Церковная История

Глава 25.

О смерти царя Феодосия.

После этой победы царь заболел и свое царство разделил между сыновьями: старшему отдал он собственную свою область, а младшему скипетр Европы, и убеждал обоих хранить совершенное благочестие; «ибо благочестием, говорил он, и мир блюдется, и война прекращается, и неприятели обращаются в бегство, и трофеи воздвигаются, и приобретается победа». Дав такое наставление детям, он скончался и оставил по себе приснопамятную славу[220].

Глава 26.

О царе Гонорие и монахе Телемахе.

Преемники его царства были наследниками и его благочестия; ибо Гонорий, воцарившийся над Европою, отменил издавна производившееся в Риме поединки, и сделал это по следующему поводу. Был тогда некто Телемах, возлюбивший подвижническую жизнь. Удалившись с востока и с известною целью прибыв в Рим именно в то время, когда происходило то ненавистное зрелище, он сам вступил на поприще и сошедши вниз, покушался остановить бойцов, действовавших друг против друга оружием. Но зрители кровопролития были раздражены этим и, воспламенившись неистовством демона, который увеселяется человеческою кровью, побили камнями поборника мира. Узнав это, дивный царь Телемаха причислил к победоносным мученикам, а нечестивое зрелище отменил.

Глава 26.

О благочестии царя Аркадия и рукоположении Иоанна Златоустого.

В Константинополе, по смерти пастыря этой церкви Нектария, Аркадий, получив в управление восточное царство и, узнав, что великое светило вселенной, Иоанн введен в сонм антиохийских пресвитеров, вызвал его и, собрав епископов, повелел им низвесть на него божественную благодать и провозгласить его епископом того великого города[221]. И этого уже достаточно, чтобы показать ревность царя о делах божественных. В то время Антиохиею управлял святой Флавиан, а Лаодикиею — Элпидий[222], живший вместе с великим Мелетием и образ его жизни отпечатлевший в себе еще более, чем отпечатлевает изображение перстня. Он был преемником великого Пелагия; а за блаженным Маркеллом следовал всехвальный Агапит, который в бурные времена ереси отличался, как было уже сказано, опытами подвижничества. Между тем в Селевкии, что близ Тавра, епископствовал бывший некогда соученик Иоанна, Максим, а в Мопсуите Феодор, оба стяжавшие знаменитость, как учители. Сиял также разумом и жизнью тогдашний предстоятель Берии, божественный Акакий, озарялся многими видами добродетели и пастырь народа галатийского, Леонтий.

Глава 28.

О дерзновении сего епископа по Боге.

Приняв кормило Церкви, великий Иоанн с дерзновением изобличал совершаемые некоторыми неправды, смело внушал полезное царю и царице, и располагал к повиновению установленным законам иереев, а кто дерзал нарушать их, тем запрещал входить в алтарь, говоря, что тому не подобает наслаждаться честью иерея, кто не ревнует о жизни истинно иерейской. И такое попечение имел он не только о своем городе, но и о всей Фракии, которая разделена была на шесть епархий, даже о целой Азии, управлявшейся одиннадцатью начальниками; да и всю понтийскую область украшал он теми же законами, хотя в ней было столько же епархий, сколько и в Азии[223].

Глава 29.

О разрушенных им в Финикии идольских капищах.

Узнав, что в Финикии есть еще безумцы, служащие демонам, он собрал пламеневших божественною ревностью подвижников и, уполномочив их царскими указами, послал для сокрушения идольских капищ. А деньги на издержки мастеровым и занимавшимся разломкою работникам их, он брал и расточал не из царских сокровищниц, а у женщин, обиловавших богатством и сиявших верою, убеждая их к этой щедродательности и доказывая, что сими пожертвованиями приобретается благословение. Таким образом остававшиеся идольские капища он разрушил до основания[224].

Глава 30.

О церкви готской.

