Хроника Быховца

Хронист, если сам не принадлежал к верхушке феодалов Великого княжества, то был тесно связан с ней, во всяком случае он выступает энергичным защитником интересов именно этой части феодалов, хотя обычно говорит о шляхте вообще. С особенной силой стремление прославить аристократов Великого княжества отражено в рассказе о приеме великим князем Витовтом в Луцке германского императора Сигизмунда и других знатных гостей из Восточной и Центральной Европы. Согласно рассказу, император советовал Витовту, чтобы литовская шляхта взяла себе гербы у польской, уверяя, что такое заимствование приведет к установлению хороших отношений между обоими народами; при этом император ссылался на пример, когда принятие польской шляхтой гербов у шляхты чешской имело самые благие последствия. Однако литовские аристократы (а не вообще шляхта), к которым будто бы обратился Витовт, ответили, что польской шляхте был смысл брать гербы у чешской, потому что польская шляхта простого происхождения и ранее гербов не имела, тогда как предками литовской были римляне и свои гербы она принесла из Рима, а следовательно, ей брать гербы у кого бы то ни было нет смысла (стб. 527).

В самом выгодном свете показаны литовские аристократы во время войны с чехами, когда они, в первом случае, спасли короля Казимира от плена, а во втором помогли полякам одержать победу (стб. 546-549). Во время конфликта великого князя Александра с панами, когда паны не позволили великому князю отдать во временное пользование город Лиду «простому человеку», Дрозду, хронист очень определенно стоит на стороне панов (стб. 566, 567). Еще более отчетливо противником великого князя и сторонником аристократов выступает хронист при описании убийства князя Сигизмунда и смерти его сына князя Михаила.

С другой стороны, тот же хронист высказывал крайнее негодование по поводу того, что великий князь Сигизмунд будто бы хотел не только погубить весь шляхетский «рожай», но в то же время возвысить «мужичье сословие, собачью кровь» (стб. 533). Гнев автора тем более необоснован, что Сигизмунд никогда не намеревался стать «мужичьим» государем.

Существенным для характеристики автора является его принадлежность к православию. В целом ряде мест хроники рассыпаны замечания, которые мог сделать только православный. Так, хронист пишет, что Ягайло после переговоров с польскими представителями согласился принять «их латинскую веру» (стб. 509). Виленские жители не хотели креститься по католическому обряду (стб. 500). Князь Витовт сначала крестился по православному обряду и лишь позже по католическому (стб. 501). Очевидно, автор-католик опустил бы все это. В ряде случаев католические костелы названы церквами, что тоже для католиков недопустимо, так как они иногда и православные церкви называли костелами. Великий князь Ягайло, например, одарил виленский костел церковными вещами (стб. 509) и т. д. Автор подчеркнуто симпатизирует тем из литовских князей, которые приняли православие — об оценке автором князя Бориса Полоцкого уже сказано; князь Семен Михайлович Слуцкий назван «благоверным и христолюбивым» (стб. 566); так в хронике не назван ни один из великих князей литовских.

Подводя итоги этих наблюдений, можно сказать, что принадлежность составителя хроники к православию кажется безусловной. Очевидно, хронист не принадлежал к аристократам (едва ли кто-либо из панов занялся бы в то время составлением хроники), но был тесно связан с ними, в частности был близок к князю Семену Михайловичу Слуцкому. Описывая нападение татар в 1502 г. на Слуцк, хронист пишет, что этот князь увидел татар, скакавших по городу, убивавших и хватавших его жителей, когда он находился в замке в церкви святого Юрия. Очевидно, так мог написать человек, бывший рядом с князем. Дата смерти князя Семена Михайловича показана с очень большой точностью: «в 1504 году четырнадцатого ноября со среды на четверг» (стб. 566). Такого рода записи говорят о том, что они всего вероятнее были сделаны очень скоро после описываемых событий и что их сделал очевидец.

Православие хрониста, его желание возвысить Новогрудок нисколько не отражается на его отношениях к государственным интересам Великого княжества Литовского. Он всегда подчеркивает величие Литовского государства, стремительный рост его территории, ум, смелость, политическую проницательность великих князей литовских. В особенности высоко оценивает хронист князей Гедимина, Ольгерда и Кейстута.

