Мост самоубийц

– В квартире все намного лучше. И совсем нет запаха.

Она отперла дверь. Мы вошли и оказались в просторной прихожей. Наверное, архитектурным замыслом она тут не предполагалась. Тот, кто выкупил дом, просто разделил большую залу стенами. Одна из таких новых стен отгораживала вход от остального пространства. У нее примостился небольшой шкаф, а рядом с ним стояло огромное напольное зеркало, в котором мы с Сашей отразились в полный рост.

Квартира напоминала студию и была максимально открыта. Напротив входной двери располагались два высоких окна, перед которыми стоял довольно низкий гостевой диван ярко-желтого цвета. Спинка его причудливо загибалась, как у ракушки. Я вспомнила, что Полина была дизайнером, и поняла, что диван наверняка жутко дорогой и выбран хозяйкой из какого-нибудь брендового каталога на выставке в Милане. Несмотря на его подчеркнуто современный вид, он отлично был вписан в обстановку. Особенно хорошо смотрелись на его фоне нежные тюлевые занавески в мелкий бледно-голубой цветочек.

«Вот почему люди нанимают дизайнеров», – подумала я. Надо будет и мне обновить свою квартиру. Позже, когда дело будет окончено.

– Квартира – произведение искусства, – сказала я. Саша провела меня дальше, и я увидела, что гостиная плавно перетекает в небольшую светлую кухню.

– Все здесь – Полиных рук дело. Она обожала это место. Знаешь, папа купил квартиру сразу, как только осмотрел ее в первый раз. Он всегда говорил, что она просто создана для Поли.

– Вас это не задевало? – не удержалась я.

– Ничуть. Я не люблю такие открытые пространства, студии и прочие архитектурные изыски. Мне по душе классика, – девушка даже слегка рассмеялась, – чтобы каждая комната была за своей дверью, а ванна располагалась не в бывшей комнате для слуг, а там, где ее задумал архитектор.

– Понимаю. – В душе я была согласна с Сашей. Но квартира Полины все равно вызывала у меня искренний восторг.

– Это жилье художника. Им Поля и была. Что вы хотите осмотреть?

Вопрос почти застал меня врасплох. Я поймала себя на мысли, что нахожусь в этом доме скорее на экскурсии, а не на работе. Пора было вспомнить о своих профессиональных обязанностях. Я натянула перчатки и осмотрелась вокруг.

Аккуратная комната, все убрано. Нет ни грязной посуды, ни скомканного белья, ни валяющихся бумаг или книг.

– Тут после смерти Полины кто-то убрался? – спросила я.

– Нет. Полиция все осмотрела, следователь велел ничего не трогать пока.

– Но дверь не опечатана, а значит, расследование окончено, – заметила я.

– Говорю же, они заключили, что это самоубийство. Что им еще тут делать?

Я прошла по всей квартире и заглянула в спальню – единственную комнату, куда вела отдельная дверь. Спальня оказалась совсем маленькой. Тут едва поместилась кровать и небольшой прикроватный столик. Все было прибрано, как в гостинице.

– Поля шутила, что тут раньше была каморка для хранения шляп. Но ей нравилось спать в маленькой комнате.

– Саша, твоя сестра всегда была такой чистюлей? Я имею в виду, что в квартире идеальный порядок.

– Ну, – Саша замялась, – Полина, конечно, не любила беспорядок. Но какого-то особого фанатизма я за ней не замечала.

Мысленно я вздохнула, но вслух ничего не сказала. Идеальный порядок мог говорить о том, что человек готовился к уходу из жизни и не хотел оставлять после себя неприбранный дом.

– Придется полазить по шкафам, – предупредила я. Саша согласно кивнула.

В гостиной у окна стоял огромный письменный стол. За ним хозяйка не только работала на ноутбуке, но и рисовала. Я просмотрела бегло стопку бумаг в лотке – это были наброски, эскизы и несколько договоров. В большом органайзере карандаши и маркеры расставлены строго по цвету. Обсессивно-компульсивное расстройство или простая причуда аккуратистки?

Из трех ящиков стола два занимали папки с проектами, а один был почти пуст. В нем лежали пухлая общая тетрадь и несколько отточенных карандашей. Я вытащила тетрадь и пролистала ее. На каждой странице были подклеены чеки. Очевидно, Полина вела подробный учет своих расходов. Последняя заполненная страница была датирована сентябрем. Я прочитала чеки и сфотографировала их на телефон.

