Творения

Но множество друг за другом непрерывно следующих бедствий не расхитили в нем душевной силы, и мужества не превратили в боязнь. И в несчастиях столько имел он веселости и благодушия, что ободрял и других узников, и если видел кого унывающим, утешал его. Признаком душевного расположения служит часто положение лица; с движениями мысли не только согласуется цвет в лице, но и движение глаз, поднятие и опущение бровей. Возбуждение гнева показывает грозный взгляд очей, а тихое состояние негневливости дает видеть сложение вежд, производящее улыбку; сжатие бровей на средину чела подает мысль о заботах, а дугообразное поднятие тех же бровей вверх — о надменности. Посему, так как большая часть душевных движений выражается на лицах, чудный этот подвижник, принимая лица как бы вестниками какими души, ободряет унывающих. И однажды, увидев, что в унынии двое из царских слуг: один — главный виночерпий, а другой — главный хлебодар, заключенные в темницу за какие–то проступки, — подходит к обоим, спрашивает, допытывается причины уныния. Человек, обремененный столькими бедствиями, правнук Авраамов, внук Исааков, сын Иаковлев, которого больше всех любил отец, на которого смотрел, как на свет в очах, в котором находил свою отраду, впал в рабство, терпя это бедствие не от взявших его в плен каких–либо свирепых варваров, но от поработившихся зависти братьев, и не в неправде какой уличивших его, но в повод к неприязни принявших сны, не приводит себе этого и на мысль, а равно и того, что было с ним по впадении в рабство: и подвигов целомудрия, и осуждения после одержанной победы, и наказания вместо венца, и темницы вместо хвалебных провозглашений, — приходит же с утешением к другим, вдавшимся в уныние, и подобных ему узников спрашивает, говоря: что яко лица ваша уныла днесь (Быт.40:7)? Когда же сказали, что видели сны и что незнание, как истолковать их, тревожит их помысл, божественный этот муж не заплакал, услышав о снах, не предался сетованию, вспомнив о своих несчастиях, не пролил малодушной слезы, не зарыдал, не стал выставлять на среду печальной истории своих страданий; лучше же сказать, не стал громко смеяться, услышав о снах, лживость которых явственно видел дотоле, не сказал этим узникам: не знаете, видно, друзья, лживости снов и, не испытав, вероятно, обманчивости их, желаете знать их истолкование. Имея учителем опыт, повелеваю вам посмеяться над сими снами, потому что не показывают они ничего истинного, предрекают же все, противное истине. Надеялся и я стать властелином братьев, начальствовать в отеческом доме, поверив некогда снам; и не только не получил этого властительства, но, лишившись свободы, стал самым жалким рабом, да и в рабстве не попутным ношусь ветром, но и здесь, подвергшись тысячам треволнений, принужден жить в темнице. Поэтому пусть не смущают вас ночные призраки. Сны далеки от истины. — Но ничего такого не сказал и не подумал мужественный этот узник, говорит же им: еда не Богом изъявление их, есть; поведите убо мне (Быт.40:8). Везде у него Божие имя, им украшает вместе и душу, и речь свою. И говоря, что истолкование от Бога, отваживается на оное, как уготовивший себя в Божий храм. Посему рассказали ему сны, и он истолковал и раскрыл, что было загадочно и прикровенно. По окончании же истолкования, говорит главному виночерпию: но помяни мя тобою, егда благо ти будет… яко татьбою украден бых из земли еврейския, и зде ничто зло сотворих, но ввергоша мя в ров сей (40:14–15). Когда и нужда вызывала, не открыл лукавства братьев, но прикрывает дело личиною татьбы, и тех, которые самым делом сделали его рабом, не хочет обезчестить словом, из уважения к естеству скрывает обиду; и не только на братьев не жалуется, но и лукавства госпожи не делает известным для незнающих оного; изведав, что столько в ней похотливости, непотребства, лжи, клеветы, злоумышленности, ничего этого не вывел наружу, но представил одно простое за себя оправдание: яко татьбою украден бых из земли еврейския, и зде ничто зло сотворих, но ввергоша мя в ров ограды сея. Смотри, какое любомудрие в словах его! Смотри, какое великодушие в мыслях! Смотри, какой нерабский и неустрашимый образ мыслей! Смотри, какая душа! Всегда она одна и та же: не превозносится в благоденствии, не унижается в злополучии, но всему посмевается — и скорбному, и приятному в жизни удивляется же одной добродетели и в ней старается преуспевать. Какой вред причинила ему гнусность госпожи? Чем повредило лукавство ее? Поэтому не утверждай, что служит во вред рабам развратность господ, ибо служащим у лукавых господ можно всеми силами избегать подражания лукавству.

