Небо примет лучших

Но принцу, похоже, просто очень захотелось насолить нелюбимой родственнице. Его-то госпожа не убьёт. А вот меня – запросто, просто потому что передарили принцу. Ещё замену подберут, и пойдет очередная чудесная традиция для провинившихся родов. Наверняка предатели будут мечтать об этой должности. А что? Источник жизненных сил – очень почётно!

От моего смеха на мгновение наступила тишина.

– Уведите его, – велела госпожа Сайна. – И пригласите к нему лекаря. Принц Чан, почему вы решили, что тот жалкий клан был оболган?

– О, право, не помню, – лениво ответил принц. – Кажется, в библиотеке Старого Дворца были какие-то бумажки… А может быть, мне это привиделось во сне? Да и зачем это вам? Пристало ли женщине ворошить дела столетней давности?

– Щенок! – вскипела госпожа.

Бай послушно увёл меня из сада. Звуки ругани летели нам в спины до самого выхода, а потом я дошёл до стражи и позволил коленям подогнуться.

– Бай, прости, я, кажется, сейчас упаду…

Слуга коротко выругался, подхватил меня на руки, и от прикосновения к избитой спине я взвыл и зажмурился. Из глаз брызнули слёзы.

– Простите! – перепугался Бай. – Потерпите, господин, сейчас…

В ту же секунду раздался невозмутимый голос:

– Не так держишь.

– Что? – растерялся Бай.

Я разлепил веки, узнал в коричневом вытянутом пятне императорского палача, вспомнил, что Бай ещё никогда не имел дела с ним, и мне вновь стало смешно.

– Держишь. Не так, – повторил палач. Его непробиваемому спокойствию могли позавидовать даже горы. – Положи на плечо. Головой вниз. Не трогай спину. Держи за колени.

Как в этом немногословном человеке сочетались безжалостность истинного мастера пыток с заботой и неравнодушием лекаря? Наши встречи каждый раз заканчивались так: он спокойно, твёрдой рукой наносил мне раны, а затем так же спокойно давал советы, как их лучше лечить. Поразительный человек.

– Э-э-э…

Совет от палача, который только что безжалостно исполосовал мне спину до крови, выбил Бая из колеи настолько, что он застыл, словно настигнутый змеёй суслик. Я почувствовал, как к рукам моего слуги присоединяются другие, такие же узнаваемые, как руки моей госпожи. Палач взвалил меня на плечо Бая и молча пошёл по своим делам.

– О-о… – простонал Бай ему вслед то ли восхищенно, то ли изумлённо.

Я всхлипнул, не сдержав смешка. Слуга опомнился и бросился к моему двору. Спустя четверть палочки меня устроили на постели и под причитания Нохоя сняли одежду – та присохла к ранам и её отмочили тёплой водой. А потом пришёл лекарь, положил на спину что-то холодное, пахнущее ромашкой, и от новой вспышки боли измученное сознание накрыл короткий, но ослепительный миг то ли прозрения, то ли решения.

Так жить больше нельзя!

А затем меня приняла в объятия милосердная тьма – и боль закончилась.

Глава 4

Заклинатель

Так жить нельзя. Так жить нельзя. Так. Жить. Нельзя.

Эта мысль поселилась в моей голове и грызла разум не хуже древоточца. Все дни, посвящённые лечению и проведённые в постели, я не мог сосредоточиться ни на чём другом. Все увлечения и занятия, которые до сих пор скрашивали моё существование, стали бессмысленными и пресными. Еда потеряла всякий вкус. Стены покоев давили. А по ночам мне снились пожары: в жарком огне сгорал сначала мой родной дом, затем дворец и, наконец, весь мир.

Забавно. А ведь я полагал, что всё бунтарство и гордость из меня давным-давно выбили. Видели бы меня наставники гарема… Нет, они бы не поняли. Я повзрослел, стал хитрее и научился скрывать как отвращение, так и жажду свободы.

Почему эта тоска стала совсем невыносимой? Почему я уже не мог с ней бороться? Невзирая ни на какие усилия, жажда заливала мою душу, словно разгулявшаяся по весне река, наполняла меня чёрными мутными водами, пахла тиной и била мелкой галькой. Я утопал в ней и совсем не хотел выплывать, хотя в этой чёрной бездне явно зарождалось нечто ужасное… А может, я сам становился бездной?

