Творения

Глава 9. О епископах Евфрате и Викентии и о коварном умысле против них в Антиохии

Стефан, державший тогда кормило антиохийской церкви, погрузил свой корабль в бездну. Между прочими исполнителями необузданного его тиранства, распоряжаясь которыми он окружил православных всякого рода бедствиями, главным был один молодой человек, необыкновенно дерзкий и предавшийся беззаконной жизни. Он с ругательствами и побоями не только уводил людей с площади, но даже врывался в дома и оттуда с бесстыдством извлекал мужей и почтенных жен. Впрочем, не распространяясь много в описании его лукавства, я расскажу о наглом его поступке с упомянутыми выше достопочтеннейшими мужами: этого будет довольно, чтобы доказать, какие беззаконные оскорбления делал он жителям Антиохии. Пришедши к одной непотребной женщине, он сказал ей, что какие–то недавно прибывшие чужестранцы желают провести с нею ночь. Потом, взяв пятнадцать соумышленников и скрыв их по склону горы за заборами, повел ее. В это время перекликался он с соучастниками своего замысла и, посредством условленного знака уверившись, что они на месте, продолжал идти с нею к воротам квартиры тех мужей. Ворота были отворены, потому что один из служителей подкуплен был устроить это. Таким образом он ввел женщину во двор и, показав дверь в дом, в котором должны были спать оба прибывшие архиереи, приказал ей войти туда, а сам пошел позвать своих соумышленников. В передней комнате случилось спать Евфрате — так назывался старший из епископов, а Викентии — имя другого — спал во внутреннем покое. Как скоро непотребная женщина вошла в комнату (а тогда было уже темно), Евфрата, услышав шум ее шагов, спросил, кто ходит. И едва только та отозвалась, пришел в ужасное смятение. Он вообразил себе, что говорит с ним демон, подделываясь под женский голос, и в ту же минуту стал призывать на помощь Христа Спасителя. Между тем Онагр — так звали предводителя злодейской шайки, потому что он и руками и ногами, будто копытами, бил благочестивых, — этот Онагр вошел с своею толпою сюда же и называл беззаконниками самых тех, которые хотят быть судиями беззакония. Тут поднялся необыкновенный шум, сбежалась домашняя прислуга, встал и Викентии. Ворота тотчас заперли и успели схватить семерых заговорщиков, но Онагр с прочими соумышленниками убежал. Вместе с другими пойманными взяли под стражу и женщину. Поутру епископы разбудили сопровождавшего их военачальника и пошли с ним во дворец. Жалуясь на наглую дерзость Стефана, они говорили, что для обличения его злодейств не нужно ни следствия, ни пыток. Особенно же горячо обвинял его военачальник, умоляя царя, чтобы наглое беззаконие он повелел исследовать судом не синодским, а гражданским, и обещал прежде всего представить к пытке епископских клириков, только надобно, говорил он, чтобы тому же подвергнуты были и служители Стефана. Так как Стефан бесстыдно противился и говорил, что клириков не должно подвергать побоям, то царь и правительство положили допрос по этому делу произвести во дворце. Прежде всех спросили женщину, кто привел ее в квартиру епископов, и она объявила, что какой–то молодой человек приходил к ней и сказал о прибытии и желании чужестранцев, и что потом, с наступлением вечера, он же повел ее в их квартиру и, на пути отыскав поставленных им в засаде людей, ввел ее через ворота на двор и приказал ей войти в переднюю. Она рассказала также, как окликнул ее епископ, как он испугался, как начал молиться и как сбежался народ.

Глава 10. О низложении Стефана

Выслушав это, судьи велели выйти на середину самому младшему из пойманных. Он, не дожидаясь пыток, прямо открыл, как было дело, и признался, что все устроено Онагром. Позван был и Онагр и показал, что ему велел сделать это Стефан. Обличив таким образом лукавство Стефана, судьи предоставили бывшим в то время в Антиохии епископам низложить его, а потом изгнали его из церкви. Однако же антиохийская церковь через это не совсем освободилась от арианского поношения: предстоятельст–во в ней после Стефана получил Леонтий [ [134]], родом хотя из Фригии, но человек с умом коварным, опасный, как подводные камни. Впрочем, о Леонтии я буду говорить немного ниже [ [135]]. Дознав опытом козни, устроявшиеся епископам, Констанций тотчас же послал письмо к Афанасию Великому, и писал ему раза три, прося его возвратиться с запада. Я помещу в этом сочинении письмо его второе, как самое краткое.

