Страница 133 из 136
— Больше нет! — отрезала Нацуки, — мне сейчас вообще непривычно рядом с тобой находиться. Стремно даже!
Она отпрянула от меня как от прокаженного и вскочила с дивана, на котором мы все расположились.
— Нат, ты чего? — Я поднялся следом за ней, — Ты злишься, и это нормально, мы все понимаем. Сядь, пожалуйста, и выдохни. Давай я тебе еще кофейку горячего подолью с печеньками…
— Не подходи! — взвизгнула Нацуки так пронзительно, что зазвенели даже чашки в шкафчике на кухне, — стой где стоишь!
Клянусь всеми богами, искусством звуковой атаки она владела на все сто. Уши мне мгновенно заложило. Ну вот, теперь в них надолго белый шум поселится, типа того из десятичасовых видосов для засыпания.
Моника простерла к ней руки.
— Нацуки…
Та яростно сжала кулаки и с мольбой посмотрела на подругу.
— Моника, блин, скажи, что вы пошутили. Что это все прикол, абсолютно дебильный прикол, который вы вдвоем выдумали… просто, чтоб меня разыграть. За все мои насмешки… и вообще. Еще и пацана того привлекли, брата Гару… Ну признайся ты! Хватит уже, слишком далеко зашло. Гару, и ты… п-пожалуйста.
От того, с какой отчаянной надеждой ее взгляд метался между нами, мне стало физически хреново. Желудок скрутило спазмом, и только что съеденные печеньки подступили к горлу. Пока что из нашей с Моникой импровизации не получалось ничего, кроме боли. Кроме издевательств над человеком. Пластырь мы сорвали, а под ним такая глубокая рана оказалась, что ничем теперь кровотечение не заткнешь.
— Нет! — вновь заорала Нацуки. — Никто, с-сука, не мог меня написать! Только я сама решаю за себя, и никто другой, понятно вам?
Моника, у которой уже тоже глаза были на мокром месте, раскрыла рот, но Нацуки так бешено на нее взглянула, что госпожа президент варежку прикрыла. Исключительно мудрое решение. Мы уже сделали то, что сделали, и теперь будем отвечать за выбор. Не в последний раз. С Саёри и Юри будет то же самое.
(и там тебе придется вовсе повышенную готовность соблюдать, если ты понимаешь, о чем я)
Понимаю. Да только и здесь она не помешает — таким личностным кризисом можно всю себя переломать.
Нацуки сделала широкий круг по комнате и остановилась рядом с большой резной полкой из дерева. На ней стройными рядами теснились фарфоровые статуэтки. Нацуки схватила одну из них и с силой жваркнула об пол. Брызнули осколки.
— Я вам не какая-нибудь картинка, слышите? — выкрикнула она, давясь слезами, — я живой человек! Не смейте меня унижать!
— Никто тебя не уни…
Нацуки схватила еще одну статуэтку и саданула ее об стену.
— Заткнись, Моника! Не желаю ни слова из твоего лживого рта слышать!
Она выставила пальцами презрительные кавычки:
— Сценарий, говорите вы, это все сценарий, каждая неделя прописана… а что вы теперь скажете?
Нацуки нагнулась и подобрала большой осколок. Паршиво. Даже с расстояния я видел, что края у него острые.
(ну че, видать, скрипт все-таки очень упертый, потому что хоть и с запозданием, а кто-то все-таки вскроется)
Горящее румянцем лицо Нацуки исказила гримаса. Руки тряслись, как у законченного алкаша в период тяжелого похмелья. Она приложила осколок к ладони.
— Это есть в вашем идиотском сценарии, м?
Осколок легко взрезал кожу. Показалась кровь — жирные темно-красные капли. Нацуки зашипела и повела острый край вверх. Ее хриплое дыхание и вид этих капель придали мне решимости. К черту.
Оказалось, в такие стрессовые моменты даже Гару на что-то способен. Я подскочил к Нацуки в два шага, и среагировать коротышка не успела. Крепко схватил за руку — точно переборщил, потому что она взвизгнула от боли. Зато осколок отобрал и отшвырнул в сторону.
— Услышь. Меня! — сказал я ей в лицо. — Все, что мы сказали — правда. С этим уже ничего не сделать, так что остается лишь принять и смириться. Но! Ты же слышала, что Моника сказала про циклы, так?
Она кивнула. Почему-то ее заплаканные, опухшие глаза казались невероятно большими. Еще и смотрели прямо в душу.
