Страница 12 из 13
Ты не знаешь, конечно. Сколько там тебе лет было то? Но все газетенки России облагораживали дудаевцев, представляли их бескорыстными борцами за светлое будущее чеченского народа, а те, кто был против, обзывались марионетками, у которых новая власть «отбирает кормушки».
Когда начались митинги… Ну, там их оппозиция суетилась, Москва ни одним словом не откликнулась на ситуацию в республике, но зато Дудаев вслух, громогласно сказал, что он разговаривал с Ельциным, и тот якобы пообещал ему два полка МВД, чтобы те разогнали митингующих. И прикинь, Москва не опровергла его слова, вообще никак не отреагировала. Просто тишина. Все.
Максим замолчал, низко наклонив голову и внимательно разглядывая свои берцы, будто мог там что-то увидеть, способное опровергнуть его высказывания или подтвердить их. Я вообще притих, плохо понимая, как себя вести. Беседу поддержать или, первая мысль была все же верна, просто выслушать. Однозначно, несмотря на секретность вокруг их личностей, инструктор выше меня по званию. Хлопнуть его по плечу, сказать, забей, парень, сколько времени прошло, никак не могу. Да и вообще. Ему даже по возрасту сейчас около сорока, не меньше. Неуважение будет с моей стороны. И это не считая того, насколько мой опыт отличается от его опыта.
– А! Да… Еще один момент… В сентябре 1992 господин Дудаев полетел в Боснию. Миротворцы арестовали его самолет, набитый оружием и вооруженными людьми. Кажется, все – избавились от сепаратистов, можно что-то делать в республике. Бери его готовенького. Но нет, господин Ельцин позвонил туда, и самолет сняли с ареста, а всех этих товарищей отпустили обратно домой. Прикинь?
Знаешь, сколько за полгода первой чеченской кампании было продано единиц летательной техники? Вертолеты, самолеты. Сотнями! А следом высокие чины в Грозном выступали на их телевидении, заявляя, что сбито 300 самолетов и вертолетов противника. Ну, то есть нас. Мы же противником считались. Они просто-напросто прикрывали факт списания и продажи нашей летательной техники. Соображаешь? Наши «бабки» отмывали, а те прикрывали. Не сложно сопоставить одно к другому.
Но тогда мы ещё особо не понимали. Мне повезло попасть под командование Рохлина.
В сам Грозный мы должны были входить с востока, а пошли с северо-востока. Старались продвигаться там, где нас меньше всего ждали. Строго под прикрытием артиллерии, а не кавалерийским наскоком, как это делали другие группировки, наступавшие на Грозный. Потому что информация «сливалась» Дудаеву за пять минут. Нашими же и «сливалась». Поэтому мы сведения подавали одни, а поступали совсем по-другому.
В результате, когда начались серьезные бои, только у нас, по сути, сохранилась связь с тылами и полноценное управление. Уже в городе, к нам стали прибиваться подразделения из других группировок. Нашему, рохлинскому штабу было передано управление всеми силами, штурмовавшими Грозный.
То, что там происходило, не просчеты командования, а что-то несусветное. Почему для участия в операции привели неукомплектованные части? Каким чудовищным образом их доукомплектовывали! К примеру, присылали к танкистам каких-то моряков, поваров. Логично разве? Правильно? Профессионально? Да хрен там! Костяк разведбата нашего корпуса составляли люди, служившие в ГДР. Приблизительно представляешь степень их готовности к военным действиям? Нулевая! Там они привыкли к комфорту, а тут их ждали бесконечные полигоны. Не все смогли перестроиться. Да и не все хотели, если честно. Мы прибыли, по сути, в разгар партизанской войны. Задачей нашего подразделения были ежедневные выезды на обнаружение и уничтожение бандформирований, складов с оружием, припасами, розыск полевых командиров, которые скрывались в горах, в населенных пунктах, да и в самом Грозном, они ведь далеко не уходили, они всегда были там, просто возникала трудность выявить их, где они находятся. Каждый день мы все равно делали это и несли сопутствующие потери. Первая потеря – наш водитель. Он с двумя офицерами выехал на рынок города Грозного. Их всех вместе убили выстрелами в затылок. Прямо на рынке, среди бела дня, при всем народе.
