Холли внутри шторма

— Господи, — простонала она, — да это никогда не закончится. Он сегодня совершенно невыносим.

Фрэнк отвлекся от разучивания пьесы и насмешливо хмыкнул.

— Нечего было в дом всякую дрянь тащить.

— Я все слышу! — закричал Холли. — Тэсса, ты идешь или нет?

— Он ведь не отцепится, — предупредил Фрэнк.

— А то я сама не понимаю.

Она неохотно встала с дивана, прошла в мастерскую, где кое-кто страдал от творческого кризиса. За день Холли разошелся так сильно, что Тэсса уже подумывала — а не связать ли его? И главное — кляп, кляп побольше.

— Ну что опять? — спросила она, подходя ближе.

— Посмотри на это, — он нервно указал карандашом на полотно. — Все не так! Чего-то не хватает.

Тэсса вгляделась в хаотичное переплетение линий, на ее взгляд, с утра не очень изменившихся.

Ничего не было понятно в этом мельтешении, и она представления не имела, что тут так или не так, чего не хватает. То есть не хватало примерно всего.

Холли, кажется, застрял в самом начале и никак не мог сдвинуться с места.

— А от меня ты чего хочешь? — спросила она тоскливо.

Если его не осенит в самое ближайшее время, Тэсса за себя не отвечает.

— «Горчичные зернышки обиды» вышли славными, — сказал Холли, — Мэри говорит, что я за них даже получу какую-то награду, но кого это волнует… Фрэнки! — вдруг завопил он. — Фрэнки!

— Ты доиграешься, — предупредила его Тэсса.

Однако Фрэнк, который уже тихонько зверел из-за сочинительства Фанни — третья редакция, — охотно бросил бросил пьесу, прошел через гостиную и остановился в широкой арке, отделявшей дом от мастерской. Холли не хотел никаких дверей, поскольку терпеть не мог оставаться в одиночестве. Ему надо было видеть и слышать, что происходит за стеной.

— Фрэнки, ты сделаешь мне полочку для наград? — спросил Холли. — Да побольше, пошире!

— Мне кажется, — протянула Тэсса, — что диван надо просто перетащить в мастерскую. Так мы перестанем все бегать туда-сюда.

— Давно пора, — одобрил Холли и схватился за волосы. — А-а-а-а! Что же мне сделать, чтобы повторить успех «Капель веселья на пестрой ткани реальности»?

— А что ты сделал в прошлый раз? — подсказал Фрэнк, достав из кармана рулетку и замеряя угол напротив окна.

— Не напоминай ему, — прошипела Тэсса. — Как будто мало он потом меня упрекал.

— А, в этом смысле.

— Точно! — Холли схватил Тэссу за руку. — Ну-ка иди сюда.

Как будто он действительно мог ее удержать или притянуть к себе, если бы она вздумала хоть чуть-чуть сопротивляться.

— Что это за новости? — строго спросила Тэсса, нежно приглаживая пшеничные кудряшки. — Теперь тебе мало созерцать, теперь тебе нужно больше?

— Я пережил много всякого разного за последнее время, — капризно сообщил Холли, но глаза у него оставались серьезными. — И пересмотрел некоторые свои принципы. Оказывается, чтобы создавать что-то по-настоящему стоящее, мало быть зрителем. Мало наблюдать за чужими эмоциями. Надо чувствовать самому. Это страшно и довольно болезненно, но такова уж человеческая природа. Даже великим людям, — и тут же поправился, — величайшим даже… нет никакого смысла пытаться надуть этот мир. Хочешь двигаться вперед — меняйся. Это и тебя касается, помнишь, я говорил тебе, чтобы ты нашла свое вдохновение вместо орденского?

— И что дальше? — с улыбкой спросила Тэсса.

— Дальше? Я бы посоветовал Фрэнки выпить валерьянки.

Обернувшись, он смотрел, как перемешались каштановые и пшеничные волосы, когда Тэсса низко склонилась над Холли. На переплетенные руки. На осторожные поцелуи, которые становились все более уверенными.