А что не господство учитель лукавству, не богатство содетель порока, то смотри, этот же самый Иосиф, освободясь от рабства и заняв второе место в царстве, не превозносится высокою властию, но начальство срастворяет кротостию, власть свою доказывает попечительностию, видит братьев, замышлявших убийство, и не убивает, вспоминает о снах и забывает о зависти, возбужденной снами. Ибо голод привлек братьев в Египет, и нужда заставила поклониться, когда не знали, кому кланяются. Сны, против которых восставали, приведены в исполнение замыслившими соделать их неисполнимыми; ради снов продавшие брата, чтобы не кланяться, как предсказывали сны, продажею брата уготовали поклонение, потому что проданный стал рабом, став рабом, возненавидел непотребство госпожи, возненавидев, потерпел оклеветание, оклеветанный поселился в узилище, заключенный истолковал сны слугам царским и чрез это делается известным царю, успокаивает его, встревоженного снами, и, ясно истолковав и присоветовав, что должно делать, поставлен уже распорядителем того, что сам присоветовал. Обилием плодов умеряет ожидаемое неплодие земли, обильные сборы хлеба сберегает во врачевство от голода, делается питателем не Египтян только, но и братьев, которые отдали его на снедение. Так в действительности кланяются ему те, которые позавидовали поклонению в снах и, не принявшие поклонения во сне, на самом деле воздали ему поклонение. А он, хотя приемлет поклонение, однако же не воздает братьям тем же, что сделано ими, но питает их, услуживает им, даром снабжает их хлебом. Напоследок же, увидев единоутробного брата, устроив мнимую улику в злом умысле, когда приметил, что крепко стоят они за юношу и попечение о старце–отце предпочитают собственной своей свободе, сложив с себя грозную личину и повелев всем идти из судилища, говорит: аз есмь Иосиф, брат ваш, егоже продасте во Египет (45:4). И чтобы для пораженных внезапным страхом не сделался гибельным такой удар, немедленно присовокупил, сказав: ныне убо не скорбите, ниже жестоко вам да явится… на жизнь бо посла мя Бог пред вами (45:5). Поелику видел, что нет у них никакого оправдания, что язык их связан грехом, то сам, претерпевший тысячи бедствий, в сторону отлагает обвинение и заменяет оное оправданием. На жизнь посла бо мя Бог пред вами… препитати народ многочисленный (45:7). Не ваше это дело, — говорит он, — но Божие: не огорчайтесь моим рабством, оно было по Божию смотрению. Отложите страх, из этого не вышло ничего худого: чрез рабство приял я власть над всем Египтом, чрез рабство стал я вторым по царе и мне вверено править браздами великого народа. — Таков был Иосиф, и рабствуя, и царствуя; таков — и в благополучии, и в злополучии, таков — и бедствуя и премного благоденствуя. Поэтому не богатство, не господство, не бедность, не рабство рождают порок, но везде превозмогает произволение духа.

А что лукавство господ не вредит добродетели слуг, нетрудно дознать и из других примеров. Кто из обучившихся Божественному не знает Ахаавова лукавства и Иезавелина злочестия и беснования против Бога? Однако же Авдий, им служа и от них имея вверенное смотрение над домом, не только не следовал по стопам господ, но даже шел путем противоположным. Они, неистовствуя против Пророков Божиих, всех спешили предать смерти и в забаву вменяли себе истребление Божиих служителей, усиливаясь совершенно угасить всякую искру благочестия. Но Авдий противодействовал нечестивым поступкам господ и старался в целости сохранить светильник благочестия, и сто Пророков скрыв в пещерах, препитал их, когда целую вселенную обдержал жестокий голод, какой в наказание за нечестие наслал на людей великий Илия. Авдия не устрашило зверское определение господ, не привело в боязнь избиение благочестивых, мучительный голод и скудость в необходимом не сделали его скупым на услужение святым Пророкам. Напротив того, гнушался он жестокости господ, а Пророкам в достатке давал потребное, спасение их предпочитая своей безопасности и жизнь без них признавая для себя смертию. И в чем не выказывалось ни малой вражды против Бога, в том исполнял он надлежащее служение господам. Законы же, издаваемые против Сотворшего, признавая достойными смеха, ненавидел издававших и сожалел о принуждаемых исполнять повеленное. Но таковое служение почитая гибелию, спасал тех, кого велено было убивать, признавая, что кончина в благочестии честнее жизни в нечестии. Поэтому не повредило ему развращение владык; напротив того, лукавство господ соделало его славным и знаменитым. Ибо всего крепче решительное намерение предпочитающего благочестие, всего сильнее душа, которая не хочет служить пороку.