Чудеса Индии

Мне говорили, что жители Фансура, Ламери, Калы, Каколы, Сенфина и окружающих стран занимаются людоедством, но едят они исключительно своих врагов из неприязни к ним, а не по причине голода. Человеческое мясо они нарезают ломтями, приготовляют его всевозможными способами и едят с вином как лакомство.

Когда корабли пристают к островам Ладжабалуса[154] — эти острова многочисленны и тянутся на восемьдесят фарсахов, — жители выходят к приезжим и покупают у них товары, [и товары надо передавать] из рук в руки. Если дать туземцу какой-нибудь предмет, прежде чем он даст взамен что-нибудь другое, — он убегает с этой вещью, и ее невозможно вернуть обратно. Иногда на эти берега попадает мужчина или женщина с разбитого судна; если этому путешественнику удалось спасти что-нибудь из денег или платья и если он держит это при себе, не выпуская из рук, туземцы не отбирают у него ничего, что бы он ни держал; они ничего не берут из рук человека, случайно попавшего к ним. Напротив, они поселяют его в каком-нибудь доме и кормят тем же, что едят сами. Никто из хозяев не станет есть, прежде чем не накормит своего гостя; и едят они только объедки этого чужестранца. Так продолжается, пока не причалит к ним судно. Тогда туземцы ведут гостя на корабль и говорят приехавшим: «Возьмите его от нас и дайте нам что-нибудь взамен». И приезжие волей-неволей выкупают потерпевшего крушение. Иногда на остров попадает человек умный; он прислуживает туземцам, плетет веревки и выменивает их на амбру. Таким образом он зарабатывает до приезда судов, и пребывание на острове позволяет ему кое-что собрать.

Путешественник, побывавший в Индии, рассказывал мне, что самые прекрасные драгоценности и редкие алмазы добываются в стране Кашмир. Есть там долина, расположенная между двумя горами; в ней постоянно горит огонь — днем и ночью, зимой и летом. Только беднейшие из индусов ходят туда за алмазами; никто, кроме них, не отваживается проникать в эти опасные места. Собирается отряд храбрецов и направляется к долине; там они закалывают тощих овец, режут их на части, кладут на чашку метательной машины и сбрасывают в долину, кусок за куском. Приблизиться к этому месту совершенно невозможно по нескольким причинам: во-первых, этому препятствует жар пламени, а во-вторых, около огня в огромном количестве кишат змеи и всякие другие гады, которые не замедлили бы погубить смельчака. На разбросанные по долине куски мяса слетается множество орлов; если кусок падает далеко от огня, орел хватает его и подымает вверх. Люди при виде этого следуют за птицей, куда бы она ни полетела. Иногда алмазы падают с мяса на лету, а иногда орел куда-нибудь спускается, тогда охотники находят алмазы в том месте, где орел съел добычу. Если мясо падает в огонь, оно сгорает; если орел, опускаясь за этим куском мяса, подлетает слишком близко к огню, он также сгорает дотла. А иногда случается, что птица успевает схватить кусок, прежде чем он упадет на землю. Вот каким образом добываются эти алмазы; люди, собирающие их, большей частью погибают либо от змей, либо от огня. Местные цари — большие любители алмазов; они всячески стремятся их приобретать и стараются набрать побольше искателей алмазов. За такими искателями установлен строгий надзор, а причина тому — великолепие и высокая ценность этих камней.

Рассказал мне капитан Исмаилуйя:

«Когда я в триста семнадцатом году[155] плыл из Калы в Оман, мне довелось пережить столько чудесного, сколько до меня не переживал ни один капитан. По дороге из Калы мне встретилось семьдесят разбойничьих судов; я бился с ними три дня сряду, сжег большое число кораблей, перебил многих разбойников, а сам спасся. Через сорок один день после отъезда из Калы я причалил к арабскому берегу, то есть к Шихр аль-Любану[156]. В качестве десятинной пошлины, наложенной на мои товары, оманский правитель взял себе шестьсот тысяч динаров. Из этой же пошлины и из других денег он сделал нашим людям щедрый подарок ценой, пожалуй, в сто тысяч динаров. И все это, не считая тех товаров, которые удалось скрыть так, что их не обнаружили и не взыскали за них пошлину. Эти три происшествия случились со мной в один переезд; никому еще не доводилось переживать по пути из Калы таких приключений, ни в одно путешествие, ни в несколько».