Знаешь, как? Они остановились возле центрального рынка, машина стояла на дороге. Офицеры вышли вдвоем… Тоже, конечно, нарушили инструкцию, совершили глупость: никогда нельзя поворачиваться спиной, запомни. Всегда нужно стоять, как минимум, спина к спине. Вдвоем подошли к торговым рядам. Из толпы появились два человека, подошли к ним сзади, приставили к затылкам пистолеты и сделали два выстрела одновременно. Не спеша, прямо там, сняли с них разгрузки, оружие, обыскали, забрали документы – короче, все, что у них было. И на фоне всего происходящего, представляешь, торговля шла, как ни в чем не бывало, ничего не остановилось…
А потом друга моего, товарища… Пятнадцатилетняя девочка вязальной спицей. Прикинь? Подошла и под броник засадила, под мышку…
Вот так вот. А для наших верхушек все это было ради того, чтоб списать вооружение, сворованное и проданное при выводе войск из Восточной Германии. Понял? Масштабы представляешь? Вот эти масштабы надо было хорошо спрятать некоторым людям. Что может быть лучше войны в этом случае? И ещё… Опять же, спустя время понял, как «удачно» вся ситуация на Кавказе возникла к тому моменту, когда Союз решили уничтожить, развалить его.
Но мы все равно выполняли долг перед Родиной. Иначе-то никак.
А закончилось все… Встретились, поговорили, руки пожали тем, у кого они по локоть в крови и все. Итог – заключённые за одним столом соглашения. Это, как раз было 31 августа 1996 года. Мы эти соглашения восприняли как предательство. Месяц-другой – и все можно было закрыть окончательно, как произошло позже, во вторую кампанию. Если первая война была вялотекущей, то во второй боевиков реально выгнали в короткие сроки навсегда. Им деваться было некуда – их выбили практически со всех направлений. Граница с Грузией была закрыта, и нам оставалось либо брать их в плен, либо добивать. А тогда, в 1996, нас просто увели приказом. Возмущения на этот счет, и среди солдат, и среди офицеров, и среди генералов было достаточно много. А что толку то… Все же понимали, это как если бы во время Второй мировой Жукову сказали не входить в Берлин, так как мы договорились с Гитлером.
Максим снова замолчал. Несмотря на то, что прошло уже почти двадцать лет, он, похоже, помнил все события, будто они вчера приключились. И вот в тот момент я осознал, почему с первого дня выделял его среди остальных. Он действительно помнил, а потому знал, как правильно. Оно ведь если чуть расслабился, забыл свой опыт, особенно когда он плохой, тяжёлый, можешь рассчитывать на новый круг. Всегда это происходит. Нельзя забывать, иначе так и будешь оказываться в отправной точке. Или события будут снова возвращаться.
– Ладно. Что – то я… лишнее, наверное.
Он поднялся с камня и пошел. Не сказав ничего на прощанье. Я стоял идиот идиотом.
Вот сейчас, топая по двору к подъезду дома, где меня ждали чужие люди и чужая жизнь, которую за свою принять никак не мог, мне вспомнилась та ситуация. Почему? Да потому что по всей логике вещей для демонов нет ничего прекраснее, чем события, о которых говорил инструктор. По крайней мере, сама же Наталья Никаноровна о том рассуждала не единожды. Грязь, кровь, смерть, человеческие грехи на переднем плане. А мой поступок, выходит, их, эти события, обнулил, вычеркнул, как факт. Значит, со всех точек зрения, я сделал совсем не то, что они, дьявольские сущности, хотели. Соответственно… Соответственно, чего это меня на книге заклинило? Почему я решил, будто она и есть камень преткновения. Не-е-е-е-ет… Опять все слишком наглядно. Мол, вот Ваня, смотри. Сюда смотри, куда тебе показывают. Эх… размышлять можно сколько угодно, но пока я сижу здесь, вариантов, на самом деле, тысяча. Отдал – не отдал. Тихонову – Берии. Левой рукой – правой рукой. Опять гадаю на кофейной гуще. Так и умом можно тронуться.