Все наши разницы

– Дмитрий, Ксения, Ярослав! – окликнула я, немного занервничав от столь неуместной сцены. – Звонок прозвенел, отложите личные дела до возвращения домой. Вам самим не кажется, что в стенах вуза не любое поведение допустимо?

Жуковский соизволил обернуться, но даже палец от бедра девушки не убрал.

– Не надо завидовать, Анна Андреевна. Мы ведь не сексом тут занимаемся, чтобы вы с ума сходили, – выдал этот негодяй и добавил как ни в чем не бывало: – Здрасьте.

Я медленно вдохнула. Да-да, сюда собрали худших представителей рода человеческого, и если у них есть предводитель, так вот он как раз передо мной – Дмитрий Жуковский. Всегда какой-то хладнокровный и непоколебимый, но как что вякнет – хоть стой, хоть падай. Понятно, что его родители не из простых, вот и избаловали отпрыска до безобразия. Не ведут себя так люди, которых хоть изредка ставят на место! Смышленый, сообразительный, явно пришел к нам после какой-нибудь элитной школы, одевается как подиумная модель – или его наряжают специально нанятые дизайнеры. Это сложно объяснить: никакой вычурности в его одежде нет, но она необъяснимым образом делает и без того довольно симпатичного парня каким-то слепленным профессионалами айдолом. Даже потертые джинсы и растянутые футболки сидят на нем так, будто специально подбирались из миллиона моделей. Русые волосы, немного вьющиеся и всегда лежащие в хорошо продуманном беспорядке. Глаза, кажется, зелено-карие, или что-то из неопределяемых оттенков. Полные губы, немного выступающий подбородок. Не назову его исключительным красавчиком, как-то совсем мимо моих представлений о настоящей мужественности, но когда улыбается, то преображается до неузнаваемости. Хотя на улыбки Дмитрий чрезвычайно скуп – вот одногруппницы и лезут из кожи вон, лишь бы заставить его обнажить эти безупречные отбеленные зубы. Будь моя воля, избавилась бы от него первым, остальные в сравнении терпимы.

Но я держала спокойную интонацию, не позволяя настоящему отношению хоть чем-то проявиться:

– Здравствуйте, Дмитрий. Напоминаю, мы сейчас находимся в высшем учебном заведении, поэтому о правилах приличия не забываем. Итак, занимайте места, начинаем занятие.

Отыграла на все сто, не придраться! Но похвалить себя не успела, поскольку это хамло еще свое выступление не закончило. Дмитрий вскинул левую руку, грубо схватил Ксению за подбородок, наклонился к ней и поцеловал. Отвратительно так поцеловал, бесстыдно, этим засосом издеваясь сразу над всеми зрителями. Через секунду отпустил, безразлично глянул на меня и только после пошел к своему месту. Ясно, что я в этом шоу должна была прочитать какое-то послание, но какое? «Я буду творить, что захочу!» или «Лопни теперь от злости, воспитательница хренова»?

Пока я недоумевала, Ксения заверещала во весь голос:

– Димон, ты охренел? Ты что творишь?

И с задней парты раздался почти рык:

– Димон, какого черта ты трогаешь мою девушку?!

Я неуместно хмыкнула. Видимо, Ксения Дробыш встречается с Антоном Васильевым. Тогда он немного поздно спохватился: то есть до этого поцелуя его все устраивало, или он действительно не видел, что происходило? Или же не хотел связываться с этим отмороженным щенком из-за какого-то там пальца под юбкой любимой? Жуковский равнодушно показал одногруппнику средний палец и будто разрешил всем присутствующим:

– Теперь начинаем слушать про ценные бумаги.

Я схватила ртом воздух и вовремя отвернулась к доске, чтобы взять себя в руки. А что еще делать, кроме как проигнорировать? Бежать в деканат и катать заявление о неприличном поведении? Можно, конечно, но на отчисление не тянет. А если этого беса не отчислят, то до конца года он меня живьем сожрет.

Зато на лекции в кои-то веки никто не перебивал – и на том спасибо. Поэтому я рассказывала материал, а проклятия орала молча, иногда спотыкаясь взглядом на Жуковском. На самом деле каждый преподаватель должен пережить самую худшую в своей карьере группу, чтобы все остальные студенты потом казались адекватными.

