Страница 8 из 53
Женщина, такая же худая и маленькая, как дочь — со спины их и не отличишь — была одета в латанное-перелатанное платье. А ведь её муж, хоть и возится с дерьмом, зарабатывает всяко поболее, чем дядюшка Ригер. Если бы не пил как не в себя, считался бы в этом районе одним из самых состоятельных. Всё же имел кобылку, телегу с большой бочкой и постоянный заработок.
— Не, тёть Рая, не видал. — вру и не краснею. — Увижу, что-нибудь передать?
Та только отмахнулась свободной рукой и пошла к другому концу улицы.
А я ведь запыхался от бега. Сила и ловкость — это хорошо, но и про выносливость не нужно забывать. Начать бегать по утрам, как в прошлой жизни, когда завязал с выпивкой? Но где? Во дворе не набегаешься, места мало совсем, а начни я тут при средневековых обитателях демонстрировать здоровый образ жизни, пожалуй, примут меня за одержимого. А с такими здесь поступают не очень гуманно — замуровывают в стены городов или в подвалах церквей и монастырей.
Впрочем, на Паргее ни к одним лишь одержимым доброты не проявляют. Мир мне достался крайне суровый и жестокий. А я всё равно рад. Как говорится, дарёному коню в зубы не смотрят. Буду устраиваться как смогу.
Вот и дом, милый дом. Дальше не спешу. Ключ, замок, скрип калитки, можно выдохнуть.
Опять чувство голода проснулось. Того и гляди, объем отставного сержанта до совсем нищенского прозябания. Проснувшаяся магия тому причиной? Или я в первый же день переборщил с нагрузками на доставшееся тело? Скорее всего, и то, и другое.
Вновь спустился за окороком и отрезал очередной кусок. Нет, молодому организму требуется горячая пища. Понимаю, что хочу глазуньи, того, что мне долгое время, как всё жареное, было категорически не рекомендовано и именно поэтому казалось вкуснее всего.
Теперь все запреты спали. Эх, заживу.
Уже стемнело, поэтому зажёг масляную лампу, весьма пожароопасное изделие. Огнивом получилось воспользоваться только с третьего раза, имевшиеся у Степа навыки мне надо ещё учиться применять.
В птичнике нашёл четыре куриных яйца. Хмыкнул, выудив из памяти Степа, что парень-то имел предпринимательскую жилку, получая дополнительный доход к тем небольшим деньгам, которые ему давал опекун на карманные расходы.
Сирота тайком от дядьки сбывал часть продукции кур-несушек жившей неподалёку старухе Регине. У той всегда деньги были, а домашнего хозяйства нет. Знахарка в основном зарабатывала не столько на продажах зелий и снадобий, сколько помогала неосторожным девицам избавляться от ненужного им плода.
Такая медицинская практика здесь считалась преступной, и Регину могла ждать казнь через удушение местным аналогом испанской гарроты. Старуха совсем этого не опасалась. Как и на моей родине, строгость законов смягчалась необязательностью их исполнения. В том смысле, что если знахарка кому-нибудь из сильных мира не создаст проблем, то спокойно помрёт своей смертью.
Глазунья, в которую я добавил порезанные окорок и репчатый лук, пошла на ура.
— А жизнь-то налаживается, Степан Николаевич. — говорю я ломким мальчишеским голосом.
Помыл посуду, дверь на внутренний засов запирать не стал и лёг в постель. Ригера по любому надо дождаться. Смотрел в мутное окно, за которым услышал колотушки проходившего мимо патруля стражников, и рылся в памяти Степа. Там уже почти совсем не осталось того, что я бы не воспринял.
Уверен, не может случиться такого, что кто-то меня знает лично, а я вдруг не вспомню. То же самое касается и различных событий, случившихся в сознательном возрасте с моим предшественником. Ещё бы отфильтровать значимое от пустого. Этим и займусь.
Опекун вернулся примерно через час после того, как я лёг. Он старался идти на цыпочках, очень осторожно. Получалось плохо — полы в ночи скрипели как не смазанное колесо у телеги.
— Эй, ты уже спишь? — шёпотом интересуется он.
Намерения Ригера я знаю, поэтому молчу. Когда дядька направился ко мне, закрыл глаза.
Тот поправил мне одеяло — прямо нянька, а не опекун — вышел от меня, а затем и из дома. Направился к тётке Эльзе. Ну, что же, всё понятно. Я буду последним, кто может упрекнуть его за уход к соседке. Меня не выкрадут, не велика шишка.
