Я живу в октябре

– Вас что? Больше на одного? – едко рассмеялся Валера. – А ещё говорите, что в вечности нет изменений!

– Что ты несёшь? – хмуро спросил один из двойников.

– Издевается, – констатировал ещё один.

– Надавать бы тебе… по сусалам.

– Погодите. Задумал же чего-то человек.

Валера победно ухмыльнулся. А что? Не всё же одному ему ни черта не понимать в происходящем. Хотя в каком-то смысле они – это тоже он. Эх, чёрт ногу сломит! Валера вытащил под лунный свет бутылёк.

– Антидот, – веско сказал он.

– Пей! – ответ двойников был едва ли не мгновенным и определённо единодушным. Видимо, вечность для них оказалась действительно хуже горькой редьки.

– Нет! – обрезал воодушевление Валера.

– Что?

Окружавшая толпа замерла.

– Он не понимает, – досадливо пробормотал кто-то.

– Насколько…

— …это ужасно.

— Это ад…

– идиот!

– Хуже ада!

– Он хитрит. Этот поц что-то задумал.

Валера огляделся. Кажется, все здесь.

– Сначала я кое-что скажу, – громко сказал он. – Всё равно из нас останется только один. Вряд ли мы стройными рядами выйдем в Кабул.

Он нервно хихикнул, представив себе картинку.

– Ваше здоровье! – Валера сбил крышку с бутылька и единым махом опрокинул в себя содержимое.

Двойники следили за ним, словно зачарованные, ничего не замечая вокруг. Валера, сплюнув горчайший привкус, ничком повалился на землю, прикрывая руками голову. И начался ад.

Пакистанец бил короткими прицельными очередями. Ополоумевшая толпа заметалась. Валеры, не успевшие сообразить, что к чему, падали, разражаясь одинаковой бранью. Оставшиеся разбегались во все стороны. Об Валеру пару раз споткнулись, торопливо обматерив.

Он старался лежать неподвижно, но живот начало отчаянно крутить обжигающей болью. Дьявольское пойло добралось до пункта назначения и теперь располагалось по-хозяйски.

Валера застонал, скребя ногтями твёрдую, как камень, землю: «Зелье должно обратить действие яда вспять, но я, что будет со мной? Я запомню этот кошмар? Или память сотрётся? Если двойников не будет, то останусь ли я?» Его опять скрутило, он извивался как червяк на сковороде. Автоматные очереди прекратились. Пакистанец добивал оставшихся одиночными пистолетными выстрелами.

Адская боль достигла головы. Казалось, сосуды, жилы, сам мозг начинает гореть, словно его припекают горячими углями. Если бы Гонец прямо сейчас разнёс ему череп, то Валера бы отбросил концы с благодарностью.

Видимо, на короткое время он потерял сознание. Стоило вновь открыть глаза, как над ним уже возвышался Гонец. Челюсть у пакистанца была изрядно перекошена – видимо кто-то из двойников всё-таки смог дать сдачи.

– Я жив? – тихо спросил Валера.

Боль продолжала переливаться по телу, но уже не была такой острой. Пакистанец деловито перезаряжал чёрный пистолет.

– Мы договорились, – напомнил Валера через силу.

– Не будем рисковать, – возразил Гонец, с трудом выговаривая слова. – Вселенная у нас одна.

Он навёл ствол в лоб Валере. Валера успел заметить гнусную ухмылку, и ночь озарилась серебряной вспышкой. В воздухе отчётливо запахло порохом. Он зажмурил глаза, ожидая выстрела. Но вместо этого во тьме раздались сдавленные проклятия и звуки борьбы.

Валера снова открыл глаза – пакистанец боролся с незнакомцем, экипированным по-военному. Гонец пытался достать нож, а солдат прижимал его к земле. Наконец, солдат сообразил и врезал Гонцу по повреждённой челюсти. Тот взвыл и попытался на карачках добраться до лежащего на земле предмета.

– Пистолет! – предупредил Валера.

Солдат отпихнул пистолет ногой и продолжал бить пакистанца по голове, пока тот не прекратил сопротивление. Военный подобрал пистолет и подошёл к Валере.

– Что здесь произошло? – спросил он.

Валера представил себе, как он будет рассказывать о яде, раздвоении и прочей чертовщине.

