Я живу в октябре

– Честно говорю, пою я плохо – успел я шепнуть удивлённой Рите и покорно подсел к Димке.

Тот немедленно начал низким красивым баритоном:

– В этой деревне, на этой веранде…

Мне тоже нравилась эта песня. Что–то в ней было из нашего – хомо новусского: и тоска, и луна, и хмельная жажда жизни.

– Соль океана была в этой песне,

Пьяный матрос и летящее судно…

Дима сделал томительную паузу, и мы грянули припев:

Падали звезды, скрипели ворота,

Плакала свечка на глиняной плошке —

Пьяный матрос не хотел возвращаться

Ни по земной, ни по водной дорожке.[2]

Краем глаза я видел, что Рита тихонько подпевает, это меня воодушевило. Пожалуй, это можно засчитать, как очко в мою пользу. Мы спели с Димой ещё одну песню, но от третьей я улизнул.

Рита и Неля сидели на больших качелях и о чём-то оживлённо болтали. Рита заметила мой взгляд, легонько кивнула, но общения не прекратила. Что делать с девичьими разговорами я совершенно не знал, поэтому направился к столам, где успели образоваться тарелки с жареным мясом.

– Как твоя подруга? – спросил меня Родион.

– Хорошо. Мне кажется, осваивается.

– Она немного боится собственной глубины, – заметил Родион. – Пишет замечательно.

– Она читала тебе свои стихи? – поразился я.

Родион сделал большие глаза. Развить эту тему у нас не получилось, так как подтянулась пара из Екатеринбурга и начала расспрашивать у Родиона об обычаях марийского народа. Мне это всё слушать не хотелось, и я присел за стол.

Мне вдруг подумалось, что неплохо было бы провести всемирный слёт хомо–новусов. Точнее 6 слётов – так, чтобы можно было бы собрать в один день представителей двух месяцев по образцу того, как состоялось на свадьбе Димы и Нели. Нужно будет ещё определить удобное для всех место – так чтобы добраться на самолёте с минимальной потерей времени. Проводятся же у обычных людей всяческие конференции и встречи? Назвать как-нибудь замысловато – «Новускон», например. Прикольная идея, надо будет ею Барри заразить. Новускон! Ай да Алекс.

Я заметил, что Неля встаёт с качелей и поспешил занять её место.

– Как тебе Неля? – спросил я Риту.

– Хорошо. Кажется, она счастлива.

– О, да. Им давно пора было пожениться.

Некоторое время мы молча покачивались. На улице совсем похолодало, и Дима зазывал всех в дом. Там, в освещённых окнах, виднелись фигуры, и доносилась музыка. Кажется, гости затевали танцы.

– Удивительно, – сказала Рита. – Настоящее общество из, как ты говоришь, хомо новусов. Если бы сама не попала – ни за что бы не поверила. Да и сейчас не верю.

– То ли ещё будет, – загадочным голосом сказал я.

Я пытался намекнуть на приятные приключения, но она опять всё поняла по-своему.

– Страшно. Не знаешь, чего ждать.

– Только хорошего, – сказал я и приобнял Риту за плечи.

– А что будет с этим домом? – спросила она. – Что будет с ним после полуночи?

– Они договорились об аренде на неделю. Так что спокойно все разъедутся.

– Но как же так? Ведь в этом месяце всё должно быть иначе? Или всё-таки можно менять время?

– По-разному получается. Иногда всё откатывается назад безвозвратно, но, как правило, пару дней сохраняются наши действия. Зачем ты об этом думаешь?

Рита повернулась ко мне.

– Много загадок, – пожаловалась она. – Я ничего не понимаю.

– Всё будет хорошо, – повторил я и поцеловал её в губы.

Мы долго целовались на качелях, пока нас не позвал Димка.

