Творения

И этому научает нас не только великий Моисей, но и та святая неве ста, о которой богомудрый Павел говорит: Обручих вас единому мужу деву чисту представити Христови (2 Кор. 11, 2). Ибо она в Песни Песней взывает Жениху: Яви ми зрак Твой, и услышан сотвори ми глас Твой: яко глас Твой сладок, и образ Твой красен (Песн. 2, 14). Испол нившись любви по слуху о Женихе, не довольствуется этим слухом, но желает слышать самый голос Его. И, окрылившись рассказами о красоте Его, вожделевает самого лицезрения, выражая приверженность произне сенными похвалами, и говорит: Яви ми зрак Твой, и услышан сотвори ми глас Твой: яко глас Твой сладок, и образ Твой красен.

Сию–то возлюбив красоту, посредник и невестоводитель Невесты сей — богомудрый Павел изрек это исполненное любви слово: Кто ны разлучит от любве Христовы? Скорбь ли, или теснота, или глад, или гонение, или нагота, или беда, или меч? Яко же есть писано: яко Тебе ради умерщвляемы есмы весь день: вменихомся яко же овцы заколе ния (Рим. 8, 35 — 36). Потом показывает и причину терпения, ибо гово рит: Во всех сих препобеждаем за возлюбившаго ны Бога (37). При нимая во внимание, кто мы и каких насладились благ, рассудив, что не мы первые возлюбили, но сами возлюблены и потом уже воздали любовью, и возлюблены, когда ненавидели, врази бывше примирихомся (Рим. 5, 10), и не сами умолили сподобить нас этого примирения, но дан нам ходатаем Единородный, и мы, оскорбившие, утешены оскорбленным; а сверх этого, представив в уме животворящий крест Распятого за нас, спасительные страдания, прекращение мучительства смерти, дарованную нам надежду воскресения — все это и подобное ему приемля во внима ние, побеждаем встречающиеся нам скорби и, памятование благодеяний противополагая временному злостраданию тела, с любовью переносим приражение горестного, потому что, сравнивая печали житейские с лю бовью ко Владыке, находим их крайне легкими. Если соберем вместе все мнимые приятности и удовольствия, то противопоставляемая им божественная любовь показывает, что они несостоятельнее тени и крат ковременнее весенних цветов.

Это апостол ясно выражает, как и в приведенных уже словах, так и в том, что говорит далее. Известихся бо, говорит он, яко ни смерть, ни живот, ни ангели, ни начала, ниже силы, ни настоящая, ни грядущая, ни высота, ни глубина, ни ина тварь кая возможет нас разлучити от любве Божия, яже о Христе Иисусе Господе нашем (Рим. 8, 38 — 39). Поскольку выше, представив только одно печальное, сравнивал скорбь, тесноту, гонение, глад, наготу, беду, меч, т. е. насильственную смерть, то здесь справедливо к скорбному прилагает и радостное, к смерти — жизнь, к чувственному — мысленное, к видимому — невидимые силы, к настоящему и преходящему — будущее и постоянно пребывающее, сверх же того — глубину геенны и высоту царствия; но сравнив это и найдя, что все: и печальное и радостное — уступает любви и что утрата люб ви нестерпимее мучения в геенне, и, показав, что, если бы только это было возможно, то при любви божественной и угрожающее мучение предпочел бы он обетованному Небесному Царству без любви, апостол в упоении любовью доискивается и несуществующего и усиливается даже это сравнивать с любовью к Богу, ибо говорит: Ни высота, ни глубина, ни ина тварь кая возможет нас разлучити от любве Божия, яже о Христе Иисусе Господе нашем, т. е. , не только всему в совокуп ности, видимому и невидимому предпочитаю любовь к Спасителю и Искупителю, но, если бы открылась и другая какая тварь, высшая и лучшая этой, и та не убедит меня изменить любви. Но если кто предло жит мне и радостное, только без любви, не приму. А если кто за любовь причинит мне и скорби, они будут для меня вожделенны и крайне любезны. И ради любви для меня голод приятнее всякого наслажде ния, гонение сладостнее мира, нагота привлекательнее багряницы и зла тотканых одежд, беда усладительнее всякой безопасности, насильствен ная смерть предпочтительнее всякой жизни, потому что сама причина страданий делается для меня отрадою, так как невзгоды эти принимаю за Возлюбившего и вместе Возлюбленного.