– Вы можете взять тетрадь, если вам нужно, – предложила Саша, глядя, как я пальцами увеличиваю картинку на экране. Я покачала головой:

– Если впоследствии окажется, что это улика, она должна быть здесь.

– А это улика?

– Никогда не угадаешь, что в конечном счете окажется важным. Ты знаешь пароль от ноутбука?

Саша открыла крышку устройства.

– Он наверняка без пароля. Насколько я помню, она его не устанавливала.

– Почему?

– Жила одна и не любила лишней возни… ой…

Экран мигал, требуя ввода пароля.

– Странно. Я точно помню, как она говорила: «Мне нечего скрывать. Зачем устанавливать пароль?» – удивилась Саша.

– Возможно, появилось что-то, что она хотела скрыть.

– Что же делать? Думаешь, там что-то важное?

Я пожала плечами:

– Возможно. Но надо узнать наверняка. Какой у нее может быть пароль?

– Понятия не имею.

– Подумай. – Я села за стол и подтянула к себе ноутбук Полины. – Ты же знала ее лучше всех.

– В этом я уже не уверена. – В голосе Саши послышалась легкая обида. Я уцепилась за эти слова.

– Что ты имеешь в виду?

– От меня у нее никогда не было секретов. А в этой квартире в основном бывала только я. Значит, она хотела что-то скрыть от меня.

– Не обязательно. Если смерть твоей сестры не была случайной, пароль может означать, что у нее были секреты от кого-то еще.

– И ее могли убить из-за этого секрета?

– Все может быть. Сконцентрируйся на пароле. Она нигде его не записывала?

– Нет. Во всяком случае, я о таком не знаю. – Саша взяла второй стул с пухлой бледно-розовой подушкой, придвинула его к столу и села рядом со мной.

– Интересно, – пробормотала я.

Саша вопросительно на меня посмотрела. Я объяснила:

– Когда человек хочет добровольно уйти из жизни, он к этому событию как-то готовится. Оставляет родным объяснение, если у него хорошие отношения с семьей. Закрывает долги. И оставляет пароли от аккаунтов. В последнее время все самоубийцы, с которыми мне приходилось иметь дело, поступали именно так. Но у нас ни записки, ни объяснения, ни открытого доступа.

– Я знала, что она не покончила с собой! – воскликнула Саша.

– Не спеши. Иногда дело в обычной забывчивости или депрессии. Это просто факты в копилку твоей теории.

– Как же найти пароль?

– Какой пароль у тебя? – спросила я. Саша от неожиданности даже приоткрыла рот, блеснув влажным рядом идеальных зубов.

– А причем тут я?

– Ну, ответь.

– У меня – телефонный номер родительской квартиры. Я всегда его использую. Знаю, что пароли везде должны быть разными, но…

– Но в твоей жизни столько служб требуют заводить пароли, что каждый раз генерировать новые просто нереально, – кивнула я. – Но дело не в этом. Твой пароль – это что-то личное, так? Мало кто берет эти вещи с потолка. Скорее всего, у Полины пароль на ноутбуке тоже связан с чем-то дорогим ей. Каким-то важным воспоминанием или важной вещью. Подумай, что бы это могло быть?

Саша зажмурилась, словно пытаясь выдавить из своей головы нужную информацию.

– Телефон родителей?

Саша продиктовала номер, но он не подошел. Мы перебрали еще несколько очевидных вариантов – даты рождений близких, имя Алексея в различных вариациях, кличку старого пса.

– Нет, – вздохнула я, – Полина была творческим человеком. Ее пароль тоже должен быть творческим. Она бы не стала использовать такие банальные варианты.

Откинувшись в кресле, я начала рассматривать расписанный потолок.

– А еще пароль должен быть известен тебе. Или, по крайней мере, ты должна суметь его вычислить.

– Почему? – удивилась Саша.

– Родители уехали. Вы здесь одни. Самые близкие друг другу люди. В случае чего-то экстренного, Полина должна была предусмотреть для тебя возможность добраться до ее компьютера, аккаунтов, банковского счета… Почему на потолке написано Аркадия? – Мой вопрос прозвучал неожиданно, но я внезапно поняла, что смотрю на вписанные в облака причудливые буквы.