Я даже не пытался снова уговорить себя, что Небо принимает лучших слуг и я стану любимцем богов. Хотя совсем недавно эта мысль удерживала меня на плаву. Жить в бесконечном блаженстве, не ведая ни болезней, ни отвращения, быть источником вечного наслаждения святейших и дарить счастье…

Одним словом, наложник здесь – наложник и на Небе. Ведь это справедливо по меркам богов – позволить выполнять на Небе ту работу, в которой слуга был лучшим при жизни, убрав все недостатки работы и взамен даровав радость. Каким же я был тугодумом, что осознал суть обещанного блаженства спустя целых десять лет рабства. И то лишь после очередной порки, когда понял, что надежды на лучшее будущее нет и никогда не будет. Поэтому…

Поэтому – к демонам такую справедливость? К демонам Небо? Лучше быть свободным от всяческих оков демоном, чем прозябать на Небесах вечным наложником?

А как же десять поколений моих предков? Пусть мне уже не до Небес, но мой род опозорен. Каково им будет в потустороннем мире, если я прекращу попытки?

Но так жить больше нельзя…

После недолгих раздумий я решил: раз мне не искупить вину на должности господина Гармонии, нужно сделать это иначе. Так, чтобы придраться было просто невозможно. Как? Смыть позор собственной кровью, с оружием в руках, как все провинившиеся. На празднике начала посевов. Если я мог очистить имя, то только там.

Праздник начала посевов отмечали с размахом. Это было сложное время для императора и его семьи. Особенно сложным считался объезд всех провинций, чтобы передать земле благословение Неба – без этого людей империи давно бы сожрала нечисть, в полях нельзя было бы работать и пасти стада. Императора всегда сопровождала многочисленная охрана, ведь путь был полон опасностей. Где опасность для Сына Неба, там и героический поступок. Где героический поступок, там и прощение. В охрану всегда старались попасть те, кто желал искупления.

Госпожа Сайна никогда не ездила с императором Алтаном, потому об этом празднике я даже не мечтал. Но случился принц Чан, который в этом году наверняка поедет со своим стареющим отцом, чтобы подхватить ношу, если тот потеряет силы. Справившись с задачей, я смог бы поехать в свите принца и, заслонив собой от опасности, очистить род.

Когда я понял это, то долго хохотал. Император – старый прожжённый интриган! Он прекрасно знал, что делает, когда отдавал меня сыну!

Стоит сказать, принц Чан был далеко не глуп. Первым делом он сменил всех моих слуг и приставил тех, кто приехал из Старого Дворца. Мне с трудом удалось оставить Нохоя. Следующим приказом меня обязали посещать покои наследника каждую ночь. Как принц уговорил наблюдателя, какими деньгами подкупил, осталось загадкой. Однако евнух не обращал на нас никакого внимания и самозабвенно писал в тетради. А я оттачивал на царственной спине искусство гармонизации через пальцы. С каждым днём у меня получалось всё лучше, а принц крепчал. Спустя неделю все его одежды стали жать ему в плечах, что обрадовало нас. И не обрадовало госпожу Сайну.

О, конечно, я боялся госпожи и везде ходил с оглядкой. Мне всё казалось, что она непременно что-то сделает. Что ж… Она сделала. Но совсем не то, что я ожидал.

Тот вечер начался обыденно. К моменту моего появления принц уже лежал на подушках с обнажённой спиной, а наблюдатель сидел за ширмой и с вдохновлённым видом водил кисточкой по бумаге. Я подвязал рукава, чтобы не мешались, и, разогрев ладони, уже привычными движениями принялся за волшебные точки. Пальцы закололо, и по жилам заструилась живительная сила, перетекая из меня в другое тело. От удовольствия принц сладко вздохнул.

– Ох, как хорошо! Промни ещё плечи – я весь день сидел…

Я послушался – и каменные, напряженные мышцы под моими пальцами постепенно расслабились. Принц удовлетворённо потянулся и, сложив руки под подбородком, вдруг сказал:

– Завтра прибудет целитель Долины Горечавки. В его честь будет большой приём.