Страница 4 из 29
Глава 4
Темна ночь. Только горит в углу лампадка, да дрова потрескивают в печи. Спит Касьян на конике, как подобает хозяину. Ежели кто в дом сунется — первым должон встретить. Предлагала ему жена на печку нынче перебраться, ночь прохладная выдалась, только на печи старики и дети спят, а он уж давно не дитё, да и в старики записывать рано. Поджарый, сильный, волевой. У такого ещё десять детей народиться могут. А уже внуки народились. У Авдотьи двое. Скоро и Улька станет женой, а там быстро детишки пойдут, а за ней Петька девицу в дом приведёт.
Спит изба, а Фёкла с Ульянкой ждут, когда выйти можно будет. Только захочет подняться дочка, а мать ей.
— Рано.
Как утерпеть, когда чует сердце, что за окном уже суженый её дожидается. Слышат, будто глубоко Касьян дышит, сап пошёл следком. А как захрапел хозяин, не выдержала Ульяна, вскочила с места и бросилась вон из избы.
— Ах ты ж, — выругалась Фёкла, медленно поднимаясь с лавки. Грузная, дородная, не поспеть за тонкой дочкой. Даже дверца скрипучая голоса не подала, будто помочь хотела влюблённым. Но только ступила Фёкла, как ту же храп прервался.
— Что такое? — вопрошает Касьян, глядя на призрачную фигуру в ночи.
— Я это, я, — спи, — шепчет жена, а у самой сердце в груди заходится. Никак прознает Касьян, никому спуску не даст.
— Куды? — опять вопрос задаёт.
— По нужде, чтоб тебя, да спи уже, — нарочно ругается, а сама Богу душу почти отдала. Бежать бы туды к молодым, а она мужа баюкает. Ступила шаг.
— Улька где? — опять не успокаивается Касьян, встать собирается, будто и впрямь чует что.
— Спит девка, неужто будить станешь по дурости своей?
Глянул в темноту отец, не ясно, спит али нет. А Фёкле и оставить его тут страшно, никак и впрямь проверять пойдёт, и бежать надобно. «Ууууу, ирод», — думает про себя. «Вот дура старая, что Назарку позвала».
Только шаг, а он не успокаивается.
— Сильно серчает на меня Улька? — будто и впрямь дело ему до неё есть.
— А сам-то как думаешь⁈ Конечно, — шипит Фёкла. — Спи уже, детей разбудишь, — машет на него. Трогает за плечо и пытается к лавке придавить. — Утро уж скоро, ну!
Сколько прошло? Чего успели за это время молодые натворить? Ой, что же Фёкла наделала. А ежели сбегут?
— Я вот что думаю, — опять усаживается на конике Касьян, — ежели пшеницы у Зосима больше нужного попросить, можно её и продать будет.
— Ага, — нервно кивает Фёкла, прислушиваясь к звукам за избой. Даже собака не брешет, такая тишина. Куды подевались?
— Зосим сказал, что не будет Ульянка девицей — с позором выгонит, на всю деревню слухи пойдут. Ты — мать, что знаешь по этому?
Обомлела Фёкла. Не Касьян, а чёрт какой-то. Будто чует всё.
— Де’вица она, де’вица, — говорит, а сама уж не верит. Надо как-то мужа уложить, чтобы Ульку с улицы вернуть. И чтобы ещё раз Фёкла уговорилась на такое⁈ Ни в жисть!
— Вот и хорошо, хорошо, — кивает Касьян, чего-то опять себе на уме кумекая. — Ты только не думай им свиданку устроить, — опять говорит, и Фёклу в который раз испугом обдаёт. Не муж с ней живёт, чёрт, что мысли людские читает будто. Это ж как можно было столько угадать⁈ — Слыхала?
— Ещё из своего ума не выжила, — отвечает жена, чтобы хоть что-то ответить, а сама понимает. Ежели что молодые делать стали, так поздно, не успела точно. Оставалось надеяться, что дочка на иконах клялась.
Как только Улька вылетела за порог и сбежала босыми ногами по ступенькам, бросилась к калитке. Старый Черныш лишь повилял хвостом, завидев хозяйку, и проводил взглядом девицу, выбежавшую за калитку.
— Назар, — бросилась в объятья парня, кутающегося в армяк. Пришёл как только стемнело, боялся момент упустить, когда зазноба его появится. Простоял не знает сколько, только луна была его провожатой, да где-то вдалеке выла псина.
— Улюшка, — прижал к себе девицу, чувствуя, как дрожит. — Погодь, сейчас, — отстранил, стаскивая с себя армяк и покрывая свою любимую.
