Исчёрканная

– За деньги, – отрезала Иляна. Дёрнула на себя дверцу шкафа и принялась рыться, вытаскивая тряпки и замурзанные мягкие игрушки. – Вот! Смотри!

Она понизила голос, показалась из-за дверцы со свёртком и крайне загадочным видом. Подошла к Маргарите вплотную, быстро покосилась на дверь и протянула раскрытые ладони. На них, перевязанные шнурком, лежали купюры: тысячные и сотенные.

– Это с перепродажи железяк? – поразилась Маргарита, в жизни ничего не продавшая и не купившая с рук.

– Я ж говорю, железяки пока в минус. – Иляна прижала деньги к груди, потом снова нырнула за дверцу шкафа. Какое-то время повозилась, засунула обратно все простыни, платки и игрушки. – Я красила стулья в музее, разносила роллы в студгородке. И организовала доставку еды из «Магнита» общажникам. Ты бы знала, какие они ленивые жопы… И некоторые такие свиньи. Я даже не знаю, кто хуже. Хотя нет, знаю, Демьян хуже. – Иляна вздохнула, стянула с кровати плед вместе со всеми запчастями и похлопала по одеялу: – Ты садись, чего застыла.

Маргарита молча села. Пододеяльник и наволочка были из разных комплектов, и то, и другое – сомнительной чистоты; она понадеялась, что не слишком добавит грязи джинсами.

– В общем, на уроки по базам данных мне хватит, – задумчиво сказала Иляна. И азартно добила: – Но это всё – такая мелочь, конечно! До четырнадцати лет вообще толком не на чём заработать. Вернее, полно объявлений с нормальными деньгами, но там распространение курительных смесей, вейпы… Опасно. И незаконно. – Иляна поджала губы и тоже села на кровать. – Жаль.

Маргарита, не зная, что ответить, блуждала взглядом по комнате. Наткнулась на коробку от Рафаэлло, в которой стояла баночка от консервированного горошка.

– Это что?

– Это горшок. Я потом принесу земли и посажу лимон. Сегодня был чай с лимоном с толовой, мне как раз попался с целой косточкой. Рит. – Иляна взяла подушку на манер щита, словно хотела укрыться. Посмотрела на Маргариту исподлобья и сказала: – А ещё мне старшеклассники предлагали деньги. Но… они что-то странное предлагали. Я не совсем поняла. Я… не уверена, что это что-то… нормальное.

У Маргариты в голове сразу мелькнул миллион мыслей. Обрывки разговоров из колонии.

– Даже не смей. Даже не смей, слышишь?!

Она и сама испугалась своего взвившегося, сорвавшегося голоса; Иляна обхватила подушку и уткнулась в неё лицом.

– Сколько тебе не хватает? – отрывисто спросила Маргарита.

– Да я же говорю, на базы данных хватит…

– Сколько тебе не хватает?

– Там пять четыреста каждый месяц, курс полгода – это фронтенд-разработка. Но…

– К пацанам даже близко не подходи. Поняла меня? – всё ещё резко произнесла Маргарита. – Если будут приставать – скажешь. Поняла?

– Да поняла, поняла, – пробормотала Иляна. – Но деньги-то откуда взять?

– Откуда-нибудь. Посмотрим, – ответила Маргарита. – Ладно, давай, пока. Мне ещё зал и подсобку сегодня отмыть надо. И отчиму приготовить варево.

– Ладно… давай, – растерянно ответила Иляна. Посмотрела на старые часы под треснувшим стеклом и кивнула напряжённо. – Иди быстрей, ладно? Скоро Демьян придёт.

– Ну пока.

– Пока…

***

Маргарита отошла ещё на шаг, упёрлась спиной в батарею, чуть отклонилась и сфотографировала почтовые ящики. Наконец-то в кадр влезли все – вместе с рассованными по щелям листовками пиццерии «Укуси ещё». За это платили не то чтобы много – сто пятьдесят рублей за раз. Но никто не мешал раскладывать листовки ночью, так что Маргарита занималась этим после школы, «Дворика» и – трижды в неделю – прогулки от института до окраины вместе с Иляной.

Разложив листовки ещё в одном подъезде, а затем – в ещё, она наконец отправила все фотографии человеку, который выдавал листовки и отдавал после смены деньги. Плохо, что наличку. Но ни трудового договора, ни каких-то других официальных бумаг не было, так что и требовать переводить на карту Маргарита не могла. Да у неё и карты-то не было.