Это был сложный момент, куда сложнее, чем голос Алана в голове. Но Фрэнк не двигался, позволяя себе не испытывать в эту минуту ни гнева, ни ревности.

Холли прав.

Одни двигались вперед и поминутно менялись.

Вчерашний Фрэнк был не равен завтрашнему, а каким он станет послезавтра — кто знает? Возможно, таким же крепким, как гранитные скалы, надежным и вечным.

Но для этого надо пережить это мгновение.

Просто оставаться неподвижным и принимать перемены.

— Так, — Мэри Лу достала из кармана лист бумаги и развернула его. — Слушай меня внимательно и ничего не перепутай.

Море переливалось на солнце далеко внизу.

На утесе гулял ветер.

— Мне нужен молодой мужчина… — вспомнив о возрасте Моргавра, она решила детализировать. — Молодой — это от двадцати до тридцати. Желательно смуглый, ну, итальянского типа. Красивый, с тонкими чертами лица, и очень важно, чтобы он не носил усов или бороды. Сладкоежка с хорошим здоровьем и стройной фигурой, высокий, сильный… Что там еще? Ах да, Характер. Ну приятный и веселый, только не бабник. Никаких ловеласов, слышишь меня, прадедушка?

Солнечный лучик, будто насмехаясь, запрыгал прямо перед ней, ослепляя.

Пьесу решено было давать на открытом воздухе, на месте бывшего кладбища. Для этого им пришлось провести зеленый уик-энд: разобрать наваленные ветки и камни, расстелить газон, за которым Кенни специально ездил в Ньюлин, и расставить скамейки и столы.

Фрэнк с Джеймсом сколотили сцену, а невыносимая Бренда изготовила даже что-то вроде декораций. Мэри Лу напекла пирогов, а Кенни выставил пиво и лимонад.

Фанни так нервничала перед выступлением, что едва опять не принялась выть, но Кенни вовремя подоспел с голубым покрывалом и обнимашками.

Фрэнк держался более стойко, однако не выпускал руку Тэссы, как будто она могла его защитить от актерского провала.

— Слышь, — Холли пихнул его локтем в бок, — это тебе что, амулет вроде кроличьей лапки?

— Не задирай его, — велела Тэсса, — а то у тебя две недели вдохновения не будет.

— Фу на вас, — испугался Холли и убежал к своему новому другу-миллионеру Уильяму, гордо вышагивающему по газону в новых штиблетах.

Фанни и Фрэнк, умирая от волнения, поднялись на сцену.

— Земную жизнь пройдя до половины, — откашлявшись, начал он, — я очутился в странной деревеньке…

Жители Нью-Ньюлина притихли, с интересом ожидая новой истории.

Эпилог

Дермот Батлер, напевая грустную шотландскую балладу, катил по дорогам графства Дорсет, не имея никаких определенных планов на свой дальнейший маршрут.

Из цирка его выгнали за дебош.

Прекрасная Аманда, за которой он целых полгода ухаживал и перед которой впервые осмелился раздеться, подняла такой крик, что соседи вызвали полицию.

А мама говорила, что у него очень милые крылышки.

Наверное, обманывала.

Денег оставалось кот наплакал, а просить отца о помощи не хотелось. В свои двадцать три года он уже считался взрослым мальчиком.

Достав из бардачка последнюю шоколадку, Дермот зашелестел оберткой, ожидая, когда туристы с надувными матрасами перейдут дорогу. Их ждал пляж. Его ждала неизвестность.

От нечего делать он показал себе язык в зеркале, поправил смоляные пряди, чтобы они лежали аккуратной волной, покрутил ручку радио, надеясь добиться от развалюхи хоть какого-то звука. Собственное пение было у него в печенках.

Но вместо радио вдруг включился навигатор, который считался умершим вот уже года полтора как.

— До деревни Нью-Ньюлин осталось 196 миль. Расчетное время прибытия — четыре часа.

Дермот так обалдел от этого воскрешения, что пропустил начало движения. Сзади нетерпеливо засигналили.

Ничем, кроме чуда, такое норовистое поведение навигатора объяснить было нельзя.

Что же.

Нью-Ньюлин так Нью-Ньюлин. И будь что будет.

Конец.