Рассказал мне оманский врач аль-Белуджи.

«Однажды я был в ат-Тизе[157], куда мое судно попало случайно. Мы причалили к берегу, разгрузили корабль и стали ждать попутного ветра. Однажды к нам явилась женщина высокого роста, с красивым лицом и прекрасным сложением; ее сопровождал старик, белоголовый и седобородый, слабый и худой. “Жалуюсь вам на этого старика, — обратилась к нам женщина, — он предъявляет ко мне чрезмерные требования, которые я не могу удовлетворить”. Мы стали просить за нее и наконец уговорили старика, что хватит с него двух раз днем и двух раз ночью. Но через несколько дней женщина возвратилась к нам с той же жалобой. “Послушай, человек, — сказали мы старику, — дело твое удивляет нас...[158] [Расскажи нам] свою историю”.

“В таком-то году, — ответил старик, — я уехал на корабле, принадлежавшем такому-то. Судно потерпело крушение, но я спасся на рее с некоторыми из моих спутников. Мы попали на какой-то остров и оставались там несколько дней без еды, так что чуть не умерли с голоду. Однажды волны выбросили на берег дохлую рыбу. Мои товарищи отказались есть ее, так как боялись, что она чем-нибудь отравлена, но я испытывал такие страдания, что не побоялся этого. “Если я умру, то найду покой, — говорил я себе, — а если останусь в живых, то лишний раз наемся”. Поэтому я поднял рыбу, несмотря на уговоры моих товарищей, и стал пожирать ее сырой. Но едва лишь мясо попало мне в желудок, точно огонь зажегся у меня в спине и разлился горящим столбом по всему хребту. Пламя распространилось по моему телу и с тех пор не дает мне покоя. В таком состоянии я нахожусь по сей день”. А с того времени, как старик съел эту рыбу, прошло уже много лет».

Мы упоминали...[159].

Выше мы привели рассказ про Исмаилуйю ибн Ибрагима ибн Мирдаса. Мне говорили, что в триста семнадцатом году[160] он действительно приехал из Калы в Оман, но путешествие это продолжалось сорок восемь дней. В этом же году из Серендиба приехал некто Каван; это на его корабль, а не на корабль Исмаилуйи была наложена пошлина в шестьсот тысяч динаров.

Со слов этого Кавана мне передавали следующий рассказ:

«Когда я был в Ханфу, багбур, царь Китая, привел меня однажды в сад, простиравшийся на двадцать джарибов[161]. Там росли нарциссы, левкои, анемоны, розы и всякие другие цветы, и я удивлялся, видя, что и зимние и летние цветы цветут одновременно в одном и том же саду. “Как тебе это нравится?” — спросил меня царь. — “Все, что я видел до сих пор чудесного и прекрасного, не может с этим сравниться”, — ответил я. — “Все, что ты видишь, — сказал царь, — все деревья и цветы сделаны из шелка”. При этих словах я присмотрелся и, действительно, увидел, что и листья и цветы сплетены, сшиты, связаны из китайского шелка. Но глядя на них, никто бы не усомнился, что это настоящие деревья и живые цветы».

В Андамане Великом[162] есть большой золотой храм. В нем находится гробница, которую особенно почитают туземцы, они и этот золотой храм возвели из благоговения к ней. Жители обоих островов ездят на поклонение к этой гробнице. Они называют ее могилой Сулеймана, сына Давида, — мир им обоим! Сулейман будто просил всемогущего и великого бога поместить его могилу в такое место, где люди нашего времени не могли бы ее найти. Аллах всевышний избрал для этого Андаман и поместил туда могилу Сулеймана. Никто из побывавших на том острове не возвращался к нам назад. Я слышал от одного путешественника, ездившего в Страны Золота, будто в Сенфине он видел человека, который когда-то попал в Андаман с другими моряками. Всех его товарищей островитяне съели; спасся только он один, и от него-то и дошел до нас этот рассказ.