Шагая домой по подмёрзшим улицам, она размышляла, зачем вообще ввязалась в эти листовки. Ведь этого ничтожно мало, если подумать. Иляна сказала, что за уроки нужно платить почти по пять с половиной тысяч каждый месяц – листовками столько не накопить, даже если раскладывать с утра до ночи. Конечно, если взять деньги, которые платят во «Дворике», станет лучше, но «Дворик» закрывал её собственные нужды: надо было одеваться во что-то, надо было обуваться. Надо было есть что-то помимо школьной столовой – дома еда оказывалась далеко не всегда. А ещё надо было откладывать на грунт, саженцы и подкормку – Маргарита планировала накопить сумму к маю, а на дворе было уже почти десятое апреля.

«А может, уже и десятое, без почти», – запрокинув голову и глядя на тусклые звёзды, подумала Маргарита. Может, уже перевалило за полночь. Отчим, будь он дома, снова начал бы орать и распускать руки. Но он всё ещё в больнице, а мать, кажется, окончательно перестала её замечать. Что ж, ей же легче, на самом-то деле.

На следующей неделе Маргарита взялась расклеивать по подъездным доскам афиши «Цветочного дворика», а ночами, когда всё равно не могла заснуть, проходила платные опросы. Попробовала транскрибинг, но не хватило терпения.

Когда классная поздравила её с днём рождения после английского и вручила розовый «Риттер-спорт», Маргарита едва удержалась, чтобы не сказать то же, что сказала ей Иляна: лучше бы деньгами. Подарочные шоколадки покупали на деньги из классной копилки – в которую родители Маргариты, само собой, денег не клали. Так что, пока классная желала ей жить в ладах с совестью и не сходить с правильного пути, кто-то из среднего ряда шепнул:

– Зэчка-нищебродка.

И класс покатился со смеху.

Маргарита посмотрела в окно, где уже набухали почки, и подумала, что в целом ей всё равно. Никому из них не переплюнуть Галю. Да и она сама уже давно не та девочка, которая рыдала из-за плюшевого щенка. Но Иляну было жалко; не хотелось, чтобы, кроме собственных бед, на неё ещё и падали отблески сомнительной Маргаритиной славы.

В общем, она только кулак показала Бажену и его хихикалкам. А на перемене для острастки вышвырнула в окно его рюкзак. Это было несложно и недоказуемо, и Иляна смеялась над этим всю дорогу домой.

– Зайди. У меня чай есть сегодня, – предложила она, когда они вошли во двор розовой сталинки.

Маргарита подумала про листовки. Вновь спросила себя, зачем делает это. Сто пятьдесят рублей – они вообще ничего не решают; разве что, может, удастся скопить пять с поло́вой в этом месяце – с учётом того, что уже есть у Иляны. Но дальше-то что?

Но, может, оно и неправильно – требовать от себя чего-то навечно. Может быть, просто до завтра – тоже нормально.

***

На этот раз в кухне было не так ужасно, как в первый её визит: проветрено и почти чисто. Иляна, встав коленом на табурет, дотянулась до сушилки и сняла две чашки: зелёную, с эмблемой «Якобса», и розовую, какие лет пять назад давали по акции в «Летуаль».

Вскипел чайник. Пока заваривался чай, Иляна полила росток в консервной банке. Обернулась к Маргарите:

– Знакомься: дон Лимон!

Маргарита посмотрела на хилый росток; пара сантиметров, не больше, и цвет какой-то мутный.

– Да какой он дон. Хиляк какой-то…

– Будут ещё синьор Помидор и хан Банан, – не обращая внимания, сказала Иляна. – Когда я семена найду.

– Не уверена, что банан можно вырастить дома.

– Ну и пофиг. – Иляна закончила с поливом, уселась за стол и сказала: – Тебе «Риттер-спорт» подарили. Не осталось, случайно?..

– Случайно, осталось, – усмехнулась Маргарита, доставая половину шоколадки.

Иляна обмакнула дольку в чай, облизала. Пробормотала:

– Горячий шоколад.

Маргарита вспомнила меню в «Семье» – горячий шоколад там явно выглядел иначе.

– Слушай, – медленно сказала она, усмехаясь про себя и почти веря, что если оглянуться – увидит за спиной призрак Лены. – Будет тебе пять с поло́вой. Если обещаешь своего Лимона переименовать в Яблоко. Обещаешь?