– Меня пытались убить, – коротко ответил он.

– Понятно, – сказал незнакомец. – Этот?

Он мотнул головой на Гонца.

– Да.

– Паутина? – недоверчиво спросил военный.

– Да, – ответил Валера, чем изрядно удивил пришельца.

– Мне надо спешить.

– Да.

– Эта дыра может закрыться, если тут не будет ни единой живой души. Дай мне четверть часа, – непонятно попросил солдат.

- Конечно, - поддакнул Валера.

Солдат засунул пистолет в карманы хитрой униформы, бормоча что-то о трудностях перемещений и, покрывшись серебряной сеткой испарился, снова озарив окружающее пространство.

Валера, превозмогая боль, поднялся. Рядом лежал убитый двойник. Валера вытащил из мёртвых рук телефон – 00.12. «Не может быть, что прошло всего двадцать минут, поразился он».

Медленно, переволакивая ноги через трупы, он дошёл до Гонца. Рядом лежал нож, Валера немедленно вооружился им. Гонец лежал на спине, наклонив окровавленную голову, один глаз у него был совершенно заплывший. Пакистанец еле дышал, но был жив. «Давай, – подбодрил себя Валера. – Этот ублюдок убил тебя двадцать с лишним раз». Он представил вонзает нож в беззащитное горло, открывая путь фонтану чёрной крови и его чуть не стошнило.

«Что там говорил этот странный солдат? Нужна живая душа?»

Валера убрал нож. На телефонных часах застыло: 0.12.

– Что это значит? – пробормотал он. – Где я?

0.12. первого дня цикла, если верить календарю. Он что? Переместился? Но почему Валера не почувствовал? Подействовало лекарство? Тикать отсюда, быстро тикать!

Валера спешно зашагал в сторону шоссе.

Я живу в октябре (V)

Новый цикл я встретил с похмельем. «Пора завязывать», – мрачно подумал я. – «Ну сколько можно? Коршунову привычно, а я?» Кряхтя, как старый дед, я дополз до кухни, и налил воды из чайника.

– Ну выпил литр, ну два, но напиваться-то зачем, – хрипло выговорил я старую шутку.

Что-то мне вчера Коршунов про масонов опять задвигал. Или нет? Масоны запустят ракеты на Луну. Или правильно – по Луне? Или не масоны?

Я схватился за голову. Мир медленно приходил в норму. Читал я тут как-то у «баррибеара» байку про какого-то афганского новуса, который напился до чёртиков и стал нашим. Но теперь каждый раз в полнолуние перемещается прямиком в свой прошлый пьяный угар. Барри описал эту страшилку так складно, что даже вопросов задавать не хотелось. Хотя, какой у них там алкоголь? Сплошной шариат и террористы пополам с войной. Или он про американского солдата писал?

В висках ломило и понял, что в этот раз без цитрамона не обойтись. Коршунов как-то учил опохмеляться, но при мысли об алкоголе меня тут же затошнило. К тому же, водка с утра – верный показатель алкоголизма. Так что спасибо, нет.

Я выпил таблетку и плеснул в лицо холодной воды. Меня опять замутило, и пришлось немного постоять над раковиной, пережидая спазмы. Где-то звонил оставленный телефон. «Кому неймётся?» – вяло подумал я. – «Димка что ли. Или…»

– Ай!

Голова больно боднулась о смеситель.

– Где ты, где ты, – забормотал я, потирая ушибленное место.

Телефон звонил сверчком, не показываясь на глаза.

– Прячешься, зараза!

Я скинул с кухонного стола журнал, посмотрел под полотенцем, зачем-то заглянул под стол. Мобильник умолк и тут же зазвонил снова.

– Вот ты где.

Телефон мирно лежал у электрического чайника.

– Алло-алло!

– Привет, Алекс.

– О, Рита!

– Плохо тебя слышу.

– Я здесь-здесь. Как дела?

Меня опять накрыло, и я присел на табуретку.

– Я хочу с тобой увидеться.

Она была серьёзна до невозможности. Мы договорились встретиться в кафе напротив её дома. Место там было проходное и бестолковое – столиков много, официанты во время завтраков бегают, как очумелые. Не люблю я это место, и вместе с Риткой мы туда никогда не заходили. Но, видимо, единственный плюс заведения в виде расположения пересилил минусы.