Каверна

В назначенный день, в назначенный час: Я, Сука и Брат, приехали на такси к воротам базы. Прошли через проходную и направились к административному зданию.

Стояла золотая осень. Тёплый октябрьский день. Солнце косыми лучами играло в опадавшей листве. Редкий ветерок крутил несколько листиков по асфальту. В такую погоду хорошо гулять по лесу, а не щекотать нервы по скокам.

Мы вошли в полумрак подъезда и спустились ниже в подсобное помещение. Эту подсобку нашёл Жир, когда делал последнюю закупку. В ней не было света, пахло сыростью и пылью, и было ясно, что ей здесь не пользуются.

Дверь оставили приоткрытой, чтобы был хоть какой-то источник света. Сука снял кашемировое пальто, под которым была вся амуниция, и передал мне. Я надел пальто поверх кожаной куртки. Из кобуры у него торчала чёрная ручка «ТТ», а из кармана имитатора бронежилета рация, настроенная на нерабочую волну. Рация шипением создавала фон, и не оставалось никаких сомнений, что перед вами настоящий инкассатор.

У Брата был «ПСМ» с глушителем, у меня «Беретта».

План был такой: без десяти минут пять в офис поднимается Брат. Он заводит разговор с сотрудниками и садится за стол изучать прайс-лист. Через полминуты поднимается инкассатор, в руке держит инкассаторскую сумку. Он проходит в помещение кассы и добивается открытия сейфа. Через полминуты за инкассатором, поднимаюсь я.

Мы стояли в темноте подсобки, тихо переговаривались, дожидаясь лихой минуты. Я контролировал время, посматривая на часы. Стрелки медленно шли, как будто нарочно, давали адреналину перекипеть в нас.

– Брат, пошёл.

Дверь подсобки открылась со скрипом, осветив набросанный хлам… и снова стало темно. Я подставил часы под полоску света, пробивавшуюся из щели, и продолжал наблюдать за секундной стрелкой.

– Сука, пошёл.

Прошло ещё тридцать секунд. Я вышел из подсобки и начал подниматься по лестнице. На пролёте второго этажа я разминулся с усатым мужиком, который посмотрел так, будто обо всём догадался. «Показалось», – прогнал я измену и дошёл до двери офиса. В конце коридора стоял охранник и разговаривал с напарником. Он замолчал, увидев меня, но спросить что-либо не решился.

Я зашёл в офис. За столом, в глубине помещения, сидел Брат и смотрел какие-то бумаги. Дверь в кассу была открыта (это был знак). Я закрыл офисную дверь на замок. При этом поднялся Брат, в руках у него появился пистолет. Я выхватил свой и объявил, что это ограбление.

Пока я обошёл помещение, обрывая телефоны и лазая по столам, работницы офиса, не веря глазам, удивлённо смотрели на нас. Особенно привело их в замешательство, что мы оказались вместе и заодно.

Когда я зашёл, закрыл дверь на замок и выхватил пистолет, они с открытыми ртами смотрели на меня. Но когда поднялся Брат с пистолетом, по залу прокатилось: «А-ах…» и женщины начали причитать. Брат говорил, чтобы сидели тихо, тогда ничего не будет.

Через минуту из кассы появился Сука с пузатой инкассаторской сумкой.

– Давай, – сказал он.

Я расстегнул спортивную сумку, он положил в неё инкассаторскую. Затем я скинул и передал ему пальто, он ловко накинул его и застегнулся – маскарад закончился. Работницы офиса были до последней степени напуганы этими манипуляциями. Мы быстро удалились.

Быстрым шагом мы спустились к выходу. Прошли вдоль стены по эстакаде, обогнули здание и побежали к забору базы в противоположной стороне от проходной. Там был лаз в воротах, куда подходила железнодорожная ветка (план отхода был продуман заранее). Мы пролезли в лаз, пробежали по шпалам метров триста и поднялись по лестнице, предусмотренной для сотрудников ремонтной бригады железной дороги, на Волгоградский проспект. Там нас поджидал Жир на «левой» шестёрке. Сука по ходу переключил рацию на рабочую волну и дал знать Жиру, что мы выходим. Жир ответил, что всё в порядке, он ждёт.