Видя, что и скифский народ опутан сетью арианства, Иоанн употребил хитрость против хитрости и сам измыслил средство уловить добычу. Поставив единоплеменных им пресвитеров, диаконов и чтецов священного Писания, он уделил им одну церковь[225] и чрез них уловил многих заблудших; ибо и сам весьма часто хаживал туда беседовать, употребляя при этом разумевшего тот и другой язык толмача, да и умевших говорить по-готски побуждал делать это же. Все сие совершая внутри города, он уловил многих обольщенных, и показал им истину апостольской проповеди.

Глава 31.

Попечение его о скифах и ревность против маркионитов.

Узнав, что некоторые кочующие скифы стоявшие тогда лагерем при Истре, жаждут спасения, но не имеют никого, кто принес бы им воды, Иоанн отыскал мужей, с ревностью к апостольским трудам, и отправил их к скифам. Я читал и послание, написанное им к анкирскому епископу Леонтию, в котором он извещает его об обращении скифов и просит послать людей, способных руководить их. Узнав также, что в некоторых деревнях нашей страны[226] возник недуг Маркиона, он писал тогдашнему нашему пастырю и, убеждая его изгнать болезнь, уполномочивал его к тому царским указом. И из этого уже достаточно явствует, какую, по божественному Апостолу, носил он в душе заботу о церквах.[227]

Глава 32.

О требовании Гайны и о сопротивлении Иоанна Златоуста.

Можно и из других случаев узнать о его дерзновении. Некто Гайна, по происхождению скиф, да и по чувствам сердца варвар, с тиранскими замыслами, в это время был военачальником, и под своею властью имея единоплеменников, предводительствовал также конницею и пехотою римлян. Его боялись не только все другие, но и сам царь, замечавший в нем стремление к тирании. Заразившись арианством, он доложил царю об уступке ему одного из Божиих храмов. Царь обещал рассмотреть и удовлетворить его желанию. Признав к себе божественного Иоанна, он объявил ему о просьбе Гайны, напомнил о его силе, намекнул о замышляемой им тирании и убеждал епископа уступкою обуздать гордость варвара. Но благородный этот муж сказал: «не делай такого обещания, Государь, не приказывай отдавать святая псам[228]. Я не допущу, чтобы исповедующие и прославляющие Бога-Слово, выведены были из божественного храма и сдали его хулителям Христа. Да и не бойся этого варвара, Государь, но, призвав обоих нас — меня и его, спокойно слушая, что будет говорено. Я обуздаю его язык и заставлю не требовать того, чего не следует отдавать». Выслушав это, царь обрадовался и на следующий день призвал обоих. Гайна домогался обещанного. Но великий Иоанн возразил, что царю, предызбравшему благочестие, не должно оскорблять святыню. Когда же тот сказал, что и ему нужно иметь молитвенный дом, великий Иоанн отвечал: «для тебя открыт каждый божественный храм, и если хочешь молиться, никто не останавливает». «Но я, возразил Гайна, принадлежу к другому обществу и с своими сообщниками требую одного храма Божия, требую очень справедливо, потому что совершил для римлян много воинских подвигов». «А полученные тобою награды, сказал Иоанн, еще больше твоих трудов; ибо ты и военачальник, и удостоен консульского облачения. Тебе следовало бы посмотреть, что был ты прежде и чем стал теперь; какая прежде была бедность и какое теперь изобилие; какие носил ты одежды, пока не перешел чрез Истр, и какие носишь ныне. Так посмотри, сколь малы твои труды, и сколь велики твои почести, и не будь не благодарен к тем, которые почтили тебя». Такими речами вселенский учитель связал уста Гайны и принудил его замолчать. По прошествии некоторого времени, этот варвар обнаружил давно задуманную тиранию и, собрав во Фракии войско, произвел весьма много грабительств и опустошений. Узнав об этом, все упали духом — и начальствующие, и подчиненные; так что никто не хотел ни идти против него войною, ни безбоязненно ехать к нему посланником: ибо каждый угадывал намерения варвара.