– Смерть Жуковскому, смерть гниде! Завернуть бы его в облигации, накрыть акциями и сжечь! – Я и сама не заметила, как снова завела ту же волынку.

Друзья, конечно же, внимательно слушали и готовились заново поддерживать. Но вдруг со стороны раздался голос:

– Жуковский? Как тот самый?

– Как поэт? – предположила я, пытаясь проявлять доброжелательность к девушке, которую мы больше никогда не увидим.

– Нет, как Юрий! – восторженно отозвалась она. – Ну тот, у кого завод по переработке и конструкторское бюро!

Я внимательнее посмотрела на Иру-Инну и покачала головой, неуверенно выдав:

– Возможно, его отец, отчество этого отморозка я не помню. Ты его знаешь?

Она в задумчивости надула свои объемные пельмешки, а потом призналась:

– Один раз видела на элитной вечеринке. Ох, знали бы вы, каким сложным путем я туда попала! Но мужик какой… Причем разведенный! У него сын есть – кажется, институт уже заканчивает. А этот – солидный, лощеный, денег куры не клюют… – Она зажмурилась счастливой кошкой, а финал ее речи стал неожиданностью: – Но, сука, не дается. Давайте уже коньячку закажем, а?

Мишаня поцокал языком. Дошло до местечкового мачо, что все его прекрасные телеса проигрывают в конкуренции с заводами-пароходами. Она за него полчаса назад замуж бы пошла, но если вдруг встретит побогаче, то с радостью променяет каменный пресс на такой же твердый кошелек. Юную девушку даже возраст обсуждаемого объекта не смутил, а тому должно быть хорошенько за сорок. Но почему-то в ее коротком рассказе несостыковок я не заметила. Если отец Дмитрия – крупный бизнесмен, то наскоком его каждая желающая не оседлает. Уж особенно такая силиконовая. Наверняка не того уровня птица, чтобы бросаться на любую согласную. Если воротила и женится во второй раз, то на лучшей из лучших, меркантильные пустышки пролетят мимо. Вот пусть мой закадычный друг и сделает выводы, как поступают люди, которые на самом деле себя уважают. А спать с каждой – это скорее об отсутствии брезгливости, чем о мужских победах. Но пока Мишаня сам до этой мысли не допрет, ему ничем не помочь.

Мы с Асей оставили странную парочку для выяснения несуществующих отношений и разъехались по домам. Услышанное о Юрии Жуковском сразу вылетело у меня из головы. Какая вообще разница, кто там отец этого избалованного придурка?

Глава 3

На субботний ужин к родителям можно и не ехать, но это всегда чревато последствиями. Сошлешься на занятость – они перенесут встречу на «удобное для всех время», которое уже точно будет всем неудобно. Скажешь о плохом самочувствии – соберут приготовленную еду в контейнеры и толпой примчатся куда угодно, чтобы «позаботиться о больном ребенке». На самом деле у меня замечательные родители. Не без недостатков, но у кого их нет? Они нам с сестрой с детства демонстрировали пример по-настоящему теплых отношений. И мозг выносили лишь в рамках настоящей заботы – подобным грешат даже самые идеальные люди.

В квартиру я вошла последней. Все уже расселись вокруг большого стола, мама заканчивала приготовления, а папа продолжал речь, которую начал еще до моего появления:

– Ну вот не подфартило нам с сыновьями! Мать, слышишь? Надо было третьего заводить, точно бы пацан получился!

Юлька отреагировала громким смехом.

– Началось! То есть нас с Аней тебе мало?

– Не мало, а даже как-то многовато, – отшутился отец. – Но вот немного жаль, что наша звучная фамилия канет в небытие. Крамские – это вам не какие-нибудь Сидоровы! Обидно, что фамилия гениального художника так и не передастся по наследству…

– Па-ап, так мы же не потомки того самого Крамского, – весело перебила сестра.

– А черт его знает. Может, через десятое колено и родня! Ты теперь вообще Бабых, тебе слова не давали, – отрезал он и глянул на Сергея: – Без обид, зятек, но старику можно говорить все, что в голову придет. Анька тоже замуж выскочит, и все – конец Крамским. Привет, дочурка! – Это он уже адресовал мне, не сделав ни малейшей паузы для перехода от одной мысли к другой.