендовать на престол
абуна (букв, «отец наш») — обычный эпитет митрополитов в Эфиопии. Такой же эпитет мог быть присоединен и к имени особо чтимого святого.
авва (греч.) Отец — обычный эпитет или обращение к священнику.
агафари — титул царского дворецкого, подчиненного мажордому, а также (с середины XVII в.) традиционный титул наместника Самена
азаж — титул, который носили сановники царской курии. Азажи носили одежду эфиопского духовенства (белый подрясник и белый тюрбан), хотя далеко не всегда являлись духовными лицами. По их роли в придворной жизни азажей можно сравнить с думными дьяками Московской Руси
азмач — титул крупных военачальников. Это общее название эфиопских военачальников, так как они делились на три разряда. Младшие назывались гра-азмач («азмач слева»), средние — кень-азмач («азмач справа»), старшие — дедж-азмач («азмач передового отряда»). Эти названия соответствовали построению эфиопского войска в битве, когда по флангам царского полка располагались левый и правый полки во главе с гра-азмачем и кень-азмачем, а впереди находился передовой полк во главе с дедж-азмачем. Ближайшим русским соответствием титулу азмач является воевода
акабэ-саат (букв, «блюститель часов») — титул настоятеля Хайкского монастыря. Эти настоятели начиная с XV в. стали играть заметную роль в придворной жизни, иногда возвышаясь до положения главы царской курии. С XVII в. значение акабэ-саата стало падать, а в XIX в. этот титул вышел из употребления
акабэ-эбрет — это просто перевод на геэз амхарского титула «эбрет табаки» — букв, «страж череды» — титул начальника царской стражи
амба — столовая гора тектонического происхождения, столь типичная для эфиопского ландшафта, что это ее эфиопское название вошло и в географическую литературу. Благодаря своим обрывистым и труднодоступным склонам эти горы играли в Эфиопии роль естественных крепостей и убежищ
амбарас (или баламбарас) — титул коменданта крепости, расположенной на амбе (см.). Однако этот титул может фигурировать и просто в качестве воинского звания, безотносительно к исполняемым обязанностям.
асалафи — титул царского кравчего