[1] Литания против страха из книги Ф.Герберта «Дюна» в переводе П. Вязникова

[2]Юнна Мориц — В этой деревне, на этой веранде

Я живу в октябре (IV)

Наверное, это был лучший год в моей жизни. И это невзирая на то, что мы могли встречаться с Маргаритой чуть меньше суток в месяц. У меня было много времени на то, чтобы пережить каждое свидание и подготовиться к следующему. Не знаю, считаются ли такие встречи отношениями на расстоянии, учитывая, что, в общем-то, географически мы рядом. Обычно к таким связям относятся скептически (насколько я могу судить по прошлой жизни и молодёжным журналам), но мне всё нравилось. Пожалуй, хорошо, что я жил позже Риты, у меня не возникало соблазна нарушить запрет и увидеть её до превращения. Сама же Маргарита на такое вряд ли была способна, слишком она была привержена правилам, которые искала и находила всюду.

Всё, что ей говорили наши «старички», она принимала за чистую монету. После казанской свадьбы она стала часто ездить к Неле. Кажется, Нелька заняла место кого-то вроде старшей сестры. Не знаю, что они говорили обо мне, но Дима как-то в телефонном разговоре обмолвился:

– Приятель, ты там понежнее с Риткой, а то меня жена изводит.

– Чего? Да я с неё чуть ли не пылинки сдуваю.

– Не в обиду, Алекс. Нелька беспокоится, что ты давишь на Риту своим авторитетом. Она же совсем недавно стала нашей.

– Передай жене, что у меня всё под контролем. И ещё, что я могу обидеться.

– Ладно-ладно.

Что именно имела в виду Нелька, для меня осталось загадкой. Никаким давлением я не занимался. Мы встречались, гуляли, целовались. Дядя Кеша ещё после Казани прямо спросил, переспали мы или нет. А когда услышал отрицательный ответ, настойчиво советовал «не мямлить».

– Дядя Кеша, – говорил я. – У нас развиваются отношения, я не хочу её спугнуть. И вообще, если по дням посчитать, то мы встречаемся-то…

– Ты о чём, бухгалтер? – перебил он меня. – Ты мужик или кто? Вы сейчас как Адам и Ева, рядом никого.

– Яблочком угостить хочешь? – обиженно огрызался я.

В общем, если и было давление, то это было разнообразное давление общественности. Между собой мы с Ритой ничего подобного не обсуждали. Как-то было неважно, нам хватало и других тем.

Однажды вечером мы задержались у Риты дома. У нас часто случалось так, что время летело совершенно незаметно. Вот и в этот раз, когда мы опомнились, до прихода Риткиной мамы оставалось минут двадцать (она приходила без пяти одиннадцать). С Галиной Львовной я пару раз уже знакомился и повторять этот опыт ближе к ночи мне совершенно не хотелось. Вообще, это странно и напряжённо всякий раз как в первый, знакомиться с мамой любимой девушки. В обычном линейном времени подобное могло случиться только, если Галина Львовна была бы в глубоком маразме.

Судорожно собираться и уходить не хотелось, а расставаться и терять полтора-два часа было слишком расточительно.

В общем, пришлось тщательно прибрать все мои вещи за пределами Риткиной спальни.

Мы молча лежали, держась за руки. Перед нами в таинственном лунном свете жила своей жизнью стена с фотографиями и гербарием.

За дверью ещё было тихо, но я сказал на всякий случай шёпотом:

– Я понял, на кого у тебя папа похож.

– На кого? – спросила она после паузы.

– На этого советского барда. Который в Штирлице играл.

– Визбор?

– Кажется, да.

Мы лежали под одеялом, выставив наружу только головы. Было удивительно хорошо.

– Я буду думать, как нам провести следующий день.

– Он будет через месяц, – напомнила Рита.

Вот всегда она так. Никак мне не получается разбудить в ней оптимизм.

– У меня есть месяц на подготовку!

Мы помолчали.

– Лежим и ждём твою маму, – хмыкнул я. – Забавно.

– Она, если видит, что у меня темно, старается побыстрей уйти к себе. Дверь помнишь, как открывается?

– Ты меня уже выгоняешь?

– Тебе же одному придётся уходить.

– Да я понял, шучу же. Справлюсь с дверью, не переживай. Главное, чтобы Галина Львовна меня не застукала.

Снова возникла пауза. Я постарался угадать, о чём думает Рита, но не преуспел. Думала она, оказывается, совершенно о постороннем:

– Ты прав насчёт родителей. Почти не чувствую никакой связи, будто она и не живой человек уже, а тень. Или это я тень, не знаю.

– Лучше сосредоточиться на том, что я прав.