Глава 11. Письмо Констанция к Афанасию

Констанций победитель, Август — к Афанасию «Хотя и в прежнем письме мы ясно высказали, чтобы ты без опасения прибыл в нашу столицу, потому что сильно желаем послать тебя в твое место, однако ж и теперь пишем к твоей непоколебимости о том же самом и убеждаем тебя без всякого подозрения и страха взять общественную подводу и спешить к нам, чтобы получить, чего желаешь».

Глава 12. О втором возвращении святого Афанасия

Когда вследствие сего Афанасий возвратился, Констанций принял его благосклонно и повелел ему снова вступить в управление александрийской церковию [ [136]]. Но тогдашние при дворе временщики, зараженные язвою арианства, начали говорить, что Афанасий должен уступить в Александрии одну церковь тем, которые не захотят иметь с ним общение. Это самое сказали они царю, царь передал Афанасию, а Афанасий отвечал, что царскому приказанию надобно повиноваться, но что и он также хотел бы объявить свое желание и просьбу. Царь обещал охотно согласиться на все, чего бы он ни попросил, — и Афанасий сказал, что равным образом и в Антиохии нужен какой–нибудь молитвенный храм людям, не желающим иметь общение с обладателем церквей, и что поэтому справедливо было бы также уступить им один из домов, назначенных для богослужения. Царь согласился, находя, что такое прошение законно и справедливо. Но представители еретического скопища воспротивились этому и сказали, что лучше уже не отдавать церкви ни тем, ни другим. После сего Констанций удивился мудрости Афанасия и отпустил его в Александрию. Григорий тогда уже умер, и его умертвили сами же александрийцы [ [137]]. Узрев своего пастыря, александрийские христиане назначили народные угощения и отправляли торжественнейшие праздники в честь Афанасия и во славу Божию. Но спустя немного времени Констант окончил свою жизнь [ [138]].

Глава 13. О третьем изгнании Афанасия и его бегстве

Тогда ариане, располагавшие Констанцием с полною свободою, напомнили ему о ссоре его с братом за Афанасия; так что едва не расторглись между ними естественные узы родства и не возгорелась война. Увлеченный подобными речами, Констанций повелел не только изгнать, но и убить божественного Афанасия и послал одного военачальника, Севастиана, с войском по возможности многочисленным, приказав умертвить его как злодея. О том, как действовал этот военачальник и как убежал Афанасий, лучше всего расскажет сам чудесно спасшийся от бедствия страдалец [ [139]]. В апологии своего бегства он пишет следующее: «Пусть разведают, однако ж, и об образе удаления и узнают об этом от своих же. Ибо вместе с воинами шли и ариане, чтобы возбуждать их действовать решительнее и указать им меня, так как лично я был неизвестен им. Но, хотя и не по чувству сострадания, а скорее от стыда, воины, слушая их, сохраняли спокойствие; была уже ночь, и некоторые из народа остались для всенощного бдения в церкви и ожидали службы. Вдруг явился воевода, приведший с собою более пяти тысяч воинов, вооруженных, с обнаженными мечами, с луками, стрелами, дубинками, как и прежде было сказано, и окружил церковь, поставив воинов очень близко друг к другу, чтобы никто не мог, выходя из церкви, ускользнуть от них. Считая делом неразумным, при таком смятении, оставлять народ, а не предотвращать грозящую ему опасность, я сел на свое место и приказал диакону читать псалом, а народу припевать: «яко в век милость Его» [ [140]], и вместе с тем, выходя из церкви, расходиться по домам. Наконец, воевода уже подступил, воины обложили алтарь, чтобы схватить нас, бывшие в церкви клирики и миряне кричали и просили, чтобы мы немедленно удалились, но я вопреки им говорил, что не прежде выйду, как по удалении всех до одного. Встав и повелев совершить молитву, я со своей стороны просил всех выходить, говоря, что соглашусь лучше сам подвергнуться опасности, чем кого–нибудь другого подвергнуть злу ради себя. Когда же большая часть народа вышла, а остальной следовал за вышедшими, бывшие со мною в алтаре монахи и некоторые клирики, поднявшись к моему престолу, стащили меня. Мы, свидетельствуюсь истиною, прошли под водительством Господа и охранением Его, прошли между воинами, из которых одни окружали алтарь, а другие церковь. Потом, скрываясь от них, мы удалились и громогласно славословили самого Бога, что не выдали народа, но наперед выслали его, а между тем и сами успели спастись и избежать «от рук ищущих нас».