Фокус был в том, что база и подъезд к ней был в муниципальном округе Печатники. Следовательно, сигнал об ограблении приходил в местное отделение милиции, и первоначальный план-перехват начинался по этому муниципальному округу. А мы, поднявшись на Волгоградский проспект, оказывались в муниципальном округе Текстильщики.

Соловей стоял на перекрёстке в Печатниках, где была развилка дороги от базы. У него была третья рация, и он контролировал перекрёсток. Позднее Соловей рассказал, что спустя шесть минут, как услышал по рации команду: «выход», в сторону базы пронеслись два милицейских «форда» и «УАЗ».

Только спустя шесть минут, мы были далеко.

– И много вы подняли? – спросил Альба.

Читалось, что он не верит в мой рассказ.

– Что подняли, того уже нет.

– А восстановиться в академии не хочешь? – спросил Кала.

– Не знаю, посмотрим, – призадумался я. – Вряд ли меня восстановят.

– Почему?

– Большой срок прошёл, двенадцать лет почти. Да и потом репутацию я сильно подпортил.

– Тем, что тебя посадили?

– Да, и не только… был ещё первый звоночек в девяносто четвертом году.

Меня отчисляли тогда… Мы проживали в общежитии при академии втроём, со мной ещё Лёха Хапов с Богданки (район Нальчика, ул. им. Богдана Хмельницкого) и пятигорский пацан, Ланц погоняло.

Собрались на Новогодние каникулы домой. Лёха оставил в комнате своего приятеля, Кота. Кот, в свою очередь, оставил в комнате двух земляков-кабардинцев и сам тоже уехал. Кто знал, что так получится?

После праздника я получил телеграмму из деканата, что должен срочно вернуться в Москву. Вернувшись, я застал в комнате общежития Ланца, который так же прибыл по вызову, и Кота.

Ланц рассказал, что по приезду нашёл опечатанной дверь нашей комнаты. В тот же день его забрали в отделение милиции, где он провел три дня. Там его били толстенным уголовным кодексом по голове и вешали соучастие в умышленном убийстве с отягчающими обстоятельствами. Ланц похихикивал и не воспринимал всерьёз эту процедуру, из-за абсурдности ситуации.

Ему предъявили фотоматериалы с изображением головы и расчленённого тела. Это произвело сильное впечатление, и он, поняв всю серьёзность, взбунтовался. Дознаватели, поразмыслив, что так играть не сможет студент театральной академии, не то, что ветеринарной и, припомнив, что у парня алиби, выгнали Ланца из изолятора временного содержания (ИВС).

Далее рассказ продолжил Кот. Он поведал, что, оставив ключи от комнаты знакомому по Нальчику и его компаньону, удалился праздновать Новый год к любовнице на квартиру.

Тех приятелей объединяло тайное предприятие. Как потом оказалось, они приехали в столицу продать краденый антиквариат. Дав им инструкции – вести себя тихо и не ругаться с комендантшей, Кот отлучился на несколько дней.

Вернувшись после праздников, Кот застал знакомого в комнате, пьющего пиво. На вопрос – где компаньон, тот ответил – уехал. И спокойно предложил Коту пиво.

Вечером этого же дня в дверь постучали. Кот открыл. Комната наполнилась милицией и сотрудниками в гражданке. Комендантша показала на обоих и Кот повторил судьбу Ланца, с которым они и повстречались при выдворении из ИВС.

Дальше восстановили полную картину происшествия: Знакомый Кота, предварительно напоив или что-то подсыпав, задушил во сне компаньона подушкой. Затем решил скрыть преступление и расчленил труп охотничьим ножом. Не зная хорошо местности (поблизости со студенческим городком лесопарк «Кузьминки» с большим прудом), побросал останки в мусорный контейнер недалеко от общежития.

Мусорщики утром перегружали контейнеры в машину и нашли окровавленный шар, завёрнутый в наволочку. Позвонили куда следует и приехали кто следует. Перебрали все контейнеры и извлекли грудную клетку, руки, ноги и другие фрагменты тела. На наволочке нашли штемпель общежития МВА (Московская Ветеринарная Академия). Прошерстили все общаги и вышли на предполагаемого убийцу, пьющего пиво в нашей комнате.

Убийцей оказался студент юридического факультета, уже стажировавшийся как следователь. Он, конечно, предполагал, что знает, как замести следы, и не ожидал быстрой поимки.