Я уже и забыл, как засыпать без снотворного и не под утро. Придётся привыкать заново. Уснул внезапно, как свет выключили, и пробудился от запаха жаренного мяса. Аппетитный аромат вползал в мою комнату через большую щель между дверью и полом.
Ловлю себя на мысли, что радуюсь последнему, шестому, дню недели. В школу идти не надо. Как в детстве, в том, первом. Вроде и от учёбы меня никогда не воротило, но почему-то радовался выходным, а ещё, когда по радио объявляли, что из-за низких температур учащиеся таких-то классов от занятий освобождаются. Можно было лечь досыпать, а потом бежать на мороз играть в хоккей, кататься с горки или просто шляться с друзьями без дела.
В королевстве Кранц сильных холодов не случалось, снег в середине и во второй половине зимы иногда выпадал, но лежал не долго. Так что, сачковать от учёбы по причине морозов не получится.
— Привет, дядюшка. — здороваюсь, направляясь мимо летней кухни во двор. Увы, удобства здесь все на улице. Впрочем, говорят, богачи и аристократы справляют нужду в посудины, которые за ними потом выносят. Ну, как говорится, в нищих слуг нет, Ригер со Степом обходились обычным деревенским нужником типа сортир, обойдусь и я. — Откуда мясо? — останавливаюсь я за спиной дяди. — Ты же говорил вчера, что на арене только гладиаторы будут?
Опекун часто приносил с работы говядину. Убитых на потеху публике быков, оттащив с площадки, разделывали и продавали своим служащим очень недорого.
В этот раз дядька прихватил довольно большой кусок и сейчас, порезав, весь его пережаривал на огромной сковороде.
Холодильников тут не имелось, поэтому свежее мясо старались сразу же перерабатывать — жарить, варить, солить, вялить, коптить или сушить — так продукт дольше сохранялся.
— Ох, Степ, насмешил. — Ригер уже выложил обжаренные куски из сковородки в большое блюдо и загружал следующую партию нарезки. — Неужели думаешь, я тебя убитыми виргийцами кормить стану? Нет, просто вчера ещё граф Дитонский выставил северного зубра в честь брака своей младшей. Вот его и будем сейчас есть.
— Графа Дитонского кушать?
— Нет, быка. — хохотнул дядька. — Смотрю, после вчерашнего удара по голове ты как-то по иному говорить стал. Болит ещё?
— Всё хорошо, дядюшка. Ой, побегу в туалет.
Сбежал от скользкого разговора. Приучать Ригера к изменениям в моём поведении, скрыть которые точно не получится, надо постепенно.
Умывальник у нас очень неудобный, ни краника, ни соска, лишь мелкое отверстие в боку подвешенной к стене дома кадушки, заткнутое деревянным чопиком на верёвочке. Вытащил затычку — вода потекла тонкой струйкой, заткнул — перестала. Хорошо хоть мыло есть, пусть неприятно пахнущее и внешне больше похожее на кусок бурого угля.
Опекун торопится — ему вскоре с Эльзой идти в церковь — и всё делает так шустро, словно снимается в кулинарном шоу. Посуда, ножи, продукты так и летают туда-сюда.
Кроме мяса, большая часть которого, остыв, будет густо присыпана солью, закрыта в бочонке и отправлена в подвал, дядя приготовил бобы, пшеничные лепёшки, два початка отварной кукурузы, три яйца, в мешочек, как это он здорово умеет, и целую кучу зелени. Делает сразу на весь день. Больше в свой выходной он к плите не подойдёт, посвятив его соседке.
С удовольствием уминаю угощение, сам я могу приготовить лучше, однако вылезать ещё и с такими способностями не буду.
Слушаю рассказы Ригера о гладиаторских боях и травле зубра. Тот описывает весьма красочно и интересно, чувствуется большой любитель этих зрелищ. Зять мой о футбольных матчах с таким же азартом может часами разглагольствовать. Только, где теперь зять или футбол? Нет больше. В моей жизни нет. Жалею? Ничуть.
— Научи меня мечом сражаться. — прошу Ригера, когда он прервал свой рассказ, присаживаясь на табурет, чтобы составить мне компанию за завтраком. — К моим одноклассникам, ко всем, ну, почти ко всем, приходят наставники и учат владеть оружием.