— Сколько бы их ни было, это неважно. Твое прошлое тебя не определяет, Нат, — сказал я, — как и его отсутствие тоже. Ты живешь сейчас. И сейчас ты настоящая, твои подруги настоящие, твой батя, наконец, настоящий! Если бы я не провел с вами эту неделю, то бы не говорил такого. Но я провел и теперь готов за свои слова ответить хоть перед прокурором, хоть перед Сатаной, хоть перед ебаным Анубисом, прости меня за мой французский. В том мире, откуда я пришел, есть люди менее реальные, чем вы.
Я говорил эти слова искренне, сам в каждое из них верил. Но уже на середине речи понял, что в цель они не попадают. Слишком горькой обидой взгляд горел. Тут даже с максимальным навыком красноречия не достучишься. Когда аура агрессии с нее слетела, Нацуки показалась такой… уязвимой, что я вновь почувствовал себя сволочью. И чувство это только усиливалось.
— Сегодня ведь воскресенье, так? — тихо спросила она.
— Да, — кивнул я, уже понимая, к чему это щас было сказано.
— Если поверить в то, что вы наплели, сегодня ночью начнется второй акт. У нас же тут своя система исчисления времени, не как у людей, — проговорила Нацуки, — так вот, Гару… ты гарантируешь, что вся эта реальность, про которую ты минуту назад распинался, не пропадет? Ты мне пообещаешь? Прямо сейчас, стоя передо мной и глядя в глаза, ты готов сказать, мол, Нацуки, завтра наступит новый день, м?
— Наступит, — пообещал я. Но получилось не слишком убедительно, сразу понял. На лице у нее столько боли появилось, как будто я ее на ее любимого волнистого попугайчика сел.
— Ладно Моника, — вздохнула Нацуки, — но ты-то мне врешь зачем, Гарик? Тоже в привычку уже вошло? Понравилось всех дурачить?
— Эй! — возмутилась Моника, — Нацуки, я твое возмущение понимаю, но знай, пожалуйста, меру!
— А что такое? — огрызнулась та, — неприятно, когда по твоим нежным чувствами катком проходятся, да? Простите великодушно, госпожа президент, не все вам кексики жрать, пора и собственного лекарства навернуть.
Она отошла от полки с поредевшими рядами статуэток. и я услышал, как Моника с облегчением выдохнула. Отчего-то разобрала злость; тут, бля, решаются экзистенциальные вопросы, а она думает о дурацких фигурках. Вот что значит неправильно расставленные приоритеты.
Нацуки на всех парах направилась к выходу в коридор, но в дверях все же повернулась.
— Знаете, что? Идите вы оба на хер с вашими шутками, с вашими тайнами и с вашим идиотским клубом! — крикнула она, — я… мы и без вас обойдемся, поняли? Нам вруны и предатели не нужны!
С этими словами Нацуки вылетела в коридор; ее шаги быстрой дробью удалялись прочь. Я перевел взгляд на Монику; она стояла молча, закрыв лицо ладонями. Я вздохнул. Все прошло из рук вон плохо, и щас Монкер выпал в синий экран смерти. Значит, исправлять придется мне.
Я быстрым шагом метнулся вслед за Нацуки и настиг ее в холле. Она спешно натягивала обувку. Нельзя позволить ей уйти, совсем никак нельзя.
(есть идея. ты когда-нибудь смотрел американский футбол? помнишь как там прыгают на шныря, который завладел мячом? со всей дури. попробуй, наверняка поможет!)
Я ж хочу ее задержать, а не убить к чертям, так что сорян, этот варик отпадает. Но за руку сцапал быстро и решительно.
— Пусти! — она рванулась прочь. Резко и яростно, явно все силы вложила. Но я тоже на адреналине был, поэтому удержал легко. Тогда коротышка попыталась меня пнуть, и вновь неудачно. Хз, что тогда моим телом завладело, но я доджил все атаки как ниндзя восьмидесятого левела. Доджил и надеялся, что скоро ей или надоест, или завод кончится.
Какой-то из этих вариантов скоро сработал — Нацуки бросила вырываться и вновь зашмыгала носом.
— А ведь ты… ты мне п-понравился, — сказала она сквозь слезы, — я же обрадовалась. Думаю, неужели нашелся в этой идиотской школе хотя бы один нормальный чел, с которым можно поговорить, потусить…
Тут ее глаза округлились и наполнились страхом.