— Уедем, Назар, сбежим, — молит девушка, еле различая его лицо в свете луны.
— Да куды ж? — не понимает парень. — И зачем?
Не знает ещё, не ведает. Придётся Ульяне теперича ему всё рассказать.
— Замуж меня выдают, мой ненаглядный.
— Знаю, любушка. Ежели жребий…
— Не за тебя, Назар, — сразу перебивает, чтобы речь его не слушать. И так знает, что сказать хочет.
— Как? — ахает, смотря недоверчиво.
Сводит ноги от холода Ульяне, только молчит. Не хочет встречи прерывать.
— Зосим Рябой батюшке зерна вдоволь даёт. Загубят мою жизнь за пшеницу.
Качает головой Назар, думу думает, что сделать можно.
— Бежим, — тянет Ульяна, только куда ей босоногой, простоволосой идти? Где их ждут теперь?
— Погоди, подумать надо! — останавливает парень. — Припасов взять, одёжи. Да и ежели не приду на жребий, искать станут. Как жить будем, Улюшка?
Положила на плечи его думу страшную, ждала, заберёт её сразу, а он будто не рад.
— Любушка моя, — прижимает к себе, а она на ноги ему наступает. Только сейчас понял Назар, что Ульяна без лаптей пред ним стоит.
— Да чего же ты, — подхватил на руки, прижал к себе. — Больше жизни люблю!
Дарит она поцелуй ему, а в груди всё жарче жар разгорается.
— Знаю место, — шепчет на ухо, — ставь на землю.
— Не желаю! — противится парень.
— Ставь, говорю. Скоро жаром меня своим согреешь. Уж, ежели не суждено мне твоей женой стать, так и Зосиму не бывать моим первым!
— Не боишься, что люди скажут?
— Пред собой хочу быть честной, — отвечает. — Выбрала тебя в мужи, потому тебя любить хочу, а на него и смотреть не стану.
Добрались они до сенника, забрались наверх. И случилось меж ними то, что только между мужем и женой бывает.
— Люблю тебя, Назарушка, — шептали её губы, когда он накрывал их поцелуем. — Никого так любить не стану боле.
— Как дело решится — сразу за тобой, — обещает Назар, да только не знает, что прежде свадьба, а уж потом жребий его.
— Выпрошу у батюшки твоего благословение, найду зерно! — говорит и будто сам себе верит. Кажется сейчас, когда волшебство с ним происходит, что всё решить он может, всё ему подвластно.
Вышла всё же Фёкла на крыльцо, а уж петухи начинают кричать. Глядит по сторонам — нет девки. Выскочила за ворота, никого.
— Дура старая, — ударила себя по голове Фёкла, не представляя, что мужу скажет, кады тот встанет. Походила туды-сюды, люд уж просыпаться стал, а она бродит. Не ровен час спрашивать начнут, чего надобно ей в такую рань. Вернулась домой злая. Вошла в избу, глядь, а на лавке Улька лежит, будто и не бегала никуда. Откуда взялась?
— Спишь? — толкает дочку мать, а та делает вид, что и впрямь уснула. Не хочется ни о чем говорить, помолчать да поплакать. От горя, от счастья, от того, что любит её парень.
Сдержала слово Ульяна, не сбежала. А что именно Назар отказал, неважно, вернулась ведь, как обещала. А в чём пред иконами не клялась, так девицей оставаться. Тут она пред Богом чиста.
Глава 5
Не узнал Касьян, что ночью той случилось. Да и Фёкла, как не допытывалась, не смогла выведать, чем встреча их закончилась. Ульянка как воды в рот набрала, просто на мать смотрела с грустью, будто похоронила себя заживо уже. Только ждала любого сигнала от Назара, готовая бежать без оглядки за ним хоть на край света.
А Назар, вернувшись домой, с отцом говорить принялся.
— Да где ж я тебе столько зерна возьму? — сокрушался Ефим. — Нету, — разводил руками в стороны.
— Отец, заведи разговор с Касьяном, вы ж уже по рукам били!
— Да куды нам, голодранцам, супротив Зосима? Знаешь, сколько у него добра? Забудь про Ульку, Назар, — положил Ефим руку на плечо сына. — Другая будет. Мало ли девок народилось?
— Не надо мне другой, — оттолкнул отца, уходя в сторону леса.
— Назар, — закричал Ефим, — Назар, — только не слушал его сын боле. Всё быстрее шагал, пока не принялся бежать, чтобы боль внутри унять. Нет, нет, быть того не может, что Улька другому достанется. Встал, как вкопанный. Сейчас же пойдёт к Касьяну вопрос решать. Наобещает, вдруг, выгорит. Повернулся и назад.