По мнению почти всех исследователей, хроника была написана в середине XVI в. Это положение у отдельных авторов уточняется или растягивается на неопределенное время. И. Тихомиров считал, что определить время ее составления можно лишь приблизительно, но в общем в XVI в.[51] По мнению В. Б. Антоновича, хроника была создана в XVI в.[52] М. Д. Приселков считал, что хроника была написана во второй половине XVI в., однако до заключения Люблинской унии[53], т. е. в промежутке от 1550 до 1569 гг. По данным В. Т. Пашуто ее создали во время Ливонской войны[54] (продолжавшейся с 1558 по 1583 г.).

Наиболее определенно время создания хроники назвал А. Прохаска — 1550 г.[55]

В какой-то мере время, когда хроника была переписана латинскими буквами, можно определить по филиграням, однако Нарбут (на основании записей которого только и можно сделать такое заключение) дал разноречивое описание: в 1838 г. он писал, что на одних листах книжный знак представляет собой рыбу в красивой рамке, а на других — круг, разделенный на четыре части, тогда как по данным 1846 г. на одной стороне листа изображен карась, а на другой — буквы GG (см. выше). У Тромонина есть знак, подобный тому, который описан в издании 1846 г.: окружность, внутри которой находится карась, а над ним буквы GG. Знак этот имеется на бумаге, на которой отпечатано Виленское евангелие 1575 г.[56] При неточности описания Нарбута можно принять (условно), что знаки, описанные им в 1846 г., и знак Тромонина совпадают, а если так, то хроника Быховца была в последний раз переписана примерно тогда же, когда печаталось Евангелие, т. е. в 70-е годы XVI в. Но кириллицей рукопись была написана значительно раньше. Отсутствие начала и конца, а также отдельных строк в середине говорит о том, что во время переписи польскими буквами она была сильно потрепана. Это может служить доказательством того, что оригинал был написан задолго до 70-х годов, едва ли ранее середины XVI в. Косвенным доказательством того, что хроника Быховца написана до 1565 г., является упоминание в ней (стб. 478) поветов Ейшишского и Гровжишского, не существовавших после административной реформы 1565-1566 гг[57].

Перевод сделан по тексту, содержащемуся в томе XVII Полного Собрания Русских Летописей, сверяя с текстом Нарбута. Названия городов и личных имен, которые в разных местах Хроники даются по разному, унифицированы. Приписки, сделанные на первых девяти страницах рукописи на польском языке, опущены. В тех случаях, когда рассказ начинается со слов «в лето» и назван год, когда произошло это событие, год вынесен на поля. Вынесены на поля также отметки о листах, хотя это (как уже было оговорено) указаны не листы, а страницы рукописи. Слова, написанные с ошибками, которые искажают текст или делают непонятным смысл предложения, исправлены, о чем под строкой сделаны примечания. Слова, взятые в квадратные скобки, добавлены переводчиком. Комментарии содержат справки преимущественно географического порядка; справки о географических названиях даются только при первом упоминании в них.

В тексте встречаются такие обороты: «И господствуя великому князю Миндовгу в Новогрудке» (стб. 481), «И затем вышереченное княже Пилемон» (стб. 475) и т. д. Перевод таких предложений сделан применительно к современному строю русского языка либо деепричастным оборотом, либо сложноподчиненным предложением. Например, «И князь великий Миндовг, господствуя в Новогрудке», «И затем вышеупомянутый князь Палемон» и т. д.

51

И. Тихомиров. О составе западнорусских, так называемых литовских летописей. ЖМНП, 1901, № 3, стр. 27.

52

В. Б. Антонович. Монографии по истории Западной и Юго-Западной России, стр. 14.

53

М. Д. Приселков. Летописание Западной Белоруссии и Западной Украины. "Уч. зап. Ленингр. гос. ун-та, серия истор.", вып. 7, Л., 1941, стр. 20.

54

В. Т. Пашуто. Образование Литовского государства, стр. 70.

55

А. Prochaska. Z powodu wydawnictwa latopisow litewskich, «Przeglad historyczny», t. XII, zesz. I. Warszawa, 1911, str. 116.

56

К. Тромонин. Изъяснение знаков, видимых на писчей бумаге. М., 1844, № 1584.

57

M. К. Любавский. Очерки истории Литовско-Русского государства до Люблинской унии включительно, стр. 269.