Не ведавшаго бо греха по нас грех сотвори, да мы будем правда Божия о Нем (2 Кор. 5, 21); богат Сый, нас ради обнища, да мы нищетою Его обогатимся (2 Кор. 8 — 9), и: Искупил ны есть от клятвы законныя, быв по нас клятва (Гал. 3, 13), и: Смирил Себе, послушлив быв даже до смерти, смерти же–крестныя (Флп. 2, 8), и: Еще грешником сущим нам Христос за ны умре (Рим. 5, 8). Это и подобное этому представляя в уме, не принял бы я и Небесного Цар ства без любви за это, не стал бы избегать наказания в геенне, если бы возможно было, имея эту любовь, терпеть мучение. Этому же ясно учит апостол и в другом месте: Ибо любы Божия обдержит нас суждших сие: яко Един за всех умре, да живущии не к тому себе живут, но Умершему за них и Воскресшему (2 Кор. 5, 14–15). Поэтому не себе живущии, но Умергиему за них и Воскресшему, для Него готовы охотно все делать и терпеть.

И, сравнивая с любовью страдания по природе великие и тяжкие, апостол называет их малыми и переносимыми. Ибо говорит: Еже бо ныне легкое печали нашея по преумножению в преспеяние тяготу вечныя славы соделывает нам (2 Кор. 4, 17). Потом учит, как должно производить сравнение: Не смотряющим нам видимых, но невидимых: видимая бо временна, невидимая же вечна (18), т. е. сравнивать надле жит с настоящим будущее, с временным вечное, с печалью славу, потому что печаль мгновенна, а слава вечна, а поэтому первая легка и удобопе реносима, а вторая многоценна и полна. И конечно, апостол слово это по преумножению относит здесь к тому и к другому: и к легкости печали, и к тяготе славы; т. е. одно до преизбытка мало, легко и крат ковременно, а также и другое в преизбытке славно, многоценно, полно и вечно. И в другом месте, подобно этому, взывает он: Благоволю в немощех, в досаждениях, в бедах; во изгнаниях, в нестроениях по Христе: егда бо немощствую, тогда силен есмь (2 Кор. 12, 10).

Этой любовью уязвившись, и великий Петр, даже предуведомленный о будущем отречении, не решился скрыться, но за лучшее признал отречься последовав, нежели исповедать бежав. А что последование было порож дением любви, а не отважности, свидетельствует об этом само дело, пото му что и по отречении не решился оставить Учителя, но хотя плакася горько, как показывает история (Мф. 26, 75), и сетовал о своем пораже нии, однако же не предался бегству, удерживаемый узами любви, и, услы шав благовестие о воскресении, первый вошел во гроб. И еще, занимаясь ловлею рыб в Галилее, а потом узнав, что стоящий на берегу и беседую щий с ними есть Сам Господь, не захотел употребить в дело корабль, медленно рассекающий поверхность моря, но желал бы, окрылившись, как можно скорее по воздуху достигнуть берега. Поскольку же по природе лишен был крыл, то вместо воздуха употребляет воду и вместо крыл — руки и вплавь достигает к Возлюбленному, а в награду за поспешность принимает предпочтение перед другими. Ибо, когда Господь повелел сесть и разделил найденные снеди, с ним немедленно начал беседу, и, по–видимому, спрашивая и изведывая, сколько любит он, в действительности же другим открывая любовь великого Петра, сказал: Симон Петр, люби ши ли Мя паче сих? (Ин. 21, 15) И Петр Его Самого призвал во свидетели любви, ибо сказал: Господи, Ты веси, яко люблю Тя: отверзты для Тебя человеческие души, ясно знаешь движения ума, ничто челове ческое не утаено от Тебя; все знаешь, и последнее и древнее. Владыка присовокупил к этому: Паси овцы Моя (16), т. е. хотя ни в чем не имею нужды, однако же высочайшим почитаю благодеянием заботливость о Моих овцах и попечение о них принимаю за попечение обо Мне Самом. Поэтому надлежит тебе о подобных тебе рабах иметь такое промышле ние, каким пользуешься сам, питать их, как самого питаю, пасти их, как самого пасу, и, какою благодарностью обязан ты Мне, воздавать ее через них. О том же и в другой еще раз вопрошал Владыка, и в другой еще раз ответствовал великий Петр, и в другой раз принял рукоположение от Пастыря[299]. Когда же и в третий раз предложен был вопрос, не с такою уже смелостью и небоязненностью ответствует блаженный Петр, но ис полняется страха, смятению дает место в душе своей, колеблется произ нести решительный ответ и боится, опасаясь, не предвидит ли Владыка второго отречения и не насмехается ли над выражениями любви его. Ибо ум его возвращается к прежнему, приводит ему на память, как и прежде уже неоднократно утверждал, что даже до смерти не оставит учителя, однако же услышал: Прежде даже алектпор не возгласит, три краты отвержешися Мене (Мф. 26, 34) — и находит, что не его обеща ние исполнилось, но Владычнее подтвердилось предречение. Воспомина ние об этом привело Петра в страх и не дозволяло ему смело произнести приличный ответ. Острые и язвящие его ощущал он жала и уступает в ведении Владыке, не возражает, как прежде, не утверждает: Аще ми есть и умрети с Тобою, не отвергуся Тебе (Мф. 26, 35), но говорит, что Сам Владыка свидетель любви его, и исповедует, что точное знание этого принадлежит Ему одному, Творцу всяческих. Ибо сказал он: Господи, Ты вся веси, Тебе известно, Ты веси, яко люблю Тя (Ин. 21, 17). Что люблю Тебя, и знаешь, и свидетельствуешь об этом, но пребуду ли в любви, еще яснее знаешь Сам Ты, а я ничего не скажу о будущем, не буду спорить о том, чего не знаю; научен же опытом не противоречить Владыке. Ты источник истины, Ты бездна ведения: обучен я пребывать в положенных Тобою пределах. Но Владыка, увидев боязнь его и в точности зная любовь, предречением о кончине уничтожает страх, дает свидетельство о любви, подтверждает исповедание Петра и к струпу отречения прилагает врачевство исповедания. Поэтому–то, думаю, и требовал Господь троек ратного исповедания, чтобы равночисленные струпам приложить врачев ства и бывшим при этом ученикам вполне открыть пламень любви. Потому предречение о кончине и Петра ободрило, и других научило, что его отречение было по Божию смотрению, а не по Петровой мысли. И это Сам Спаситель и Господь наш дал понять, сказав Петру: Симоне, Симоне, сатана просит вас, дабы сеял, яко пшеницу: Аз же молихся о тебе, да не оскудеет вера твоя: и ты некогда обращся утверди бра тию твою (Лк. 22, 31–32), т. е. , как Я не отверг тебя поколебавшегося, так и ты будь опорою обуреваемым братиям твоим, оказывай им вспомо жение, каким пользуешься сам, и не отгоняй от себя поползающихся, но восставляй подвергающихся опасности. Для этого и тебе попускаю пре ткнуться и не дозволяю пасть, в тебе уготовляя поддержку колеблющим ся. Так великий сей столп подкрепил потрясенную вселенную и не допус тил до окончательного падения, но восставил, сделал неколеблемою и, при няв повеление пасти овец Божиих, когда подвергался за это поруганиям, терпел, когда били его, веселился и, исходя с сотрудником своим из лука вого синедриона, радовался, яко за имя Владыки сподобился безчестие прияти (Деян. 5, 41), и, ввергаемый в темницу, восхищался и веселился. И когда осужден был Нероном за Распятого принять смерть на кресте, упра шивал исполнителя казни пригвоздить его к древу, но не как Владыку, убоявшись, вероятно, чтобы одинаковость страдания не привела неразум ных к равному чествованию, поэтому умолял пригвоздить его руками вниз и ногами вверх, ибо научился избирать для себя последнее место не в чести только, но и в бесчестии. Но если бы возможно было десять и пятьдесят раз претерпеть эту смерть, то принял бы со всяким удовольстви ем, распаляемый божественною любовью. Сие же взывает и божествен ный Павел, то сказуя: По вся дни умираю: тако ми ваша похвала, юже имам о Христе Иисусе (1 Кор. 15, 31), то говоря: Христовы сраспяхся: живу же не ктому аз, но живет во мне Христос (Гал. 2, 19 — 20).